Прогулки на крыше были моральной пыткой.
Почему-то на крышу (основываюсь только на личном опыте) выводили по вечерам, после отбоя, когда было уже темно. Над высокой оградой загонов было видно небо, подсвеченное огнями Москвы, слышались шелест шин, гудки автомобилей, звонки трамваев и другие звуки городского шума — звуки мира, из которого были вырваны люди, шагающие вдоль стен с руками за спиной. Слышать эти звуки было и отрадно: значит, есть в мире еще что-то, кроме внутренней тюрьмы, и мучительно, так как следователи всем обещали, что в этот мир возврата нет…
Прошлое с течением времени неизбежно становится объектом научных исследований историков, фантазий романистов, а также любопытства самых широких слоев народа, и как отклик на это появляются соответствующие исторические музеи.
Вокруг Лубянской площади и Большой Лубянки сохранилось много зданий, связанных с деятельностью органов в эпоху ленинско-сталинских репрессий, редкий по концентрации и целостности исторический комплекс, невольно вызывающий мысль о музее. Эту идею обсуждали в «Мемориале», но оказывается, она посетила головы не только бывших жертв репрессий.
В московской газете «Вечерний клуб» от 26 февраля 1998 года напечатана информационная заметка под названием «Добро пожаловать на Лубянку»: «По инициативе и при участии Министерства внутренних дел России на карте столицы появился новый экскурсионный маршрут. Он начинается на Лубянке, в здании культурного центра МВД. За сценой его концертного зала когда-то располагался кабинет Дзержинского — от него сохранился вмонтированный в стену сейф. Холл до сих пор украшает зеркало, в которое оглядывал себя Лаврентий Берия. Для туристов воссоздан интерьер кабинета сотрудника НКВД 30–40-х гг. Продолжается маршрут в лубянских подвалах. Здесь со временем предполагается открыть музей памяти жертв репрессий и даже поместить в нем восковые фигуры».
Поле на великой дороге
К. В. Лебедев. Встреча Владимирской иконы Божией Матери на Кучковом поле в 1395 году. Рисунок конца ХIХ в.
После дома Трындиных на Большую Лубянку выходит Большой Кисельный переулок — главная улица старинной Кисельной слободки, в которой жили кисельники, варившие ритуальное кушанье кисель, употреблявшийся при поминках по умершим. В этом районе, где находились поблизости один от другого три монастыря со своими кладбищами — Рождественский, Варсононофьевский и Сретенский, спрос на кисель был постоянный и устойчивый.
Впрочем, кисель на разной основе — овсяный, ржаной, пшеничный, гороховый, ягодный — вообще был в старину не только ритульным, но и вообще широко распространенным и любимым кушаньем. Недаром же о нем сложено много пословиц: «Где кисель, там и сел», «Киселем брюха не испортишь», «Киселю да царю всегда место есть». Настоящий кисель требует для своего приготовления большого мастерства и опыта, есть в этом ремесле и свои секреты.
А на другой стороне переулка, на углу, стоит следующий дом по Большой Лубянке под № 15, — основательное, строгое и красивое общественное здание для солидных контор и магазинов, построенное в начале XX века в стиле рационального модерна. Оно было построено в конце 1880-х годов выдающимся архитектором А. С. Каминским, о котором уже не раз упоминалось в этой книге, и в 1914–1917 годах перестроено, но с сохранением общего характера и декоративных деталей прежнего здания известным архитектором московского модерна А. Л. Остроградским. До революции последним владельцем этого дома был личный почетный гражданин Иван Сергеевич Романов — Представитель Общества Брянских заводов. После революции в доме помещались различные организации, общежития, часть дома была перепланирована под жилые квартиры, торговые помещения занимали магазины.
Далее практически весь квартал занимают постройки Сретенского монастыря. Этот квартал является древнейшим преданиями и документально отмеченным достопримечательным местом Москвы самого раннего времени ее истории, эпохи основания города. В преданиях и летописях оно называется Кучковым полем. Было оно местом народных сборищ жителей окрестных деревень, местом веча и обсуждения разных общественных событий и проблем.
В его названии сохраняется память о легендарном владельце здешних мест «болярине некоем, богатом суще» Стефане Ивановиче Кучке, которого, по преданию, в середине XII века убил князь Юрий Долгорукий, села его забрал в казну, а на Москве-реке, на Боровицком холме поставил «град мал, древян» и назвал его по имени реки — Москвой.
Самое раннее зафиксированное документом упоминание Кучкова поля относится к 1379 году, и рассказывает оно об эпизоде, видимо, неординарном и поэтому попавшем на страницы летописи, — о публичной смертной казни, совершенной на нем. «Того же лета, — читаем мы в Троицкой летописи, — августа в 30 день во вторник до обеда в 4-й час дни Иван Васильев сын тысяцкого мечем потят бысть на Кучковом поле у городу у Москвы повелением князя Великого», и далее летописец добавляет: «Бе множество народа стояща». Судя по этому сообщению, Кучково поле XIV веке в Москве играло такую же роль места публичного суда и расправы, какую позднее — в XVII–XVIII веках — Болотная площадь.
О преступлении Ивана Васильева сына Вельяминова летопись рассказывает достаточно подробно. Должность тысяцкого — начальника земской рати — существовала еще в Киевской Руси, князь ведал военными делами княжества, тысяцкий — гражданскими. С течением времени с усилением и расширением функций княжеской власти и включения в нее гражданских проблем должность тысяцкого в Московской Руси оказалась во многом дублирующей властные права князя и даже при некоторых обстоятельствах превышающей княжескую власть.
В княжение Дмитрия Донского московским тысяцким был Василий Вельяминов, человек в Москве уважаемый и близкий к князю. Он умер в 1374 году, и Дмитрий Донской после его кончины никого не назначил на должность тысяцкого, фактически упразднив ее.
Однако в Москве имелись люди, которым было выгодно двоевластие. Они составили заговор против князя. Летопись называет два имени его главных участников: сына прежнего тысяцкого Ивана Васильевича Вельяминова и богатого купца иноземца из города Сурожа (Судака) Некомата, грека или итальянца по нацинальности. Иван Вельяминов претендовал на отцовскую должность, хотя она никогда не была наследственной. Купец поддерживал и финансировал претензии молодого Вельяминова: в случае успеха он получал влияние в княжестве не только экономическое, но и политическое.
Заговор провалился, и оба главных заговорщика бежали из Москвы в Тверь к тверскому князю Михаилу Александровичу — постоянному сопернику московского князя в борьбе за право на великое княжение. Они уговорили князя Михаила предпринять новую попытку получить заветный ярлык и взяли на себя хлопоты в Орде у хана, в воле которого было назначить Великим того или другого русского князя.
В Орде Некомат и Вельяминов, даря богатые подарки хану, его женам и приближенным, сумели оговорить и оклеветать московского князя, что-де он и часть полученной дани присваивает, и измену замышляет, таким путем они убедили хана отобрать ярлык на великое княжение у Дмитрия и передать его тверскому князю. Вельяминов и Некомат вернулись в Тверь с ярлыком. Князь Михаил тут же напал на Московское княжество, чтобы проучить соперника и утвердить свое право. Однако князь Дмитрий не согласился с правом Михаила, московские дружины изгнали тверского князя из московских пределов, вторглись в тверские земли и осадили Тверь.
По заключенному миру московский и тверской князья каждый остался при своих владениях и правах. Кроме того, Михаил обязался выдать московскому князю изменников Ивана Вельяминова и Некомата. Последнее, правда, выполнить не удалось: Некомат убежал в Литву, а Иван Вельяминов укрылся в Орде. Иван Вельяминов продолжал борьбу против московского князя. В 1378 году у прибывшего из Орды «некоего попа» нашли отраву «злых зелий лютых мешечек», которая дана была ему Вельяминовым, чтобы извести князя Дмитрия. В то же время тайно проник на Русь и сам Вельяминов. Его выследили и схватили. Обвиненный в измене и умысле на жизнь князя Дмитрия, он был на Кучковом поле подвергнут казни, которую описал летописец.
Несколько лет спустя на Кучковом поле была поставлена деревянная церковь во имя преподобной Марии Египетской. Возможно, ее поставила семья Вельяминовых, которые, несмотря на преступление Ивана, не утратили своего положения при московском дворе: тогда еще была жива мать Ивана Мария — крестная мать сына Дмитрия Донского Константина, брат Николай, женатый на родной сестре великой княгини, и другие. Возведение церкви именно в честь Марии Египетской заключало в себе глубокий смысл.