«Неужели я забыла ему сказать? Вполне возможно, ведь в последние дни голова кругом идет».
— Должен был сам догадаться, — сказала Софи.
В таком случае приношу глубокие извинения, — сдержанно произнес он.
— Ладно, это не важно. — Софи внезапно вспомнила причину своей злости. — Как получилось, что ты не сказал мне о титуле?
— О, неужели Брексби так быстро все это провернул?
Софи смотрела на мужа, не веря своим глазам. Похоже, Патрик не знал о сегодняшнем решении парламента и обрадовался этому, наверное, меньше, чем если бы услышал, что его любимая лошадь выиграла скачки в Аскоте.
— Ты в своем уме? Я говорю о герцогском титуле! — Ее голос возвысился почти до крика.
— Понимаю, понимаю. Зачем же так громко? — Патрик поморщился. — Повторяю, я не знал, что лорд Брексби сумел так быстро провести это через парламент.
— Мог бы хотя бы намекнуть. — Софи душила ярость. — А сегодня эту новость мне сообщает герцог Камберленд. И был удивлен моим неведением. Буквально через несколько минут об этом знали все и тут же начали шушукаться. «Представляете, достопочтенный Фоукс не удосужился сообщить жене, что претендует на титул герцога». Каково мне было там находиться?
Патрик улыбнулся. Взяв жену за руку, он усадил ее в кресло.
— Я понимаю причину твоего негодования, но поверь, это действительно выскочило у меня из головы.
— Значит, выскочило из головы! — Софи мгновенно оказалась на ногах. — У тебя выскочило из головы, что ты собираешься стать герцогом? У тебя выскочило из головы, что неплохо бы об этом сообщить жене?
— Но к чему так раздражаться? — Патрик уже начал терять терпение. — Насколько я помню, ты всегда хотела иметь титул. А теперь твой драгоценный Брэддон несколькими рангами ниже. Что же тут плохого?
В комнате установилась напряженная тишина. Поведение Патрика было настолько возмутительным, что она никак не могла придумать нужного ответа.
— А почему ты решил, что я всегда хотела иметь титул? — наконец спросила она.
Патрик пожал плечами. Не затевать же сейчас разговор о Брэддоне.
— Трудно сказать.
Софи почувствовала внутри огромную пустоту, от которой сжалось сердце. Доводы супруга для нее были совершенно непостижимыми. Надо успокоиться.
Она снова уселась в кресло.
— Но все-таки почему парламент решил пожаловать тебе герцогство Гизл?
Патрик опять пожал плечами.
— Видимо, потому, что осенью я отправлюсь в Оттоманскую империю в качестве посла его величества. — Теперь Фоукс действительно почувствовал смущение.
— В Оттоманскую империю? К Селиму Третьему? Осенью? — удивилась Софи.
— Да. — Осведомленность жены Патрика не удивила. Он уже привык, что Софи очень образованная женщина.
— В таком случае я перееду обратно к матери, — тихо проговорила Софи, непроизвольно положив руки на живот.
— Это еще зачем? — вскинулся Патрик.
— А затем, что предстоят роды. Родится мой ребенок. Именно в начале осени. Мне кажется, что и это тоже вылетело у тебя из головы.
Патрика укололо, что Софи называет ребенка своим.
— Ты не переедешь к матери, потому что это неприлично, — неуверенно сказал он.
Софи прищурилась.
— С каких это пор вы стали заботиться о приличиях, ваша светлость? — Последние два слова она произнесла с особым нажимом.
Патрик вспыхнул:
— Софи, прости, что я не сообщил тебе о титуле.
«Ну что еще можно сказать? Признаться, что я действительно забыл об этом никому не нужном титуле? Но она, похоже, относится к этому совсем иначе. Вон какую бучу подняла».
— Теперь ты стала герцогиней. Разве это так уж неприятно? — Он отвернулся к камину. — Кстати, возможно, ты права, и тебе действительно лучше переехать к матери. Я буду отсутствовать несколько месяцев.
Софи пристально смотрела в спину мужу, не понимая, что происходит. Слезы настолько щипали глаза, что невозможно было терпеть. Она тяжело сглотнула и тихо вышла из комнаты. Вести разговор дальше не было никакого смысла.
На чем держалась Софи в следующие несколько недель, одному Богу известно. Ходить с высоко поднятой головой помогала врожденная гордость, но на душе творилось что-то ужасное. Даже успехи Мадлен не радовали.
Патрик теперь являлся домой очень поздно, так что на светские приемы ее сопровождала Шарлотта. Но ни она, ни Алекс не спрашивали, что случилось с Патриком. Кажется, и без того было ясно.
А вот Элоиза однажды потребовала объяснений. Они сидели за чаем, и Софи в очередной раз выслушивала рекомендации по поводу режима питания. Затем мать пристально посмотрела ей в глаза:
— Софи, дорогая, это из-за твоих иностранных языков?
Вначале она даже не поняла вопроса.
— Из-за каких языков?
— У вас с Патриком разлад из-за твоих иностранных языков?
Софи покраснела.
— О нет, мама. Во всяком случае, я так не считаю.
Взгляд Элоизы посуровел.
— Ты так не считаешь? Напрасно… Это я недоглядела, — воскликнула она через несколько секунд со страданием в голосе. — Ему не понравилась твоя образованность. Я угадала?
Софи грустно усмехнулась:
— Мама, языки тут ни при чем. Просто я ему не нужна, вот и все. Порой он забывает о моем существовании.
— Такого не может быть, — искренне удивилась Элоиза. Софи взяла мать за руку.
— Все не так уж плохо, мама. Я против этого вовсе не возражаю. У него свои развлечения. Ну и пусть. — Она пожала плечами. — Осенью он уезжает с дипломатической миссией в Оттоманскую империю и согласился, чтобы я переехала к вам.
Элоиза быстро вскинула глаза. Она была сейчас очень похожа на встревоженную орлицу.
— Я скажу об этом твоему отцу. Пусть решает. Значит, Фоукс считает, что жену можно бросить, как грязную рубашку в стирку? А как же ребенок? — Как всегда, Элоиза попала в точку.
Софи опустила голову. Глаза наполнились слезами. В эти дни у нее вообще глаза были на мокром месте.
— Пожалуйста, мама, не надо ничего говорить папе, — сказала она, сдерживая рыдания. — Пусть будет, что будет. Тут уж ничего не поправишь.
Элоиза усадила дочь на диван и обняла за плечи.
— Не беспокойся, родная. Думай только о себе и о ребенке и приезжай к нам осенью погостить, мы будем очень рады.
На руки Софи закапали слезы.
— Мне бы не хотелось об этом говорить… — Она вытерла слезы. — Он проводит ночи с любовницами, но я никогда не устраивала ему скандалов. Не в этом дело… Понимаешь, ему безразлично. Он вообще перестал приходить домой по вечерам, а потом… и потом он… никогда ничего мне не рассказывает… я даже не знала, что ему пожаловали герцога, что он собирается в Турцию, как раз в то время, когда я должна буду рожать…
— Успокойся, дорогая. — Элоиза гладила дочь по голове. — Не стоит обо всем этом вспоминать. — Неожиданно она выпрямилась. — Я горжусь тобой, моя дорогая. Горжусь, что у меня такая дочь.