Это было бы чудесно, как во сне: взмахнуть кинжалом и вонзить его в бархатный камзол этого человека, а потом смотреть на красное расползающееся пятно, видеть предсмертные мучения в его голубых глазах – но не раньше, чем Филипп взглянет в лицо своего убийцы и узнает в нем сына.
Потом он убежит – во Францию или, может быть, в Австрию.
Карлос уже подготовил хороших лошадей, на которых можно будет ускользнуть от преследователей; сказал Хуану и Гарсии, что вскоре эти лошади понадобятся ему, и приказал держать оседланной одну из них.
Тщательно разработав план покушения, он пошел исповедаться. Исповедь всегда доставляла ему удовольствие: стоя на коленях перед священником, он как бы заново переживал испытанное.
Он не хотел рассказывать священнику о своих планах, но не мог не вспомнить о них, когда отец Диего де Хавес торжественным голосом спросил у него:
– В чем вы желаете исповедаться, сын мой?
Карлос облизнул пересохшие губы. Одержимый идеей отцеубийства, в исповедальне он вдруг испугался. Прежде он говорил себе, что его поступок будет даже не убийством, а казнью, справедливым возмездием. Но сейчас ему представилось необходимым получить отпущение грехов. Он не хотел гореть в аду, если на небесах его великое деяние сочтут обыкновенным преступлением.
В конце концов, решил он, этот несчастный священник не осмелится выдать его. Он сказал:
– Я собираюсь убить человека и хочу получить отпущение грехов.
– Сын мой! Вы задумали убийство и говорите о прощении? Это неслыханно!
– Мне нужно отпущение грехов, а не ваши разглагольствования! – прикрикнул на него Карлос.
– Сын мой, убийство – смертный грех. Вы не только собираетесь совершить его, но и заранее требуете прощения! Подумайте, о чем вы говорите.
– Делайте, что вам приказано. Я принц, мне все можно.
– Сир, Господь выше всех принцев на свете.
– В таком случае, Господь простит меня, потому что Он знает, какого порочного человека я намереваюсь убить.
Отец Диего взмолился о том, чтобы ему были даны силы спокойно разговаривать с наследником престола, чье безумие, очевидно, перешло в новую стадию. Затем он сказал:
– Кого вы собираетесь убить? Я должен знать, прежде чем отпустить вам этот грех.
– Этот человек занимает очень высокое положение.
– Мне необходимо знать его имя. Так же, как и всех, кто вместе с вами участвует в заговоре.
– Это не заговор. Я один убью его. Ну давайте же, отпускайте мне грехи! А не то я живо разделаюсь с вами, святой отец.
– Я должен знать имя человека, на которого вы готовите покушение.
– Хорошо, вы его узнаете. Этого человека зовут Филипп. Он – король Испании!..
Эти слова нелегко дались Карлосу. Произнеся их, он упал без чувств.
Священник позвал на помощь, а чуть позже послал гонца к королю.
Весь следующий день Карлос ни с кем не разговаривал и ничего не ел. Он никак не мог вспомнить, что сказал накануне тому священнику.
Он лежал на постели. Под покрывалом он спрятал две шпаги – обе обнаженные, готовые к бою. Под подушкой лежали два заряженных пистолета. Карлос дрожал от возбуждения. Что же он все-таки сказал священнику?
В передней послышались голоса. Одной рукой он нащупал рукоять шпаги. Другую сунул под подушку.
Дверь распахнулась – в комнату бесцеремонно вошли несколько человек. Среди них был граф Ферийский.
Карлос приподнялся.
– Как вы смеете без предупреждения врываться ко мне! – закричал он. – Что вам здесь нужно?.. Эй, стража! Ко мне! Арестовать этих людей!
Граф Ферийский подошел к его постели и сдернул покрывало. Затем, прежде чем Карлос успел опомниться, одной рукой отшвырнул в сторону обе шпаги, лежавшие на простыне, а другой надавил на подушку. Подошедший солдат осторожно вынул из-под нее два пистолета.
– Как… как вы посмели! – задыхаясь от злости, прохрипел Карлос. – Вы забыли, что… я сын короля!
В этот момент в комнату вошел Филипп. Отец и сын с ненавистью посмотрели друг на друга. Карлосу показалось, что он еще никогда не встречал такого сурового выражения лица и таких холодных, безжалостных глаз, какие сейчас видел перед собой.
– Что… что угодно Вашему Величеству? – пролепетал он. Вместо ответа Филипп повернулся к людям, стоявшим за его спиной.
– Я передаю принца дона Карлоса в ваши руки, – сказал он. – Не выпускайте его из этой комнаты. Не выполняйте его распоряжений, прежде не посоветовавшись со мной. Держите его под домашним арестом.
– За что? – закричал Карлос. – Что я такого сделал? Я ведь не убил вас! Меня предали… Вы не можете так обращаться со мной!..
– Мне больше нечего сказать, – отрезал Филипп. Он направился к двери.
Карлос, не слезая с постели, встал на колени.
– Отец! – взмолился он. – Прошу вас… не держите меня под стражей. Дайте мне свободу! Если меня не выпустят отсюда, я убью себя!
– Себя убивают только сумасшедшие, – через плечо бросил Филипп.
– Я не сумасшедший… я всего лишь доведенный до отчаяния несчастный человек. Меня не любит никто, кроме… кроме… кроме тех, кого не пускают ко мне. Но это не меняет их любви ко мне! И вы ничего не сможете поделать… я всегда буду между вами! Я молод, король Филипп! Молод – а вы уже старитесь. Вам никуда от меня не деться… я обязательно кого-нибудь убью!.. Хотя бы – себя самого…
Уже подойдя к двери, Филипп оглянулся. Он уже принял решение, и Тайный Совет согласился с ним. Сейчас ему всего лишь хотелось в последний раз посмотреть на сына.
* * *Узнав о заключении Карлоса под стражу, Елизавета потупилась. Затем, не глядя на супруга, спросила:
– Могу я видеть его?
– Разумеется, нет.
– Я могла бы помочь ему. Он хорошо относился ко мне.
– Я знаю, – нахмурившись, сказал Филипп. Она подняла голову.
– Что с ним будет?
Филипп не ответил, но по ее расширенным от ужаса глазам понял, что она прочитала его мысли.
Ей хотелось закричать: «Филипп, вы не посмеете! Не посмеете убить вашего собственного сына!» Но она помнила слова клятвы, произнесенной им на аутодафе в Вальядолиде: «… и если мой сын станет еретиком, я сам принесу хворост и подожгу под его ногами». И думала, что он не сможет выполнить это обещание.
Она не высказала своих мыслей вслух – отчасти ему все-таки удалось сделать из нее испанку.
Больше они ничего не могли сказать друг другу. Между ними стоял Карлос.
Магистр Оливарес пожелал говорить с королем наедине.
– Ваше Величество, принц Эболийский довел до моего сведения некоторые свои соображения относительно дона Карлоса.
– В каком состоянии он застал моего сына?
– Сир, ваш сын очень болен – неизлечимое помутнение рассудка.