– Какой? – спросил я.
– Мы подпалили их фургоны – сколько успели,ответил Хакимба.
– А барахло и бабы? – поинтересовался Гарольд.
– Все, что нам нравилось – женщины, утварь, мы забрали с собой, остальное – подпалили, а женщин, которые нас не устраивали, оставили раздетыми рыдать у повозок.
– Это предполагает войну на многие годы меж народами фургонов, да? – спросил я.
– Вовсе нет, – возразил Конрад. – Паравачи захотят вернуть своих босков и женщин, и, возможно, за определенную мзду им удастся это сделать.
– Это – мудрое решение, – заметил Гарольд.
– Не думаю, что впредь им захочется убивать босков или двурушничать, – заключил Хакимба, и я мысленно согласился с ним.
К вечеру с паравачами было покончено. Их остатки рассеялись по степи. Мы с Гарольдом отправили гонца к Камчаку с известием о победе. Спустя несколько часов вслед за ним в Тарию должны были направиться кассарская тысяча и тысяча катайев, выделенные Хакимбой и Конрадом в помощь ему.
Было решено, что с утра тачаки перегонят повозки и стадо подальше в степь. Боски перестали доиться от запаха смерти. Вокруг лагеря вовсю шелестели травой неутомимые любители падали – маленькие бурые урты.
Куда тачаки направятся в своем кочевье потом, должен был решить Камчак.
Войска кассаров и катайев расположились раздельно от нас и друг от друга. Наутро они собирались возвращаться к своим лагерям. Все три племени на ночь выставили дозорных, которые время от времени сообщали обстановку в лагере другого племени.
Всем не терпелось вернуться к местам основных стоянок-так было спокойнее. Не то чтобы народы фургонов не доверяли друг другу и в эту ночь, но кочевая жизнь, полная войн и набегов, приучила их к осторожности.
Мне же хотелось скорее вернуться в Тарию. Гарольд добровольно вызвался остаться в лагере за начальника, пока ему не пришлют замену. Меня же влекло в Тарию одно важное неоконченное дело, и я горел желанием вернуться туда при первой же возможности. Я решил отправиться утром.
Вечером я разыскал старую повозку Камчака, разрубленная и раскуроченная, она не была сожжена, но ни внутри, ни вокруг мне не удалось обнаружить следов пребывания Африз или Элизабет. Не было их и в проломленной перевернутой клетке, в которой Камчак имел обыкновение их держать и где я видел их последний раз. Одна из спасшихся женщин сказала мне, что во время первого нападения паравачей клетка была пуста, Африз сидела в повозке Камчака, а «маленькая варварка», так тут звали мисс Кардуэл, к тому моменту давно уже была в другом месте. Африз досталась паравачам, а что случилось с Элизабет, женщина не знала. Из того, что Элизабет отослали в другой фургон, я заключил, что Камчак её продал кому-то. Мне стало любопытно – кто теперь её хозяин? Ради собственного блага ей бы следовало угождать ему. Хотя не исключено, что подобно Африз она тоже попала в руки паравачи.
Я заглянул внутрь нашего старого фургона, чувство горечи и боли нахлынуло на меня. Обшивка каркаса была отодрана во многих местах, ковры, кайвы, седла украдены, сорванные занавеси валялись грязной кучей на искореженном, разломанном полу. Золото и драгоценности, дорогие блюда, чаши и кубки пропало все, лишь в щелях пола и у оснований изогнутых опор каркаса то здесь, то там виднелись оброненные монеты или мелкие драгоценные камни.
Здесь же валялось несколько не имевших особой ценности предметов, но мне они были дороги как память медный ковшик, которым пользовались, готовя еду, Африз с Элизабет, оловянная коробка из-под желтого тарианского сахара – теперь она была смята, а её содержимое валялось рядом. Был тут и странный, внушительного вида серый кожистый предмет, он некогда служил Камчаку седалищем, мне вспомнилось, как однажды Камчак пнул его и тот перелетел через всю повозку, чтобы я смог рассмотреть его поближе.
Камчаку нравилась эта странная вещь, и мне подумалось, что он будет рад узнать, что она не пропала, подобно другим, в бездонных мешках паравачских грабителей.
Я задумался над судьбой тарианки Африз. Насколько я понимал, Камчака мало интересовала его рабыня в последнее время, но я за неё волновался.
Если бы не сострадание и не чувство справедливости, то я бы желал, чтобы её красота спасла ей жизнь хотя бы в качестве рабыни паравачей.
Естественно, судьба мисс Элизабет Кардуэл-хорошенькой секретарши из Нью-Йорка, так бесцеремонно и так необратимо вырванной из привычной городской жизни родного ей мира, меня волновала не меньше.
Измученный событиями этого дня, я лег на дощатый пол разграбленного фургона Камчака и мгновенно уснул.
Глава 24 КОМАНДИРСКИЙ ФУРГОН
Большая часть Тарии находилась под контролем тачаков. Вот уже несколько дней она была объята пожаром.
Наутро после битвы у фургонов я вскочил на свежую каийлу и отправился в Тарию. Через несколько пасангов я встретил фургон с моим тарном и воина, охранявшего боевую птицу, медленно ехавшего в сторону лагеря. За ним двигался фургон с тарном Гарольда и сопровождающим его охранником. Я оставил каийлу тачакам, перебрался на тарна и вскоре уже различил вдали возвышающиеся стены Тарии и окутывающий их дым.
Дом Сафрара все ещё держался, а на крыше главной башни виднелись обороняющие её тарнсмены Ха-Кила. Помимо этой цитадели в городе остались не подавленными считанные очаги сопротивления, где тарианцам ещё удавалось хоть как-то сдерживать натиск нападающих. Мы с Камчаком полагали, что теперь Сафрар должен улететь из города в самое ближайшее время, поскольку теперь ему было совершенно ясно, что удар паравачей по фургонам и боскам тачаков не достиг цели и Камчак не увел свои войска из Тарии. Кроме того, на стороне тачаков теперь выступали катайи и кассары, и дальнейшее развитие событий не могло не приводить Сафрара в ужас.
Единственной причиной, по-моему мнению, которая ещё способна была удержать Сафрара от бегства, являлось его ожидание какого-то события чрезвычайной важности: вполне возможно, прибытие на тарне серолицего человека, перед которым у него было обязательство во что бы то ни стало сохранить золотой шар. К тому же, если его дом будет взят приступом и торговец, таким образом, будет подвергаться опасности, у него останется возможность улететь в самый последний момент, бросив своих слуг и защитников на произвол судьбы.
Я знал, что через гонцов Камчак был в курсе всех дел в фургонах тачаков, и не стал сообщать ему ни о разграблении, которому подвергся его собственный фургон, ни о судьбе Африз и Элизабет Кардуэл, которую, что казалось мне совершенно естественным, он вполне мог давно продать. Интерес же мой к подобным вещам он со своим типичным для тачаков складом характера непременно должен был воспринять как вмешательство в его личные дела и непростительную дерзость. Придет время, и я узнаю-если будет возможность – имя её нового хозяина какимлибо косвенным способом, не обращаясь непосредственно к Камчаку; гораздо хуже, если при нападении она попала в руки паравачей – тогда поиски её следов сильно осложнятся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});