Но Доэ! За что же расплачиваться ей?
Вадим снова увидел призрак двухлетней девочки, мечущийся по пустырю, обагренному кровью, в поисках мамы и папы…
Чистые васты — эти равнодушные боги — безусловно, могли бы стереть его и Доэ в мгновенье ока из вселенской памяти.
Но они только наблюдают: а что будет дальше? Какой абсурд! Разве им, абсолютным, неизвестно все наперед?
А те, что гонялись за ним на своем агрегате, — конечно, они понимают, как он слаб, и тоже играют с ним, щекочут пятки и ждут, когда он остановится сам.
Сильные любят игры.
Он тоже недавно чувствовал себя всесильным, и что двигало им в тот час, как не азарт игры? Этот азарт и был тем самым Неведомым Нечто, которое влекло его к тайнам вселенной.
— Доэ, забери мою силу…
«Замолчи ты!»
Впереди — Алехар, удивительный мир, на который так уповает Доэ.
Алехар — это то место, где могли бы жить миллиарды рас. Но этот мир пуст. Он как прекрасный газон, по которому запрещено ходить.
До Алехара лететь ещё долго. Даже если хватит сил добраться, то нет шансов пробиться через толщу черни. Хотя Доэ и говорит, что она что-то придумает…
Черт! Как же зовут того парня, который возглавляет Кантарат? Имя какое-то диковинное…
Память! Мозги! Что происходит?
Происходит ужасное, как будто вримы влезли в само его существо и крошат изнутри.
— Я начинаю забывать! Что это, Доэ?
«Со мной то же самое, — быстро отвечает она. — Похоже, у них доступ к нашему прошлому».
— Можешь с этим что-нибудь сделать?
«Нет, — спокойно отвечает Доэ. — Когда-то меня вычислили кантаратские. Подсели на отрезок прошлого, стали его менять. Харт выручил…»
Вадим вдруг осознает: жизнь Доэ для него такая же загадка, как и прежде. Нет, гораздо более непостижимая!
Харт? Кажется, он на стороне Доэ. Почему же так просто он оставил их в столь трудную минуту?
Широкая безвременно-беспространственная полоса преследует их, в её эпицентре мчится агрегат вримов, а внутри, в самом мозге Вадима, поселилось тление, оно разъедает, как щелочь, образуя маленькие очаги пустоты, которые затем сливаются в более крупные, и в этих очагах исчезают кусочки жизни.
В какой-то миг Вадим увидел себя за рулем своей старенькой «тойоты», почивающей в далеком поверхностном слое оболочки, невдалеке от его крепко спящего тела.
Мчится мимо стена.
В окне, повторяющемся как кадр киноленты, — силуэт женщины-наблюдателя. Нет, это не женщина-хомун. Кто-то совсем иной природы.
Женщина поднимает руку, указывает на Вадима, а из-за её плеча высовывается чья-то голова…
Слишком мало сил!
Но почему ему прежде так везло?
Ведь он и тогда не искал всесилия, не уходил от вины. Может, прежде он жил в долг? Кто-то хотел дать ему надежду, чтобы потом, посмеявшись, отобрать ее?
Он наследил в чистой васте. Конечно, персоназы теперь тоже за ним непрерывно наблюдают.
А может, три первопричины рассорились в нем, и теперь соединение трех кровей стало нестойким?
— Доэ! Забери мою силу, пока я не развалился… Иначе… будет поздно…
Ну почему она не хочет это сделать?
Как же он теперь понимает того персолипа, которым сам пренебрег.
— Доэ! — стонет Вадим (и испытывает к себе отвращение).
Затрещина, которой Доэ наградила Вадима, была настоящей жертвой истине. Скорость движения упала. Пятки тут же почувствовали прикосновение смерти. Все. Игра окончена, но в Вадиме срабатывают какие-то глубинные резервы. Он выталкивает себя и Доэ на полшага вперед и сам останавливает время. Почти останавливает. Даже вримы, преследовавшие его, превращаются в уродливую окаменевшую медузу. Доэ тоже застывает, возможно, она не хочет потратить остатки сил на сверхускорение.
— Племянница Крапса! Именем твоего дяди, который стал моим учителем! Взываю к тебе! — восклицает Вадим.
(Нет, сознание его ещё рыдает; это ажна приходит на помощь.
Ажна начинает вдруг говорить на языке пространства.)
— Племянница Крапса, помоги спастись… Я знаю, это вы, стихии, дающие чистым вастам силу, создали Доэ. Пусть ваше действие и не было осознанным, вы в своей глубине понимаете, что вселенная не должна быть генератором. Зачем совершенным вастам дополнительная сила? Чтобы стать больше? Да ведь они и так абсолютны! Им не нужна сила, в их вастах нет свойства рассеивания силы!.. И ты тоже это знаешь!.. На самом деле, было бы полезно, если бы Вселенная превратилась в сад. Смотри, вот перед тобой девушка-хомун, которая сделала первые изменения… Помоги нам, племянница Крапса! Останови эту смерть, она движется за нами!
Будто раскат грома, откуда-то донесся ответ, но творящее подсознание не смогло его перевести (язык пространства был куда сложнее других вселенских языков; Крапс говорил с Вадимом на языке хомунов и научил лишь нескольким десяткам слов).
Расин напрягся. Он не мог видеть будущего Доэ, поскольку они сейчас находились в разных временных потоках. Он просто ждал.
И вдруг между преследователями и жертвами выросла пелена пространства. Затем ещё один слой. Теперь это была уже стена. Она становилась все толще и толще, постепенно отдаляя вримов и Вадима с Доэ друг от друга. Не успел Вадим перевести дыхания, как вримы превратились в едва заметную точку, а затем и вовсе скрылись из виду.
Вадим восстановил нормальную скорость и через мгновение заключил Доэ в объятия.
— У тебя есть союзник, — радостно воскликнул он. — Стихия пространства… Она женщина, как и ты. И она нам помогает.
Доэ хотела ответить, но глаза её внезапно округлились.
— Берегись!
Расин оглянулся.
Тяжкий удар отбросил его в сторону. Не останавливая движения, Вадим сделал вираж и, облетев Доэ, накинулся на соперника.
Это был врим. Драмин Хи? Тот самый кашатер времени, что хотел совершить переворот?
Врим принял удар и даже не покачнулся. Разноцветный туман вился вокруг его тела, и под этим туманом просматривалась материя сжатого времени.
Хи нанес три молниеносных удара. От первых двух удалось уйти, третий деформировал грудную клетку и отбросил Расина назад.
Продолжая вращаться, Вадим попытался сделать с остатками костюма то, что они делали с Доэ в горах ледяного сердца. Защитная оболочка получилась очень тонкая, но она была плотнее костюма и могла хоть немного защитить тело от разрушения.
— Просто сдайтесь, коллега, — посоветовал Хи, когда Вадим остановил вращение.
В следующий миг удар, нанесенный Доэ, снес вриму часть головы.
В ответ на это Хи раздулся вдвое, деформировался, стал похож на столб с перекладиной. Перекладина начала вращаться, концы её налились, превратились в гири. Вращения убыстрились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});