подошел к барной тележке. Было пять часов. Утра, само собой, но я никогда не позволял, чтобы семантика становилась для меня препятствием.
– К ней заявился Пакстон Вейтч. – Я налил коньяк в кубок на один палец, не сводя глаз с золотистой жидкости.
Сэм, прихрамывая, подошел ко мне с непроницаемым выражением лица.
– Он в городе?
– Ты должен был об этом знать.
– Ты велел не следить за ним. И сказал об этом предельно конкретно. – Он прислонился к стене, наблюдая за мной.
Он был прав. Я так долго отвергал предположение о том, что Пакстон Вейтч представляет угрозу для моего брака, и даже не думал, что мне докажут обратное.
– Ты должен сесть ему на хвост, – распорядился я. – Выяснить, зачем он здесь. Чего хочет.
– Я могу прямо сейчас сказать тебе, зачем он здесь. Он здесь, потому что его бывшая жена недавно вышла замуж за представителя одной из богатейших семей страны, а еще потому, что он алчный ублюдок. Хочешь, чтобы я окончательно разобрался с ним? – Он поднял брови.
Инстинкты подсказывали мне согласиться.
Велеть Сэму прикончить его, покромсать на куски и выбросить в океан.
Необязательно в Атлантический – он слишком близко. Индийский океан – неплохой вариант.
Я еще никогда не обращался с подобным запросом, но, в случае с Вейтчем, был готов сделать исключение. Я отказался дать своей жене единственное, о чем она когда-либо меня просила – любовь, и тем самым отправил ее прямиком в объятия бывшего мужа, который наверняка всю ночь заливал ей лирику.
А я, можно сказать, перевязал ее лентой с бантом и вручил ему.
И все же я, хоть тресни, не мог так с ней поступить.
Убить ее безмозглого бывшего мужа.
И неважно, как сильно мне хотелось убрать его с глаз долой.
Я помотал головой, так сильно сжав кубок, что он потерял форму, и жидкость пролилась на пол. Сэм сохранил невозмутимое выражение лица, будто бы я вовсе не погнул золотой кубок в кулаке. Я бросил его на пол, вернулся к бару и взял салфетку. Насухо вытер ладонь от алкоголя и крови.
– Не трогай его. Просто выясни все, что сможешь. Где он живет, чем занимается, что замышляет. Я сам с ним разберусь.
Сэм кивнул.
– Займись этим сейчас же. Брось все остальное.
Еще один кивок.
– Хочешь знать что-то еще?
Да, я хотел знать, правда ли теряю Персефону, но это было вне компетенции Сэма.
– Просто делай свою чертову работу. – Я отвернулся и поднялся обратно в свой кабинет.
Я снова выругался.
Но на сей раз никто не удивился.
Я начал раскрываться, ломаться, трескаться и разлетаться вдребезги.
Я менялся.
Чувствовал.
И мне это претило.
Оставшуюся часть дня я провел в притворстве.
Делал вид, что присутствую, делал вид, что работаю, делал вид, будто мне наплевать.
Я присутствовал на собраниях, отчитывал сотрудников, просматривал квартальные отчеты и ходил с Дэвоном на обед, во время которого мы выстраивали стратегию защиты на судебном заседании против «Зеленой жизни».
– Не стоило мне есть сашими. Теперь живот сводит, – пожаловался я, когда мы разошлись у выхода из ресторана.
Дэвон громко хохотнул.
– Сашими были что надо. А болезненное чувство у тебя в животе – это огромная тоска. Перси все еще живет в своей квартире на Содружества?
Я даже не удостоил его ответом. Огромная тоска – это то, что испытывали девочки-подростки к Арми Хаммеру. А единственное, что было огромным у меня – красовалось между ног.
В шесть часов я решил, что с делами на сегодня хватит. Поехал домой, припарковался, а потом заметил «Теслу» Персефоны у главных ворот.
Выключив двигатель, я вышел из машины и ощутил какое-то странное, теплое шевеление в животе.
Пищевое отравление. Гребаная сырая рыба. Я смотрел документальный фильм об этом. Небось, подхватил глистов размером с кишечник.
Размеренно шагая к входной двери, я заглянул в окно. Заметил жену, которая стояла возле лестницы, опустив изящную ладонь на перила.
На ней было белое платье, светлые волосы струились по плечам прямо до поясницы. Порочный ангел с золотой короной вместо нимба.
Мурашки пробежали от пальцев ног до головы.
Я обошел парадный вход, стараясь рассмотреть ее получше. Увидел, как она разговаривает с Петаром, повернувшись ко мне спиной. Петар стоял прямо напротив окна, за которым я слонялся. Он заметил меня. За считаные секунды печаль на его лице сменилась удивлением. Я не славился тем, что прятался в кустах и подглядывал за людьми. Особенно за теми, кто находился в моем же гребаном доме.
Петар открыл рот, видимо, чтобы сказать ей, что я здесь. Я помотал головой. Он захлопнул рот.
Почему она здесь?
Догадайся, придурок.
Она пришла поблагодарить меня за деньги, развод и мой полный энтузиазма член, собрать оставшиеся вещи и умчаться в закат вместе с Пакстоном на «Тесле», которую я по собственной дурости ей купил.
К сожалению для Цветочницы, я не собирался играть ей на руку. Больше не собирался. Если она хочет разрушить наш брак, то ей придется пройти долгий, медленный, мучительный путь. Я не дам ей шанса отделаться одним выстрелом.
Воспоминания о моем визите к Колину Бирну всколыхнуло во мне жажду крови.
«Вейтч и сам хотел сделать свою жену шлюхой, пока не свалил! Он хотел похитить ее и передать мне».
Я в точности помнил его слова.
Мне еще никогда не хотелось убить человека так сильно, как хотелось пустить пулю в череп Пакстона Вейтча.
Достаточно было войти в дом и рассказать ей.
Вот так все просто.
Но я знал, что это причинит ей боль.
Сломит ее дух.
Даст ей понять, что человек, с которым она решила провести всю оставшуюся жизнь, хотел ее продать.
Ужасно неподходящее время для обретения совести.
Я развернулся, снова сел в машину и набрал Сэма.
– Дай мне адрес Пакстона.
Я не стану ранить Персефону.
Но уж точно не допущу, чтобы девушка досталась настоящему злодею.
Временное жилье Пакстона Вейтча оказалось не более чем конурой в задней части нелегального покерного клуба в Южном районе Бостона. Судя по виду разрушающегося двухэтажного здания, он, скорее всего, спал на койке, собранной из мусора, лобковых волос и венерических заболеваний.
Я не стал возвещать о своем прибытии стуком, а попросту выбил хлипкую сетчатую дверь и ворвался внутрь.
Рассевшиеся вокруг трех круглых столиков мужчины с лоснящимися перепачканными лицами оторвали взгляды от карт и уставились на меня.
– Пакстон Вейтч, – прорычал я. Больше слов ни к чему.