постоянном существовании и непрерывном сохранении всех сил и стихий природы в одном и том же количестве, несмотря на все многоразличные их комбинации.
Если бы и человеку было свойственно только такое бессмертие, это значило бы, что он один среди всех тварей смертен, поскольку уничтожение в нем индивидуального самосознания оказалось бы подлинным уничтожением его как человека. Другие личности не могут заменить собой ту, которая исчезла: в ней исчезло бы обладающее самосознанием существо, имеющее цель бытия своего не только в продолжении рода, как, например, животные, но и в себе самом. В ней погиб и уничтожился бы один из самостоятельных духовных атомов, одно из подобий Божества.
Итак, истинное, действительное бессмертие души человеческой состоит в том, что она, после смерти тела, будет продолжать свое существование за гробом как существо личное, обладающее самосознанием, помнящая о прошлой жизни. Одним словом, загробная жизнь будет продолжением земной жизни, только в другой форме и в других условиях, хотя и без утраты самосознания и личности – коренных основ бытия человека. Непрерывность и торжество личного бытия человека – вот его истинное бессмертие. Смерть не прерывает существования человека, а только видоизменяет его.
Значение веры в бессмертие души для жизни человеческой
Истина бессмертия души человеческой не есть только отвлеченная, теоретическая или мистическая бесплодная истина. Нет, это вместе с тем самая жизненная истина, сопровождающаяся величайшими практическими последствиями. Мы имеем полное право и основание сказать, что вся жизнь человеческая – как личная, так и общественная – в своем последнем, глубочайшем основании зиждется на вере в бессмертие души.
«Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна – идея бессмертия души человеческой. Ибо все остальные высшие идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из нее одной вытекают» (Ф.М. Достоевский. Дневник писателя, 1876. № 12. С. 320.) Поэтому-то вера в бессмертие души есть повсеместный спутник каждого человека и каждого народа на жизненном пути. Верой обуславливается и определяется направление и цель всей жизни человеческой. «Знание того, – говорит Блез Паскаль, – смертна душа или бессмертна, касается целой жизни» («Il importe a toute vie de savoir si l’ame est mortelle ou immortelle». B. Pascal. Pensies. Chap. I. P. 116. Ed. Par Charles Louandre, 1866.)
«Бессмертие, обещая вечную жизнь, тем крепче связывает человека с землей. Тут, казалось бы, даже противоречие: если жизни так много – то есть, кроме земной, еще и бессмертная, – то для чего бы так дорожить земной-то жизнью? А выходит именно напротив, ибо только с верой в свое бессмертие человек постигает всю разумную цель свою на земле. Без убеждения же в своем бессмертии связи человека с землей порываются, становятся тоньше». (Ф.М. Достоевский. Дневник писателя. Там же. С. 321.) В самом деле, если жизнь моя есть не более как «дар напрасный, дар случайный», если она есть только миг, если я не сегодня-завтра должен обратиться в нуль, точно так же, как и все прочие люди – мои собратья, – то какая же может быть разумная цель, какое необходимое назначение мое на земле? Я только случайный гость, безучастный зритель на одной из бесчисленного множества планет во Вселенной, не связанный никакими целями, никакими обстоятельствами, никакой ответственностью.
«Для чего, – говорит у Достоевского в исповеди самоубийца, не признающий будущей жизни, – для чего устраиваться в обществе людей праведно, разумно и нравственно правильно? На это уж, конечно, никто не может дать мне ответа» (Ф.М. Достоевский. Дневник писателя, 1876. № 10. С. 260.) С какой сокрушительной, убийственной силой действует на человека мысль о смерти при отсутствии веры в бессмертие – характеристический пример этого представляет нам знаменитый критик В. Белинский.
Приведем несколько отрывков из его писем по поводу смерти его друга Станкевича. Вот что он писал к Боткину: «Станкевич умер! Боже мой! Кто ждал этого? Не был ли, напротив, каждый из нас убежден в невозможности такой развязки столь богатой, столь чудной жизни? Да, каждому из нас казалось невозможным, чтобы смерть осмелилась подойти безвременно к такой божественной личности и обратить ее в ничтожество. В ничтожество, Боткин! Увы! Ни вера, ни знание, ни жизнь, ни талант, ни гений не бессмертны! Бессмертна одна смерть: ее колоссальный и победоносный образ гордо возвышается на престоле из костей человеческих, смеется над надеждами, любовью, стремлением…»
И далее в том же письме: «Мысль о тщете жизни убила во мне даже самое страдание. Я не понимаю, к чему все это и зачем: ведь все умрем и сгнием. Для чего же любить, верить, надеяться, страдать, стремиться, страшиться? Умирают люди, умирают народы – умрет и планета наша, Шекспир и Гоголь будут ничто…» Почти то же самое писал Белинский Ефремову: «Мысль о том, что все живет одно мгновение… Эта мысль превратила для меня жизнь в мертвую пустыню, в безотрадное царство страдания и смерти. Смерть, смерть! Вот истинный бог мира… Зачем родился, зачем жил Станкевич? Что осталось от его жизни, что дала ему она?» (цит. по: Свт. Филарет, митрополит Московский. Слово в день воскресный и святителя Алексия. 1848).
Теперь возвратимся еще раз к Левину, герою романа графа Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Размышляя о сильно, безотвязно занявшем его вопросе о последней судьбе человека, он ясно увидел, что если не признавать бессмертия, то «для всякого человека и для него впереди ничего не было, кроме страдания, смерти и вечного забвения; и он решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою жизнь так, чтобы она не представлялась злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться» (Л.Н. Толстой. Анна Каренина. Ч. VIII. С. 76.) И действительно, «самоубийство, при потере идеи о бессмертии, становится совершенной и неизбежной даже необходимостью для всякого человека, чуть-чуть поднявшегося в своем развитии над скотами» (Ф.М. Достоевский. Дневник писателя, 1876. № 12. С. 321.)
Теряя веру в бессмертие, человек может впасть в одну из двух противоположных крайностей: он должен или отчаяться в жизни, не видя в ней никакого смысла, и потому отказаться жить; или же, если и жить, то одной животной жизнью, держась правила: «станем есть и пить, ибо завтра умрем» (1 Кор. 15, 32). А к чему приводит следование этому правилу?
«Сие правило, – пишет один из знаменитых наших проповедников, – от лица не знающих или не хотящих знать воскресения мертвых апостол приводит в поругание им. Оно очень годилось бы для нравственной философии бессловесных, если бы они имели преимущество философствовать. В самом деле, оно вполне составит и у людей всю мудрость, всю нравственность, все