Читать интересную книгу Опоенные смертью - Елена Сулима

И тут образ ковров, как символ трудной кропотливой работы, не просто рук, но и воображения, векового мыслительного процесса человечества, как символ глобального процесса, под который легко подделать современными технологиями нечто внешне похожее, но клееное, рассыпающиеся в течение десятилетий ни во что, застыл у неё перед глазами, как аллегория разницы внутренних людских основ. Она прервала свою пламенную речь на мгновение и продолжила, с сожалением:

- Да, что я тебе об этом говорю... Чушь!.. Ты же знаешь - кто ты. Ты же - вор. Обыкновенный квартирный вор. И плевать тебе на все философии, пусть живут и копят свое богатство, а ты вовремя придешь и экспроприируешь, мол, потому что обижен ты на жизнь. Потому что считаешь, что недодали тебе. Что общего между тобой и мной?.. Лишь случай свел... - сказала она не обидно, а искренне грустно.

- Аля, Алечка!.. Вор ли я, не вор. Да пусть и вор, но я же человек!..

- Человек человеку рознь.

- Пусть, - он глотнул залпом пол стакана водки, и опустил голову. Нет! - и голова его поднялась. Я тебе нужен! Я все для тебя сделаю. Все!

- Да знаю я цену ваших услуг!

- Нет! И приставать к тебе я не буду... если сама меня, как мужчину не захочешь, просто так сделаю, просто! Ты как сестра мне, сестра по душе, сердцем чую, мамой клянусь! Прости меня, прости. Я всю жизнь тебе переменю! Я за все и за всех счастливой тебя сделаю!..

- Конечно, прямо так и сделаешь... - грустно усмехнулась она. - Но если узнаешь, что у меня есть другой мужчина...

- Он любит тебя? Любит?! Если он тебе мозги пудрит, если он...

- Ну что... что тогда ты?

- Я приеду и все ему скажу, он не сможет... Я ему в глаза посмотрю!..

- А... - отмахнулась Алина, - Все не о том...

- А о чем? Ну в чем сейчас твоя печаль?! Скажи, скажи мне, я все - что могу - сделаю.

- Пока я здесь с тобою сижу - человек умирает.

- Какой человек?! Ты любишь его?

- Какая разница - люблю - не люблю. Что с того... он же умирает!

Карагоз заглотнул воздух, тряхнул головой и распрямил свои плечи. Горящими глазами обвел кафе, всех его редких посетителей, закрыл глаза, словно взял себя в руки, наступил на горло собственной песне, встал, подошел к стойке и заказал ещё бутылку водки. Сколько бы он не пил сегодня, а словно и не был пьян. Наполнил свою и её рюмку, на этот раз она, за все это время выпившая лишь стакан сухого вина, не отказалась.

- Хорошо, - как мог спокойнее сказал он, - Скажи, что мне надо делать, чтобы спасти твоего мужчину?

Она обреченно пожала плечами и, не чокаясь с ним, выпила свои пятьдесят грамм.

- Ты видишь, как я к тебе отношусь, если ты любишь его...

- Да причем здесь любовь! - прервала она его, - Он гений! Его нельзя так просто любить, вот как все люди любят друг друга, привязываясь, плотски и губят гениев друг в друге... Он писал великолепные картины, а теперь пишет музыку. Не повеситься ему на шею, а дать свободу, дать возможность дописать. Вот что я хочу!

- А... знаю я этих женщин, пристраиваются к какому-нибудь дураку и талдычат - он гений, гений, а он хам просто! И ноги об них вытирает, а они все: вы ничего не понимаете, гений, гений... Но ведь гений и хамство несовместны!

- Гений и злодейство.

- Нет! Не прав ваш Пушкин! Или язык с тех пор изменился... Хам, он что мужик - ползал, ползал и вдруг поднялся. Облизали его мамки-няньки. Голову поднял. А вот гений - он не ползал никогда.

- То есть, ты хочешь сказать, - не унижался?

- Да кто вас разберет, - унижался - не унижался! Этим... как его холопом не был. Потому что холопами, как и гениями, рождаются. И это... как его... не взаимо-заме-няю-щиеся сосуды. - С трудом произнес свою мысль по слогам, - И каждый на своем месте. А едва не на свое место холоп попадает, бабами, да газетной славой вылизанный недоумков всяких, - тьфу ты! - вот что получается. И что они с ними носятся?! Все надеются, небось, что когда-нибудь он разбогатеет, и они погреются от его славы, думаешь, совсем я темный, думаешь, не знаю я. А он сотворит какую-нибудь фитюльку, пшик, и все вокруг него прыгать должны, ты из таких, что ли?

- Эх ты... дальше своего предела не видишь... И ничем ты мне не поможешь, и не понимаешь меня. И не веришь. - Она хотела было встать и уйти, но он схватил её за руку:

- Нет! Нет! Верю.

- И ничего мне от него не нужно... и дело вообще не в этом. Главное... чтобы музыка жила. Музыка не для удовольствия кого-то, а как вибрация космоса. Неважно - какой живой организм её производит, но тот, кто её производит должен жить, - чтоб музыка жила и обновлялась, иначе мы погибнем, мы задохнемся в сиюминутной пыли. И он должен жить. И я люблю его не больше прочих, я вообще разучилась любить как все... сексуально эгоистической тягой... Любовь для меня не что-то обособленное, не итог, не сладостное забвение, но как воздух, путь... энергия пути. Я знаю, что ему не хватает этой энергии неравнодушия, я знаю, что могу ему помочь, и он нуждается во мне. Оттого и свела нас судьба. Оттого я так пристально... голос её сорвался, и она хрипло прошептала, - ...не веришь?

- Верю, верю, - кивал Карагоз и пил, - Что с ним? Какие лекарства нужны?

- Не знаю я - что с ним. Только знаю, как бы это тебе сказать, что он... в общем, нос себе обтесал, обрезал.

- Че-е-го?!

- Ну... вот так. - Не нашлось в ней больше слов.

- И кровь течет?!

Нет. Нос он обрезал давно.

Это что же это за религия новая, что уже обрезание носа делает?!

- Ты не понял. Это, по всей видимости, не совсем религия, а эстетика такая. Хотя у некоторых и эстетика как религия... Бывает. Он произвел на носу, как бы пластическую операцию, ну обрезал все лишнее...

- Как это лишнее?!

- Ну... все, что за прямую линию выпирает.

- Так он сделал пластическую операцию, как Майкл Джексон?

- Считай - да, только сам. Он все делает сам.

- Потому что он гений, - продолжил за нее, кивая, совершенно обескураженный Карагоз.

- Д-да, - с трудом выдавила она из себя.

- Клянусь мамой, кошмар какой-то! - Карагоз вспотел, словно в бане, Может, он не гений, а сумасшедший просто?.. Аля, Алечка, с кем ты связалась! Зачем гению резать нос?

- Какая разница?! - чуть не плакала Алина от его вопросов, - Может, он по стилю ему не подходил. Может, болезнь у него какая, у него все лицо в шрамчиках, может... и я знаю, что он сумасшедший, но гений! Верь!

- Верю, верую! - он смотрел на неё и не мог закрыть парализованный удивлением рот. А она продолжала с глазами полными слез:

- А нос опасно оперировать. Вот у него, наверное, и начался некроз. Понимаешь, некроз! Омертвение тканей! Потом ткани начнут разлагаться... и человек умирает от заражения крови. Я у него, правда, очень давно этот некроз наблюдаю. Но не могу я больше! Я разговаривала с ним вчера. Он между делом сказал, что у него какие-то приступы боли во всем организме. Но хотя он к ним привык - уже все! Хватит! Я чувствую, что промедление смерти подобно!

- Так давай вызовем ему "скорую помощь"! - наконец-таки ощущение реальности вернулось к Карагозу.

- Какую "скорую"?! Он ни кому не верит! Он заперся сидит и умирает! Он никогда никого не попросит о помощи! Никогда!.. Он, может быть, даже сам не знает, о том - что с ним. Просто впал в депрессию... А считает, что это у него дух таким образом аристократизируется.

- Какой ещё дух?

- Ну... как тебе объяснить?! Это кристалл человека, остальное все наросты.

- Короста? Он моется?

- Ледяным душем. Но это лишь механическая тренировка воли.

- А-а - разинул рот Карагоз.

- А заражение крови, знаешь, как проходит, сильная температура, упадок сил... человек может даже не понять, что с ним. Просто хочется лечь и заснуть!

- Так что же надо делать?!

- Надо объяснить ему, что это опасно, что он может умереть. Надо убедить его, что надо лечиться!

- Так объясни! Почему ты ему не объяснила?

- Не могла. Долго пыталась и не могла. Словно трамплин какой... Не могу я с ним об этом. Он так себя ведет, что не позволяет опускаться на... Как бы житейские мелочи. Он не дает даже возможности заговорить о его здоровье... Но сейчас!.. В двух шагах отсюда он живет. А я сижу с тобой и пью!

- Пойдем вместе, я скажу ему сам.

- Да не будет он слушать тебя.

- А кого будет?

- Я сама ему должна сказать. Только он мне дверь не откроет. Он телефонную трубку не поднимает, в такие дни, когда боль начинается. Он никому не открывает дверь!! Я не знаю - как, каким способом заставить его открыть дверь. Я заходила к нему перед встречей с тобой, я стучала... у него нет звонка, просила постучать соседа. Я пыталась обмануть его и, сделав вид, что уехала на лифте, вернулась по лестнице... Бесполезно.

- А он там?

- Да. Он очень аккуратный... И если бы не был там, не звучала бы музыка. Там тихо музыка звучала. "Сванс". Такую не крутят по радио... Я не знаю, как к нему проникнуть, - опустила она голову и тут же резко подняла, - А ты можешь вскрыть замок?!

- Могу.

- Пошли.

- Да ты что! А если он ещё жив! Он заявит в милицию!

- Вот как ты! Человек умирает, а ты милиции трусишь?! Да все эти службы вообще вне его! Они для него не существуют. Это же мне надо проникнуть! Мне! А ты... "все сделаю!.." и тут же струсил!