Читать интересную книгу Адмирал Сенявин - Иван Фирсов

Сенявин накануне ухода съехал на берег проститься с егерями и гренадерами, еще не успевшими переправиться на континент для следования в Россию.

— Прошу, — сказал Сенявин, прощаясь с офицерами, — изъявите признательнейшую мою благодарность всем войскам дивизии за их ревностную службу и доброе поведение во время моего командования в сих краях.

К пристани он возвратился пешком, в окружении офицеров. Следом шагала рота морских солдат. Глухо разносилась дробь барабана по узким улочкам.

Тильзитский мир и перемены на острове жители встретили с горечью. Не успели подняться над островом французские флаги, как последовали контрибуции одна за другой, а следом и безнаказанное мародерство. Поэтому, заслышав звуки барабанов уходящего отряда моряков, жители толпами повалили на улицу, с грустью смотрели им вслед. Вскоре прощально зазвонил колокол в православной церкви Святого Спиридония. Печальное молчание прерывалось возгласами признательности и благодарности, каждый прощался со своим знакомым, просили не забывать друг друга, обнимались и плакали. Улицы заполнились людьми, в окнах и на крышах домов стояли жители. Они кланялись, шли рядом и следом за моряками. «Все хотели проститься с Сенявиным, обнять его», — вспоминал очевидец.

Эскадра уходила хмурым сентябрьским утром. Несмотря на ранний час и дождь, тысячи греков, черногорцев не уходили с берега, пока паруса русских кораблей не скрылись в моросящей завесе.

Выйдя из Корфу, Сенявин задумал, не заходя ни в один порт, обогнуть Британию и попасть до зимы на Балтику. Но как ни спешила эскадра, коварная стихия ее опередила. Еще на подходе к Гибралтару жестокий шторм несколько дней трепал порядком изношенные за два года корабли.

Не выдержал испытаний «Уриил», открылась сильная течь, и его отправили на Корфу. Атлантика встретила жестоким противным ветром. Три недели корабли мотало по гигантским волнам, не позволяя двигаться вперед. Наконец ветер переменился, и корабли пошли на север. Но после полуночи ветер вновь зашел к северу и достиг ураганной силы. Сенявин повел эскадру на запад. Десять, двадцать, пятьдесят, сто миль… Ветер по-прежнему гнал их к югу, рвал паруса, ломал рангоут и снасти. Громадные волны с яростью били в борта, корму, форштевень. Сбрасывали корабли, как скорлупки, в бездну, накрывая сверху толщей воды.

Первым ночью поднял сигнал бедствия «Рафаил». Волны вдребезги разнесли кормовую обшивку, и вода хлестала через зияющую брешь. Кое-как на веревках притянули снаружи доски, щели забили паклей, но помпы не успевали откачивать воду. На «Ретвизане» сломался руль, он развернулся лагом к волне и валился с борта на борт, черпая все больше воды. «Селафаил» донес о сильной течи. И так все корабли…

Надо было спасать эскадру. Испанские порты были заняты французами. Сенявин встречаться с ними не желал, а поэтому направился в ближайший и самый подходящий, нейтральный порт Лиссабон, к знакомому по молодым годам устью Тахо.

Португальский принц Жоан радушно встретил русскую эскадру, помог, чем смог. Адмирал донес Александру обо всем и сообщил, что корабли настолько ветхи, что раньше весны не смогут выйти в море.

А с моря принесли дурные вести португальские рыбаки. Английская эскадра блокировала Лиссабон и не пустила туда отставший шлюп «Шпицберген». Со стороны материка в Лиссабон торопился генерал Жюно[73]. Португальский принц не захотел быть вассалом Бонапарта и отплыл с двором в Бразилию. На следующий день в город вошли оккупанты. Наполеону эта страна была нужна для удушения Англии континентальной блокадой. Все европейские порты в Атлантике и Средиземном море находились теперь в руках французов. Но Наполеон был бессилен против Британии на море. Поэтому еще до прихода Жюно в Лиссабон он просил Александра через посла подчинить русскую эскадру Парижу, а заодно и приструнить: «Было бы хорошо, если бы ваше величество уполномочили графа Толстого[74] иметь власть над этой эскадрой, чтобы в случае необходимости можно было бы пустить их в ход, не ожидая прямых указаний из Петербурга. Это положило бы конец недоверию, которое иногда проявляют командиры к чувствам Франции».

Началась новая пора в эпопее сенявинской эскадры. Она и ее флагман невольно втягивались в водоворот распрей европейской политики, которой полностью дирижировал Наполеон.

Рождественские праздники нового, 1808 года прошли во взаимных визитах Сенявина и Жюно. Французский генерал любезно приветствовал адмирала, поднимал тост за здоровье императора Александра. Добродушный с виду Жюно старался всячески расположить Сенявина. У португальских берегов беспрерывно маячила английская эскадра.

На одном из званых обедов у Жюно Дмитрий Николаевич неожиданно встретил особу, к которой некогда испытывал искреннюю и вполне разделенную привязанность и симпатию. С той поры минуло почти три десятилетия. Жизнь Нанси сложилась удачно. Она вышла замуж за богатого португальского негоцианта, была счастливой матерью и стала даже бабушкой. Естественно, изменилась, но осталась такой же изящной и милой. В свою очередь, Нанси нашла, что Дмитрий Николаевич, несмотря на солидность, стал еще стройней и остался столь же остроумным и веселым, как прежде. Они непринужденно беседовали, как старинные добрые друзья, и казалось, все было уже позабыто и кануло в вечность. И все-таки… Оба они порой невольно поддавались очарованию воспоминаний далекой юности, и искра давнего чувства все чаще пробегала между ними.

Между тем в начале весны Сенявин получил официальное послание Александра, в котором он обязывал неукоснительно исполнять все предписания, «какие от его величества императора Наполеона посылаемы вам будут». «Выходит, я обязан сражаться с англичанами? — размышлял над этим указом Сенявин. — И в угоду французским интересам у пиренейских берегов жертвовать своими людьми?» Он искал выход и нашел его — направил Наполеону рапорт о неважном состоянии кораблей эскадры. Он выполнил приказ Александра — вступил в сношения с Наполеоном, а главное — выиграл время.

В Лиссабон с каждым днем приходили сообщения из соседней Испании о восстаниях против французских завоевателей, а это не сулило спокойствия и в соседней Португалии.

Получив донесение русского адмирала, Наполеон начал распоряжаться, как хозяин. Он приказал Сенявину быть наготове и держать «экипаж настороже». И чтобы на кораблях были полные припасы. «Жюно пришлет недостающих матросов из иноземцев. Пополнить запасы ядер и пороха необходимо в Лиссабоне».

Рекомендации Наполеона остались без внимания, как будто их и не было. Французский император, однако, был настойчив. Русская эскадра была, пожалуй, единственным его козырем в противоборстве на Атлантическом побережье Европы.

В конце мая Наполеону докладывал морской министр:

— Ваше величество, русская эскадра в Лиссабоне могла бы оградить Жюно от англичан.

— Это я уже советовал Жюно, но он неповоротлив. — Император разговаривал, расхаживая по кабинету. — Напишите Сенявину, чтобы он не давал возможности англичанам заблокировать его эскадру, пусть держат свои суда в готовности к снятию с якоря. Мы заставим англичан сторожить русскую эскадру и обезопасим себя от десантов в Португалии.

Аудиенция заканчивалась, но император остановил министра:

— Надо приручить Сенявина. Дайте ему один-два, черт возьми, фрегата. Этим мы пристегнем его к нашей колеснице.

Спустя три недели Жюно поспешил с визитом к Сенявину:

— Мой император предлагает вам помощь, ваше превосходительство. Мы можем уступить вам португальский фрегат и бриг, — начал любезно Жюно.

Сенявин невозмутимо выслушал генерала и старался быть учтивым:

— Я получил послание его императорского величества и весьма польщен вниманием. — Сенявин сделал паузу. — Моя эскадра, генерал, не нуждается в помощи.

Жюно не ожидал такого ответа, и улыбка сошла с его лица.

— Но я имею достоверные сведения, что англичане намерены истребить русскую эскадру и высадить десант в устье Тахо.

Сенявин недоуменно пожал плечами, а Жюно продолжал:

— Я предлагаю высадить на берег ваших солдат и присоединить их к французским батальонам для отражения атак англичан.

«Ладно ты воркуешь, только мы-то не лыком шиты».

— Я не имею на этот счет указаний моего императора и поэтому не могу дать ответ.

Покидая корабль, рассерженный Жюно бранил про себя русских: «Каков адмирал. Еще недавно мы лобызались на обеде, а нынче будто не союзники».

Сенявин, не откладывая, пригласил русского советника в Лиссабоне Дубачевского:

— Мне, как и вам, доподлинно известно, что Гишпания стала явным неприятелем Франции и берет верх кое-где над французами.

Дубачевский заметил: