Читать интересную книгу Хмельницкий. Книга первая - Иван Ле

— П-посланцы от казацких войск на нашем шляху, пан староста, — ответил Конецпольский, пытаясь говорить на украинском языке.

— Наши войска, уважаемые панове шляхтичи, не на шляху, а в лесу, в стороне от него. Пан атаман сечевиков велел передать, чтобы ни один волос не упал с головы троих казаков, находящихся у вас.

— Колвек[94] казак, прошу, пан поручик, мог бы яснее изложить свои кондиции… — снова обратился Данилович к поручику, подчеркивая этим свое пренебрежение к казаку со шрамом.

— Пан староста! — крикнул Скидан, двинув вперед своего коня. — Хотя я и не поручик, но говорю от имени атамана сечевиков. «Колвек, колвек»! Не какой-то казак, а сотник запорожского войска! Когда уже вы научитесь разговаривать о людьми на их языке? Где казаки: Иван Сулима, Тарас Трясило и пушкарь донец? Потом — казаки требуют сейчас же выдать мне пленного турка!

— Пан к-ка-азаче, — обратился Конецпольский, поняв наконец, с кем ему приходится говорить и о чем идет речь.

Скидан резко обернулся к поручику, в устах которого так странно прозвучало учтивое обращение — «пан казаче».

— О, это совсем другой разговор! Что, уважаемый пан поручик? Впервые слышу, чтобы шляхтич говорил на нашем языке. Панове поляки всегда говорят с тобой на каком угодно языке, даже на турецком, басурманском, лишь бы только не на украинском. Заказано им, что ли?

— Пане ка-ка-азаче, прошу. Пан староста не в-ведает, о чем идет речь. Какие казаки? Я тоже ничего не понимаю… — продолжал Конецпольский по-украински.

Он видел, что это произвело впечатление на казака: у того разгладились суровые морщинки на переносице, с ним можно будет по-хорошему договориться, избежать неприятных осложнений.

— Пан поручик не может не знать о турке, казацком пленнике, которого он в сопровождении гусар сегодня ночью направил к гетману. А что касается троих казаков, то они тоже где-то возле своего трофея, пленного турка, которого хотели отбить у гусар. Где они?

Последний вопрос прозвучал совсем ультимативно. Наверно, казак надеется на поддержку своих войск, расположившихся в лесу, если так смело спрашивает о пропавших товарищах. Скидан снова повернулся к старосте, прижимая его своим конем к карете.

Даниловичу пришлось раскаиваться в своих действиях в отношении турка. Теперь он корил себя за то, что не поддержал региментара Хмелевского, когда тот на совещании у гетмана выразил по этому поводу резкий протест. Затаенная обида на Хмелевского удержала тогда Даниловича от благородного поступка, и он промолчал. Теперь же он хорошо понимал, что на стороне казаков, расположившихся в лесу, не только сила, но и старинное казацкое право.

Он услыхал, как зазвенела сабля, выхваченная из ножен вспыльчивым поручиком. Блеснула и сабля казака со шрамом на лице.

Это произошло так молниеносно, что Данилович не успел даже сообразить, что происходит. Хотел было криком остановить поручика и не мог.

Конецпольский сгоряча замахнулся саблей. Однако между его конем и конем Скидана в мгновение ока появился казак на большом туркменском скакуне с рассеченным ухом. Казак высоко поднял большую драгунскую саблю. А кривую саблю Конецпольского выбил из его рук молодой польский жолнер. Выбил и, подавшись вперед, искусно перехватил ее в воздухе, а потом перебросил Скидану.

— К чему эта схватка пана поручика с казаком, из-за чего? Из-за этой басурманской падали?.. — воскликнул смельчак, возвращаясь на своем коне в плотный строй жолнеров.

— Залатвиць[95], прошу, пан поручик! Залатвиць… — крикнул наконец воевода, направляясь к карете. — Прошу отдать им басурмана и отпустить этого хлопа!

Замешательство в рядах жолнеров, панический приказ воеводы подействовали на Конецпольского.

— Залатвиць! — еще раз истерически воскликнул Данилович уже из кареты.

— Залатвиць! — эхом пронеслось по рядам польской конницы.

Развязанного, избитого Тараса вели сквозь толпу к казацкому сотнику, который медленно вкладывал свою саблю в ножны. Какой-то гусар бросил уже валявшуюся на земле саблю поручика в толпу жолнеров, откуда донеслись одобрительные возгласы. Казак, сидевший на туркменском коне, неохотно, по все-таки спрятал свое оружие.

— Пан сотник! — крикнул Тарас, пробиваясь к Скидану. — Донец Кирилл поехал с раненым Сулимой в Боровицу. Побыстрее к ним! Им с безоружными поселянами, наверное, трудно приходится от этих… этих…

Скидан только оглянулся на поручика. Но Конецпольский не ждал напоминания, он уже приказал гусарам остановить погоню за Сулимой и разыскать турка.

С десяток всадников поскакали выполнять его наказ…

Дмитро Гуня и Скидан уже вечером, стоя на шляху, провожали глазами проходившие войска старосты. Беспорядочным строем они двигались по черкасской дороге мимо казаков. Сзади Гуни, уже на коне, сидел вооруженный Тарас. Рядом с ним, улыбаясь вслед жолнерам, стоял и пушкарь Кирилл. На голове у него белела окровавленная повязка.

— Пан атаман! — несколько раз сряду окликнул Тарас Дмитро Гуню, пока тот услышал его и обернулся. — Прибыл пушкарь Кирилл. Сулиму он оставил в Боровице у людей.

— А турок? — крикнул Гуня.

— Турка нет.

— Как так — нет? Поручик обещал разыскать турка, гусары напали на его след в лесу.

— Наверно, напали, пан атаман… Да… в простые поляки тоже понимают, что такое шляхетская кривда. Они заверили поручика, что не нашли басурмана.

— Не нашли? А может… спрятали?

— Да где там, пан Дмитро. Наши хлопцы обнаружили его труп. Еще свеженький лежит в кустах с рассеченной головой.

Вскоре отряд Гуни пересек черкасский шлях и углубился в лес, направляясь к Боровице. Казаки еще раз прошли мимо трупа турка, показали его атаману Гуне. Селим лежал с рассеченной головой. Гуня безошибочно определил характерный для польских гусар удар кривой карабелей с протяжкой. Довольный, атаман лишь улыбнулся в свои густые молодецкие усы.

Часть девятая

«“И аз воздах!”»

1

Жаркое, приветливое лето в южных степях за Самарой-рекой шло к концу. Ночью казакам приходилось надевать кунтуши, а в низине, у ручьев, даже разжигать костры из камыша. Ночи заметно удлинялись, на кустах степного терновника поспевали самые поздние дары земли — сизовато-черные ягоды.

Татарские орды рассредоточенными сотнями медленно отступали по степным просторам к Перекопу. Напав на след такой сотни, казаки настигали ее, завязывали бой, брали «языка», которого потом приводили к Богдану — толмачу отряда Максима Кривоноса, чтобы выяснить, в каком направлении татары угоняют ясырь и награбленное имущество. Богдан теперь не участвовал в боях, а занимался только допросами «языков».

Не по душе были молодому казаку эти скучные обязанности. Он стремился к действиям, горел желанием отомстить басурманам за зверства, учиненные ими на православных землях. Но в то же время при допросе пленников Орды он первым узнавал о судьбе бедных невольников. Особенно он хотел как можно скорее напасть на след Христины, Мелашки и Мартынка.

Но чем дальше углублялись в дикую степь, тем сведения о невольниках, плененных в низовьях Суды, становились скупее, а потом и совсем о них ничего не стало слыхать. При допросах пленные татары и турки уже не упоминали имя Зобара Сохе. Отряд Кривоноса в течение этих нескольких недель, после ухода от Суды, спас более трех тысяч русских людей, в большинстве своем женщин и девушек, плененных в южных, пограничных районах Московии. Детей ордынцы вели отдельно, где-то далеко впереди. Только полторы сотни мальчиков и около десятка девочек отбил отряд за время этого похода. В Запорожье к ним дошел слух, что возле Суды на Орду напал полк региментара Стефана Хмелевского, усилив фланг русских войск польскими и украинскими жолнерами. Его войска действовали решительно и спасли много украинцев, захваченных татарами на Посулье. Это известие особенно обрадовало Богдана. Хмелевский, освобождая невольников, делал то же благородное дело, что и казаки, к тому же он был отцом самого лучшего его друга. А как сейчас недоставало ему Стася! Могло же случиться и так, что именно жолнерам региментара посчастливилось спасти Христину, Мелашку с сыном и детей с хутора Джулая…

Волнующий разговор Богдана с Кривоносом об этих страшных, ранящих сердце делах пришлось прервать. Их удивило неожиданное появление в овраге целого косяка оседланных ордынских коней. Потом увидели двух гуртовщиков верхами; выбиваясь из сил, они выгоняли лошадей из кустов терновника в лощину.

Одного из гуртовщиков Богдан сразу узнал. Это был пожилой воин Кузьма, из веремеевских крестьян, которые еще возле Сулы в первые дни похода присоединились к Кривоносу. А второй заинтересовал не только Богдана, но и Кривоноса, и всех казаков.

— А голомозый-то как старается! — восхищенно произнес Кривонос, наблюдая, как пленник заботливо выгоняет на плато оседланных коней.