Я сижу на паре по истории искусств. И на удивление слушаю лектора. Почти затаив дыхание. У нас сегодня новый приглашенный лектор. Не знаю, то ли любоваться им, то ли слушать. Мы как бандерлоги перед великим Каа, завороженные низким, хриплым голосом, стеклись ближе к центру аудитории. А перед глазами мелькают красочные фотографии, но оставаясь фоном к этому человеку. Я теперь отчетливо понимаю, что значит харизма. От него бурным мощным потоком идет властная энергетика. Заставляющая откладывать каждое сказанное слово, как драгоценность, в закрома своей памяти. Я откровенно любуюсь его профилем. Почти капая слюной на парту, как и большинство присутствующих тут. Без разделения по половому признаку. Щедра природа. За счет нас, убогих? И пусть. Если есть такие вот экземпляры, то не жалко и тысячи таких, как я. Вдруг я, словно пронзенный иглой, оглядываюсь. Единственный человек, который не шелохнулся и не сделал попытки пересесть ближе, был Вик. Его окаменевшее лицо и гордо вздернутый подбородок контрастом били по моим нервам. А яркий румянец на скулах заставил нехорошо съежиться мое сердце. Вик сверлил лектора тяжелым взглядом. И тот задерживал на нем свой взгляд. Долго. И это не ревность к вниманию. Совсем нет. Я всей шкуркой чувствую, что здесь схлестнулось что-то более значимое.
10
Я стою под дверью деканата. Суббота, утро. Я сжимаюсь от ужаса. За плотной дверью мой отец пытается в очередной раз разрулить мои пропуски. Дверь деканата мягко распахивается, и меня кивком приглашают внутрь. Секретарша оставляет мне список того, что я должен дополнительно подготовить и сдать. Я стараюсь не смотреть в сторону отца, старательно копирую список. Вдруг мой взгляд цепляется за фамилию Вика. Что это? Я читаю, не в силах сложить информацию. Практика? Полугодовая практика? Вик уезжает? И в подреберье острой иголкой вкалывается боль. Я как сомнамбула запихиваю список с заданиями в сумку и, не попрощавшись, мчусь к Вику. Промолчал.
Лихорадочно давлю на кнопку звонка. Я не знаю, что ему сказать. Но понимаю, что у меня вдруг осталось катастрофически мало времени. Тишина. Но я, не понимая этого, продолжаю стоять и давить на кнопку звонка. Вдруг дверь мягко щелкает, и Вик стоит на пороге. Взъерошенный, с сумасшедшим взглядом.
– Тем. Темик. Не сейчас, ладно? Я тебя умоляю.
– Ты уезжаешь?! – меня лихорадит.
– Минуту подожди, – хмурится Вик и закрывает дверь, не пуская меня в квартиру.
И через минуту он, натягивая куртку, выходит в подъезд. Закуривает сигарету. Оставляя пачку на подоконнике.
– Темик, я тебя попрошу. Очень попрошу, – выдыхает он в потолок дым. – Для меня важно, что бы ты сейчас ушел. Темик, – в его глазах ошалелая радость, а непослушные пальцы крошат и мнут сигарету. – Понимаешь?
Я киваю. Обреченно. Понимаю.
– Потом, Темик, я тебе расскажу все потом. Не сейчас.
И Вик уходит, забыв пачку сигарет на подоконнике. Я вытаскиваю сигарету непослушными пальцами и раскуриваю ее. Пуская, как Вик, дым в потолок. У боли есть запредельная грань. Перешагнув эту грань, она вдруг становится всеобъемлющей, и ты словно тонешь в ней. Она забивает всего тебя, каждую пору. Сил хватает только на то, чтобы спуститься на этаж ниже. И я, забравшись на подоконник с ногами, выкуриваю методично одну за одной его сигареты. Обжигая пальцы. Я дождусь, я хочу увидеть того, кого мне никогда не преодолеть. Того, кто украл сердце моего Космоса раньше. Время играет в свои игры, то ускоряя свой бег, то замедляя его. Наконец-то я слышу знакомый щелчок. И шаги спешащего вниз. И почему я не удивлен, когда мимо меня проходит тот самый человек, которого я завороженно слушал на лекциях по истории искусств. Где-то в подсознании я понял все еще тогда. Я вдруг отчетливо осознаю – где-то внутри умирает моя последняя надежда. Когда я смотрю на широкий разворот плеч этого мужчины, на его профиль. Когда он, проходя, обдает меня аурой своего величия, и я жадно вдыхаю слегка заметный шлейф его парфюма, узнавая. Как часто я ловил его оттенки на Вике. Его взгляд прошивает меня, не задерживаясь. Да, я ему не соперник. Мне никогда не вызвать в глазах Вика столько света и столько счастья. Никогда. Я сижу, нет ни смысла, ни сил шевелится. Мое сознание, не выдержав шквала эмоций, прячется в каких-то незначительных мыслях и деталях. Я замечаю мельтешение снежных хлопьев за окном. Они словно в замедленной старой съемке серой пеленой накрывают город. Ко мне подходит Вик. Я вижу его отражение в потемневшем окне. Но повернуть голову нет сил. Он стаскивает меня с подоконника и прижимает к себе.
– Прости меня, Темик. Прости. Но я не могу иначе, – я, прижавшись к его груди, слушаю. Его слова, резонируя в грудной клетке, мягким, словно поглаживающим движением утихомиривают мои вывернутые наизнанку нервы. Я верю. Верю, что эти слова идут из самой глубины сердца моего Космоса.
– Это он? – просто для того, чтобы спросить, говорю я.
– Он.
– Давно?
– Это как посмотреть, Темик. Может, и давно. Вечность. Мне кажется, я его знал всегда. А может, всего несколько лет? Пойдем, я налью тебе чаю с лимоном и медом.
Обхватив чашку с горячим чаем, я вспоминаю тот день, когда впервые оказался на этой кухне. Кажется, прошла жизнь. Между мной и тем Темиком так мало общего.
– Когда ты вернешься?
– Через полгода.
– А как же универ?
– Все уже решено, Темик.
Полгода. Полгода без Солнца.
11
Я стою во дворе дома Вика. Привычка. Как будто часть его все еще присутствует здесь. Иллюзия. Это успокаивает. Я сажусь на качели и, отталкиваясь ногой, понемногу раскачиваюсь. Веду с ним мысленный диалог. Я не могу отказать себе в этой слабости. Да и зачем? Мое внимание привлекает высокий парень, который потерянно осматривает двор. Кир! Блядь! Место паломничества какое-то. И я, подначенный злой ревностью, подхожу к нему.
– Какие люди? Зря караулишь. Вик уехал, – зло цежу я.
– К…куда уехал?
– На практику на полгода. Переживешь?
Кир, рассеяно хлопая по карманам, прячет свои глаза. И моя злость куда-то испаряется. Порыв ветра обдувает мое лицо, он смотрит мне в глаза. Словно заглядывает в душу. Я, буркнув что-то, опять прячусь за челкой.
– А ты переживешь? – он вытащил пачку сигарет и протянул мне. Я вытянул сигарету и, прикурив, глубоко затянулся.
– А куда я денусь?
– Давно вы с ним… Встречаетесь?
– Не надо реверансов. Трахались иногда. Когда мне везло. А время значения не имеет.
– А Рыжая?
– Викуля? Официально она – его подруга. Не знает она о легком бирюзовом оттенке.
Почему-то мне легко говорить это Киру. Не стыдно. Может быть, потому что я знаю, что он меня точно поймет? Кир, выкурив сигарету, уходит.