Читать интересную книгу Книга превращений - Марк Ньютон

– А ты везунчик.

– Будь я везунчиком, мост не рухнул бы подо мной, идиот.

– Зато мы больше не на линии фронта.

– В смысле? – не понял Вулдон.

– Как только ты совсем поправишься, мы предложим наши непревзойденные способности для спасения императора в Балмакаре.

– Тогда я лучше буду валяться здесь и притворяться мертвым. – И Вулдон уставил глаза в кирпичный потолок.

– Ну не дуйся, старина, – заговорил Тейн покровительственно, насколько мог. – Эта война показала, что внизу мы бессильны. Судьбы гражданских сейчас в руках военных.

– Поэтому мы будем нянчить Уртику.

– Напротив – нам несказанно повезло. Мы будем охранять святая святых, внутренние покои.

– Нам не для этого дали силы. Мы должны помогать людям, а не одному человеку.

– Приказ есть приказ, – отвечал Тейн.

– И больше мы ничего не можем сделать?

– Боюсь, что нет.

– Когда отправляемся?

– Как только ты будешь готов.

Под порывами снега культисты ордена Равноденствия пешком подошли к воротам Виллджамура. Верейн не чуяла под собой ног. Каждый раз, когда она падала в изнеможении на колени, Дартун клал руку ей на плечо, и она вставала и шла еще несколько часов. Все уже понимали, что они пленники и бежать им некуда. Да и незачем. Верейн почти не обратила внимания на лагерь беженцев у стен города, огромные замерзшие лужи, земляные ямы, в которых едва тлели костерки, вконец отощавших собак, тенями слонявшихся между кое-как сколоченными домами-палатками. Всюду воняло экскрементами. И все же она сейчас многое отдала бы за то, чтобы поменяться местами с любым из этих несчастных, снова стать свободной. Память опять ей изменила. Вся ее предыдущая жизнь скрылась в каком-то тумане. Он медленно поглощал и имена ее товарищей-культистов. Верейн шла за Дартуном – больше она ничего поделать не могла.

Они медленно одолевали некрутой, но тягучий подъем от первых ворот, заинтригованные военные крутились вокруг них. Четверо солдат в полной боевой форме вошли в небольшой домик-сторожку и снова вышли им навстречу, на ходу вытаскивая из ножен мечи.

– Селе Ямура, – буркнул один из них, с лицом как у крысы. Другие встали рядом, с недоверием разглядывая странных культистов.

Дартун молчал.

– Покажите нам письменные документы на вход, – продолжал солдат, – и прилагаемые к ним медальоны, прежде чем мы пропустим вас ко вторым воротам.

Дартун сделал к солдатам шаг, те подняли мечи.

– Стой, где стоишь, – предупредил один из них.

Дартун, не говоря ни слова, хихикнул. Он сделал еще шаг, и солдаты, оскользаясь в грязи, бросились к нему; их мечи встретили его руку и со звоном отскочили от нее. Солдаты не знали, что думать о человеке, неуязвимом для их оружия.

Пока стражники стояли в ступоре, Дартун подтянул к себе ближайшего из них, положил руку ему на шею, и доспехи бедняги тут же раскалились докрасна. Пока товарищи смотрели на него, ничего не понимая, тот визжал: его кожа нагрелась, лицо покраснело, и вдруг он с тихим «чпок» лопнул внутри своих доспехов. Оттолкнув от себя окровавленную массу, Дартун с ухмылкой поглядел на других солдат.

Вулдон, старательно шагал по прямой, как пьяный, до самой комнаты. Он жил аскетом, ничего не копил, не приобретал. У него была кровать, кресло, шкаф, в котором висели несколько комплектов одинаковой формы, и письменный стол, установленный специально по его просьбе. Вот и теперь он сел за стол, зажег фонарь и пододвинул к себе рисунки.

Вот и все, последняя, похоже, сцена.

МифоТворец собирался уничтожить короля подземного мира – грубая параллель с Кейвсайдом – при помощи призванных им волшебных существ. Это должно было стать кульминацией всей истории, и Вулдон волновался, удастся ли ему выразить в последней картинке все. Больше того, с тех пор как он поговорил с Ульриком о своих картинках и тот сказал, что их можно оживить, он бился над тем, чтобы включить эту возможность в свою работу. Хотя он даже не был уверен в том, что жрец не ошибается. Но попытка не пытка.

МифоТворец был любимым двойником самого Вулдона. С тех самых пор, как ему пришлось уйти из публичной жизни и начать жить затворником, он начал рисовать – рисунки помогали ему остаться самим собой, человеком, который хотел творить добро, помогать людям. «Таков уж я. Хочу приносить радость, хочу, чтобы все меня любили». И он продолжал спасать воображаемые жизни на листах пергамента, которые приколачивал к доскам для объявлений и к дверям школ по всему городу. Прикрепив один, он отходил в сторонку и наблюдал за реакцией ребятишек, которые сбегались посмотреть на продолжение истории. К концу дня мальчишки зачастую начинали разыгрывать сюжеты его картин в лицах. Он слышал, как они вопят, изображая падение Доктора Дьявола или Королевы-Единорога.

Теперь, когда город вокруг рушился, МифоТворец мог и впрямь оказаться последней надеждой для ребятишек. Раз уж он сам вынужден проводить эти последние часы с императором, раз он не может быть внизу, с народом, то пусть им поможет хотя бы МифоТворец да еще совет Ульрика. Прилежно и с такой стремительностью, которая достигается лишь годами практики, Вулдон принялся рисовать последние деяния МифоТворца.

Через пару часов в дверь постучал Тейн.

– Вулдон, – раздался из-за двери его голос, – нам пора.

«Вот черт!»

– Еще немного, – буркнул он. – Мне надо выйти, прежде чем я увижу императора.

Он услышал, как Тейн вздохнул.

– Похоже, тебя теперь ничем не остановишь.

– Это точно.

Вулдон открыл дверь; под мышкой у него была пачка рисунков, в руках молоток и гвозди. Со всем этим он выскользнул в ночь.

Над городом шел густой снег; хорошо еще, что не дождь. На нем был плащ, лицо он закрыл шарфом. Раньше он платил другим за то, чтобы те развешивали его рисунки по городу, потом, когда деньги кончились, пришлось самому взяться за дело. Однако теперь, когда его снова узнавали на улицах, приходилось соблюдать особую осторожность, чтобы как-нибудь ненароком не выдать свой секрет.

По всему городу – под мостами и виадуками, на дверях разгромленных таверн и позади линий укреплений, Вулдон развешивал свои рисунки, прибивая их к дверям, доскам объявлений и любым защищенным от ветра поверхностям, какие только мог найти. Эти скетчи были особенными, и он понимал – их должно увидеть как можно больше детей.

Город являл собой угнетающее зрелище. Стены обрушились, заблокировав проходы, в иные улицы вообще нельзя было войти, его прогоняли оттуда кордоны милиции, но он все равно посетил все главные магистрали на уровнях, где не шли бои. Правда, на площади Кейвсайда он не попал, и это его огорчало – он хотел, чтобы у всех детей города был равный доступ к рисункам. Покончив с этим делом, он помчался назад, в свое жилище. «Подумаешь, опоздаю на пару часов, плевать».

Вернувшись, он застал Тейна распростертым на кушетке – тот смотрел в потолок.

– А, вернулся, странник. Что это ты затеял?

– Не твое дело. Пошли нянчить императора.

Сверху, от ворот Балмакары, где они переходили от одного отряда охранников к другому, открывалась панорама городских крыш, волнами уходящих к горизонту.

– Погоди-ка, – сказал вдруг Тейн.

– Что?

– Я что-то слышу. – И он повернул голову, пытаясь сквозь вой ветра разобрать, откуда долетел звук. – Там.

Он протянул руку, и тут же в том направлении вспыхнул фиолетовый свет, вспышка врезалась в облака снизу, и между третьим и четвертым уровнями рухнул мост. Туча пыли поднялась над улицей сразу, грохот достиг ушей немного позже.

– Нам надо спешить, – сказал Тейн.

Стража, узнавая Рыцарей в лицо, не задерживала их на ступенях Балмакары, и скоро они были уже в относительном тепле императорской резиденции. Драгунский офицер повел их по освещенному фонарями коридору, где им навстречу то и дело попадались солдаты. Они с озабоченным видом тащили куда-то провизию и оружие, точно готовя императорскую резиденцию к осаде.

– Не лучше ли послать всех этих ребят в город, на защиту жителей? – спросил Вулдон.

– Полагаю, что лучше, сэр.

– Ты согласен? – переспросил Тейн.

– Сэр.

– Тогда какого черта они тут делают? – возмутился Вулдон. – Там люди гибнут.

– Это не наше решение, сэр, – отвечал солдат, – и не наш выбор. Вы сами увидите.

Вулдон взглянул на Тейна, тот лишь пожал плечами.

Одолев еще несколько кордонов безопасности, пройдя темнеющими коридорами, миновав вестибюль, они наконец оказались в просторном зале; шагах в пятидесяти от входа стоял письменный стол, и больше ничего, у стены напротив горел в громадном камине огонь, из окон открывался несравненный вид на город. Ни фонарей, ни свечей в комнате не было, огонь в камине освещал середину, углы тонули в тенях. На горизонте то и дело вспыхивало фиолетовое пламя, за окнами все гремело и грохотало, огни отражались от облачных масс. Снег хлестал в стекла, ветер тряс и раскачивал рамы.