Маттео улыбнулся и покачал головой. Базель Индолар сделал правильный выбор. Талант у Тзигоны был огромный, и она, несомненно, станет лучшей ученицей Базеля. Совсем скоро она будет волшебницей.
Его улыбка неожиданно увяла. Теперь, когда Тзигона стала на путь чародейки, их странной дружбе суждено подойти к концу. Она для него теперь может быть только противником или…
— Патроном, — простонал он.
К счастью, от кошмарной мысли его оторвали дворцовые колокола, призывавшие слуг перед закрытием ворот на ночь.
Он направился прямиком в покои королевы, узнать, не понадобятся ли вечером его услуги. Он вошел бесшумно, заметив, что королева в мастерской одна. Роскошная музыкальная шкатулка лежала на столе рядом с ней, механическая кошка урчала на коленях. Шкатулка выглядела как золоченая клетка, в которой на тонкой жердочке качалась заводная птица, покрытая тонкими, разноцветными перышками из металла.
Королева отстраненно поглаживала кошку, глядя куда-то вдаль, и вдруг запела. Сначала ее голос был слабым, ровным и лишенным эмоций, как когда она разговаривала. Но он становился сильнее, глубже, богаче. Безмолвная мелодия, полная печали и потери, которую не смог бы превзойти погребальный плач лучшего из бардов.
Маттео встал как вкопанный. Он слышал этот голос. Нельзя было ошибиться ни в нем, ни в магии, сквозившей в каждой ноте. Этим голосом Тзигона звала ларакена. На миг воспоминания о битве вернулись к нему — возбуждение, ужас, утрата.
Затем память угасла, словно задули свечу, и момент узнавания сменился сомнениями. Стоит ли говорить Тзигоне? Или это — одна из истин, которым лучше остаться непроизнесенными?
Да и истина ли?
Королева Беатрикс умолкла, лицо по-прежнему оставалось нечеловеческой, непроницаемой маской. Она отложила кошку, и взяла в руки музыкальную шкатулку, глядя на чудо механической мысли. Зазвенели крошечные колокольчики. Заводная птица подхватила душераздирающий напев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});