Читать интересную книгу Ключи к декабрю - Пол Андерсон

— Что все это значит? — спросил Штрукхаймер.

— Очевидно, большую часть своего Года Постижения он потратил для изучения английского. По его словам, священник устроил ему что-то вроде освобождения от обета познавать общественные ритуалы. Обычно они весь год занимаются именно этим…

— Что означает “осо-бо-жени-ото-бета”?

— Это все равно что “разрешение”, Балуурн. Разрешение священника, — пояснил Штрукхаймер.

— Хорошо. Священник дал “осо-бо-жени-ото-бета”, и я теперь нет-похож братья.

— Ты говоришь по-английски очень хорошо, Балуурн, сказал Кроуэлл. — Я изучал ваш язык десять лет и тем не менее не могу говорить на нем так свободно, как ты на моем.

Балуурн склонил голову.

— Штрукхаймер-кто-медлит говорит люди нет-похож бруухиане. Люди учатся всю долгую жизнь, нет один год. Наверно, потому, что бруухиане быстрее идти в тихий мир.

Трава поредела, и их глазам открылась деревня. Кроуэлл сразу увидел то, о чем говорил Штрукхаймер: только половина строений имела привычный вид асимметричных мазанок. Все новые постройки были почти строго прямоугольные и возносились на десятиметровую высоту.

— Балуурн, почему твой народ перестал строить по-старому?

Туземец вперил взгляд в землю и, казалось, все внимание сосредоточил на том, чтобы не опередить людей.

— Это ново-тип… новая часть ритуала живущих. Оставить тихих ближе к земле. Проходить мимо много раз каждый день. Жить наверху, чтобы проходить мимо тихих много раз. Говорить с тихими, тихие знают больше, тихие счастливее и более полезны.

— Я думаю, в этом есть смысл, — серьезно сказал Штрукхаймер. — Нельзя ожидать от тихих, что они будут знать все, что происходит, если их держать взаперти в задней комнате.

— О, нет взаперти. Взаперти — слово людей, не бруухиан. Но ты правый, тихие более полезны.

Кроуэлл ощупал пальцами маленькую камеру, прикрепленную к поясу. Это могло проверить одну из его идей.

— Я думал, что тихих нельзя передвигать. Если передвинешь — надо начинать новую семью.

— То верно, то верно. Новый дом строить вокруг старого дома. Снимать старую крышу, оставить дырку в полу дома живых, купить веревку магазин Компании, проходить мимо тихих вверх и вниз много раз каждый день.

— Ясно. — Кроуэлл отцепил камеру от пояса и снял несколько строений. Затем быстро охарактеризовал каждый кадр, нацарапав несколько строчек в блокноте. — Ага, защитная окраска…

— По каким-то причинам они стремятся к расширению семьи, — сказал Уолдо. — Раньше, когда им становилось слишком уж тесно, они делили тихих и начинали создавать новые семьи на окраине деревни.

Мимо прошла бруухианка, ведя в поводу двух покорных млекорептилий. Свежие капли липкой коричневой слизи на спинах свидетельствовали, что мясофрукты были срезаны совсем недавно. Кроуэлл щелкнул камерой.

— Расширение семей. Может быть, может быть… — сказал он. — Но то, что они строят вверх, а не вширь, говорит также о сохранении пастбищ. Видимо, это имеет важное значение.

(Пока Штрукхаймер с Кроуэллом обменивались репликами, Балуурн молчал. Уж он-то знал, почему его сородичи ведут строительство вверх, а не вширь, он только что объяснил это. То было новой частью ритуала живущих.)

— Кроуэлл-кто-шутит…

— Да, Балуурн?

— Одна семья просила тебя навестить. Старая, очень старая женщина помнит тебя. Хочет говорить с тобой перед “тихий мир”. Очень скоро.

— Странно… Я спрашивал, есть ли среди них кто-нибудь, кто помнит вас, — удивился Штрукхаймер. — И мне ответили, что все те уже в “тихом мире”.

Кроуэлл улыбнулся.

— Вы, вероятно, говорили в формальном ключе?

— Конечно. Кому по силам неформальный?

— Тогда вас, очевидно, неправильно поняли. О женщинах трудно говорить в формальном ключе. Здесь требуются определенные парафразы. Они решили, что вы спрашиваете, живы ли еще мужчины, которые помнят меня.

— Кроуэлл-кто-шутит прав. Штрукхаймер-кто-медлит должен был позвать меня, — вмешался Балуурн. — Вся деревня знает старую Шуурну.

— Что же, пошли навестим ее. Это может оказаться любопытным.

Дом Шуурны принадлежал к числу новых “небоскребов”. Двое землян и бруухианин по одному протиснулись в узкую дверь.

Эта комната была не для тех, кто страдает клаустрофобией. От пола до потолка ее занимала старая хижина. Между старой и новой дверями оставалось меньше метра свободного пространства. Было темно и сыро, пахло плесенью.

Балуурн прокричал ритуальную фразу вхождения. Наверху кто-то откликнулся. Они вошли в старую хижину. Их окружали десятки стоящих вертикально мумий — семейные “тихие”. Глаза трупов бесстрастно взирали на пришельцев. Балуурн прошептал что-то в благочестивом ключе — слишком быстро, чтобы Кроуэлл разобрал фразу, — и сказал:

— Я иду вверх первый смотрю Шуурна готова говорить Кроуэлл-кто-шутит.

Балуурн быстро вскарабкался по веревке, отчего его сходство с обезьяной только увеличилось.

— Надеюсь, канат выдержит меня, — пробормотал Кроуэлл, принимая гравитол.

Он спрятал коробочку с пилюлями и вытащил из кармана еще что-то. Не спуская глаз с отверстия в потолке, он бочком скользнул к одному из “тихих”, подпиравших стену поблизости.

— Что вы делаете, Айзек?

— Секундочку, — прошептал Кроуэлл, шаря позади “тихого”. Он вернулся и передал Уолдо маленький пластиковый конверт. Потом засунул в карман небольшой вибронож.

— Соскоб с плеча, — прошептал он.

Уолдо округлил глаза.

— Да знаете ли вы…

Балуурн скользнул по веревке вниз. За ним последовали еще двое бруухиан.

— Шуурна хочет говорить Кроуэлл-кто-шутит одна.

— Ну что же, я готов, — сказал Кроуэлл. — Если только мне удастся взобраться по веревке.

Он хорошенько ухватился и, натужась, полез вверх, пропустив свободный конец каната между ногами. Дополнительная доза гравитола должна была облегчить задачу, но все же поднимался он, злясь и невнятно ругаясь, очень медленно.

Шуурна лежала на плетеной циновке. Она была самой старой бруухианкой из всех, кого Кроуэлл когда-либо встречал. Пожелтевшие волосы облезали клочьями, глаза были затуманены слепотой, сморщенные высохшие соски свисали серыми складками плоти.

Слабым голосом она заговорила в неформальном ключе:

— Кроуэлл-кто-шутит.Я знала тебя в мой Год Постижения,и я помню тебя лучше, чем собственных детей.Ты ходишь теперь по-другому,твои шаги — шаги молодого человека.

Этого Кроуэлл не ожидал.

— Время было более милостивоко мне, чем к тебе,Шуурна, ожидающая перехода в тихий мир.Но эта видимая молодостьот травы,которую дал мне доктор, чтобыпридать мне силы молодого человека.

— Мои больше-глазы потемнели,но мои много-глазы говорят мне,что ты стал выше на два зернышка,Кроуэлл-кто-шутит,чем ты был век моей жизни назад.

— Это так.Такое, бывает,случается с человеком, когда он стареет.

(Человеку можно добавить несколько сантиметров пластиплоти, но снять их на время уже невозможно.)

Воцарилось долгое молчание, которое в человеческом обществе сочли бы щекотливым.

— Шуурна,имеешь ли ты что-нибудьсказать мне или спросить у меня?

Снова долгая пауза.

— Нет.Ты, кто выглядит как Кроуэлл-кто-шутит,я ждала увидеть тебя,но теперь ты не здесь.Я не могу больше ждать,я готова к тихому миру.Пожалуйста, призови наимладшего и новогонаистаршего.

Кроуэлл подошел к веревке.

— Балуурн!

— Да, Кроуэлл-кто-шутит!

— Шуурна готова… перейти в “тихий мир”. Ты можешь найти наимладшего и наистаршего?

Двое, которые спустились следом за Балуурном, мигом поднялись по веревке. Они прошли мимо Кроуэлла и остановились перед Шуурной. Кроуэлл полез было вниз.

— Кроуэлл-кто-шутит, — заговорил старший, —не поможешь ли ты намснести вниз эту радостную ношу?Я слишком стар, а этот слишком мал,чтобы доставить Шуурнувниз и воссоединить, с другими тихими.

С другими тихими? Кроуэлл подошел к трем бруухианам, наклонился и дотронулся до руки Шуурны. Она была твердой и неподатливой, как дерево.

— Старший семьи Шуурны,я не понимаю.Я считал, что никто из людей не вправеприсутствоватьна ритуале перехода в тихий мир.

Старик кивнул в той самой обезоруживающей манере — совсем по-человечески.