…В аттестации по случаю его производства в офицеры командир учебной роты Александровского училища писал: «Я много наслышан о роде Тухачевских, я считаю что дворяне из этой семьи – достойные России патриоты и верные слуги царя. Но за 2,5 года этих качеств ни на малейшую толику не проявил кадет Тухачевский М. Н. Будучи всегда чистым душой и совестью я, как офицер его Императорского Величества считаю нецелесообразным выпускать офицером из Александровского училища отрока Михаила Николаевича Тухачевского…»
Признаний в подвалах Лубянки никто от Тухачевского не требовал. Зато он сам напрашивался на встречу с руководителями НКВД. Маршалу дали бумагу, ручку и он самым добросовестным образом оболгал себя и… предложил наркому внутренних дел разыграть сцену допроса, во время которой бы он, Тухачевский, рассказал, что будучи в плену в Германии был завербован немецким командованием. А присутствующий при вербовке начальник 6-го управления «Аусланд СД» РСХА оберфюрер СС Хайнц Мария Карл Йост сбросил информацию о вербовке президенту Чехословакии Бенешу. А Бенеш в свою очередь, якобы из дружеских чувств передал эту информацию руководителю СССР Сталину. И таким образом, он был бы разоблачен…
Михаил Николаевич получив от наркома добро кивком головы, красочно все это расписал. Когда его «признания» (правильней, его фантазии) были переданы Сталину, тот, прочитав и зная реальное состояние дел в советско-германских отношениях, о которых Тухачевский даже не мог помыслить, усмехнулся и совершенно безразличным тоном сказал:
– Иногда подлость имеет бескрайние размеры. И она можит визвать озлобленность, а здесь ничего кроме отвращения нэт. Так пусть же эта б… сдохнет, ш-тоби я ее нэ видел, не слышал никогда.
Рассказывают о громком суде над Тухачевским. Ужасаются, что на последнее заседание 6 июня 1937 г. его принесли на носилках, что Ульрих зачитал слова о вынесении смертного приговора и подвел итог жизни великого стратега. Ужасаются, что дальше пошли расправы над его единомышленниками: Уборовичем, Якиром, другими военачальниками.
Все это чушь…
Невзирая на дикость советской юриспруденции и одиозность фигуры Ульриха в судебных процессах, следует прямо заявить: каждый из этих высокопоставленных военных Красной армии получил по заслугам! Ибо были они далеки от истинного военного искусства и благородства чести офицера, понятий стратегии и тактики, развитых со времен Петра Великого в русской армии. Не приближались эти так называемые военачальники – по своим знаниям и опыту – к мышлению и научному обоснованию военного искусства маршала Шапошникова, военных ученых Иссерсона, фортификатора Д. М. Карбышева и многих других достойных исследователей военного искусства в ХХ ст.
Приговоренные как враги народа к смерти, эти военачальники и в самом деле были врагами: бандитами с большой дороги и палачами нашего народа. А что до клише агенты всех разведок империализма, то «великий» Михаил Николаевич Тухачевский написал подобное признание добровольно.
После казни бывшего заместителя наркома оброны Сталин сказал Ворошилову:
– Армию ви-чистить до конца от этих бандитов! Иначе они ви-чистят нас, и ми не выполним нашу главную задачу. Иды, работай.
3
Незадолго до войны Вера Александровна встретилась с вождем, как ей тогда казалось, в последний раз. Встреча состоялась вскоре после празднования 60-летия Сталина.
По всем признакам Сталин был не в духе.
– Говорят, товарищ Дави-дова, што ви много себе позволяете в разговоре с руководителями партии. Вот и коллеги по вашему цеху очень недовольны вашим поведением. Ш-то ви на это скажете?
– Товарищ Сталин, мною могут быть многие недовольны. А если вы вообще не будете на меня обращать внимание, мне станет совсем худо, – грустно отпарировала актриса.
– Товарищ Давыдова, не темните, отвечайте на вопрос.
– Тогда скажите, пожалуйста, товарищ Сталин, кто эти коллеги по цеху.
– Ха-ра-шо, – смилостивился вождь и перечислил: – Барсова, Златогорова, Лепе-шинь-ская. Што ви на это скажете?
Повзрослевшая Верочка знала что Сталина можно разжалобить слезами, а после посетовать на этих лжеподруг, наговорив на них любую клевету. Но Сталин был настолько зол, что она не рискнула вести игру. И неожиданно для себя, и, скорее всего, для товарища Сталина тоже, на одном дыхании выпалила:
– Товарищ Сталин, извините, вы сделали меня своей любовницей, а ваша бывшая любовница Валерия Барсова, понимая что намного старше меня, стала беситься, что вы ее к себе больше не зовете. Она даже выражает неудовольствие, что всего лишь четырежды получила премию вашего имени, и заявляет что достойна большего. И, запугав более молодых, чем я актрис, – Лепешинскую, Златогорову, Шпиллер – склонила их на свою сторону… А ведь вы и с ними спите, товарищ Сталин.
Вождь растрогался, подошел, взял руками за плечи и с силой усадил ее в кресло.
– Верочка, из всех этих б…, не обижайся, ты самая лучшая. Нет-нет, ты не б…, я действительно правду сказал, ты самая лучшая. Мне с тобой всегда спокойно. И ты ни-чего не просишь как Барсова, Лепешинь-ская, и эта за-алотая Дюймовочка. Иди, а-атдохни, я позову тебя.
Позвал он ее… осенью 1944 года, находясь на Ближней даче. Настроение у него было хорошее, наши войска выдворили с советской территории немцев, кровопролитная изнуряющая война переходила в завершающую стадию. Почти полтора года назад Сталин участвовал в работе международной конференции в Тегеране. И вот скоро, всего через несколько месяцев, будет проводить конференцию у себя; шла интенсивная подготовка к этому историческому событию.
Сталин, решив немного отдохнуть, вспомнил о своей прежней возлюбленной. Она тотчас приехала, они долго разговаривали, он все угощал ее сладостями, иногда полушутя обнимал, а потом совсем неожиданно сказал:
– Стар я, Верочка, стал. Да и тебя не звал давно. Ну тут вот у меня жи-вет экономка, то пару раз я вспомнил тебя, а позвать не решился. То вот тогда и переспал с ней. А сейчас и она не нужна. И рад, ш-то вижу тебя… Ты, Верочка, нэ держи зла против меня. Я как помру, так эти собаки съедят тебя… Так што я тут подумал: па-аезжай в Грузию. Там што би ни случилось, тебя любить будут. Грузины меня и боятся, и любят. И когда я умру, тебе будет там спокойно. Ты будешь… как бы символ, што была любимой женш-щиной та-ава-рища Сталина. И сейчас тэбе надо подумать о том… Ведь ты вот у нас за-амечательная артистка, я помню все твои спектакли, твои партии: Любавы в «Садко» Римского-Корсакова, Марфы в «Хованщине» Мусоргского, Кармен в «Кармен» Бизе, Амнерис в «Аиде» Верди, Аксиньи в «Тихом Доне» Дзержинского, Груни в «Броненосце Потемкине» Чишко, Миловны в «Мать» Желобинского… Ты, Вера-ачка, не переживай ш-то на тебя написали доносы эти б…дьи. Они нэ достойны твоего имени ви-ду-щей солистки Большого театра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});