Глава XL
Воспитание в английской школе для бедных сто лет тому назад
Нижеследующее изложение является точным, нисколько от истины не уклоняющимся отчетом о наказаниях, производившихся сто лет тому назад в Англии в одной из частных школ для бедных. Действительное название города и фамилия благородной семьи, содержавшей эту школу, заменены другими именами: таково было желание дамы, сообщившей нам приводимую ниже историю.
«Школа для бедных в Ост-Боркгеме являлась собственностью господ Ройстон. Леди эти снабжали школу необходимым, руководили решительно всем, держали под своим непосредственным наблюдением педагогический персонал и всеми силами старались способствовать поддержанию всех тех законов, которые были заложены в основу нашего воспитания. Чтобы судить об их ретивости, необходимо заметить, что они собственноручно и охотно, а леди Мария в особенности, помогали приводить в исполнение наказания. Одна только леди Мариори не имела привычки лично наказывать нас, хотя ей доставляло удовольствие присутствовать при экзекуциях, производимых ее прислугой. Я неоднократно сама видела, как эта госпожа хладнокровно следила за процедурой наказания, от выполнения которой несчастная прислуга уставала положительно до изнеможения. Шутка ли! Высечь столько голосящих и стонущих детей — мальчиков и девочек! Я должна прибавить при этом, что леди имели обыкновение наказывать оба пола совместно, что доставляло им, очевидно, особое удовольствие. Школа помещалась от замка леди на расстоянии одной мили; господское здание представляло собою одно из великолепнейших строений графства, и из окон училища мы, ученицы и ученики, могли видеть грандиозные фронтоны, стены которых были украшены фамильными гербами этого именитого рода. Два раза в год нас водили в замок, где мы представлялись нашим господам. Там нас принимали в большой зале и угощали вином и сладкими пирожками; миледи вели с нами дружеские беседы и рассказывали постоянно некоторым из нас о тех должностях, которые приготовлены для оканчивающих школу. Нас определяли на места горничных, субреток и т. д., причем тело наше и до сих пор ноет еще от прелестей этой жизни.
В обществе миледи мы чувствовали себя отвратительно — они нагоняли на нас чувство страха: ведь они часто приказывали бить нас, и как раз тогда, когда я впервые явилась в училище, они присутствовали во время общей экзекуции. Тогда наказанию были подвергнуты сразу все сорок учащихся. Порка, выполненная прислугой наших господ, была тогда задана жесточайшая.
Наш палач в юбке носил имя Жоаны; она часто высмеивала меня за то, что я плакала под розгой, и как-то раз сказала, что это все цветочки, ягодки впереди, и я почувствую их, если судьбою мне суждено занять место у миледи Мариори — вот настоящий сатана; несмотря на ее кроткое и нежное выражение лица, это зверь, а не человек. «Погоди, — сказала она, — поживешь подольше, узнаешь побольше»!
Признаться, перспектива была не из заманчивых, но все леди пороли тогда (это было в 1763 году) своих прислужниц, хотя я уверена, что в те времена горничные были куда лучше, нежели теперь. Наша школа помещалась на изолированной полянке и занимала удивительно красивое положение; вокруг нее были расположены длинные сады. Миледи заботились о сорока сиротах своих крепостных, одевали нас, кормили и заботились о том, чтобы со временем все воспитанники и воспитанницы могли, как говорится, выйти в люди. Мы носили особую форму, которая выглядела очень скверно, но — что делать? — форма была избрана самими миледи. Рубашки шились из грубой холстины, которая до невозможности раздражала кожу, и в носке такое белье было положительно невыносимо. Сверху нас наряжали в серые фланелевые кофты и желтые юбки, кушаки синего цвета, юбки шились до колен и снабжались оборкой, которая, как и обшлага на рукавах, была огненно-красного цвета. Свою выдумку миледи мотивировали тем, что хотели придать своим воспитанницам такой отличительный признак, который сразу выделял бы их из среды всех прочих крестьянок. Нас заставляли также носить корсеты, но изготовлены были последние из кожи, отличались необычайной длиной и плотностью и в довершение всего затягивались безжалостным образом: миледи строго наблюдали за тем, чтобы мы ходили так, словно проглотили аршин.
Дополнительным прибором служили белые косынки-пелеринки, которые плотно охватывали плечи и пристегивались булавками; благодаря этому, по словам миледи, «получались красивые фигуры». В качестве головного убора нам выдавались маленькие ситцевые шапочки с твердым донышком и с заложенными в складочку бортиками; наша барыня строго следила за этими шапчонками, причем некоторые из гладильщиц нередко подвергались наказанию розгами, если миледи замечала у кого-нибудь из нас на голове недостаточно элегантно выглядевший экземпляр подобной «шляпы». Иногда наказание варьировалось: плохо выглаженные шапчонки и платки прикалывались к платью провинившейся прачки, которая должна была в таком виде несколько часов кряду простоять на стуле в столовой, где ее видели не только собравшиеся сюда мальчики, но и все находившиеся или проходившие по двору. Такое наказание считалось более тяжелым и позорным, нежели сама розга.
Воспитывали же нас и образовывали так хорошо, что во всех домах мы были самыми желанными прислугами — нас брали нарасхват. И летом, и зимой полагалось вставать в нашей школе в шесть часов утра; на умывание и туалет более получаса тратить не разрешалось. Затем мы съедали по куску хлеба, выслушивали утреннюю молитву и отправлялись в класс. Затем наступало время завтрака, после которого занятия возобновлялись до одиннадцати часов, потом снова кусок хлеба и четверть часа отдыха. После перемены — занятия в классе до двенадцати часов, потом обед и отдых до двух дня. Затем до пяти часов снова классы, в шесть часов ужин, вечерняя молитва и в восемь — по постелям.
Особенным событием дня был так называемый «час наказания», приходившийся на промежуток времени от четырех до пяти часов после обеда. К этому времени обязательно появлялись наши миледи и приводили с собой обыкновенно гостей, которым показывали свое детище, т. е. нашу школу. Изредка — и это бывало тогда, когда вместе с ними были мужчины — дамы были в хорошем расположении духа, на лицах у них сияли улыбки; зато временами они были не в меру раздражительны и вымещали на нас ту злобу свою, которая накопилась у них в течение дня дома. Обе миледи научились одеваться у своих кузин на французский манер, и нередко мы видели их в таких платьях, которые напоминали нам костюмы фей. Мы положительно разевали рты, глядя на эти удивительные перья и цветы, на изумительные бриллианты и другие безделушки, на душистые веера и прочее. Всему этому мы безгранично поражались.