Читать интересную книгу Антология современного анархизма и левого радикализма, Том 2 - Алексей Цветков

На мой взгляд, решение проблемы не в культивировании «умеренности», что было бы равнозначно признанию собственного бессилия, а в углублении собственной позиции. Настало время не только ругать глобализацию, но и сформулировать собственные требования: меньше социалистической риторики, больше социалистической программы.

Необходимость позитивной программы возрастает и потому, что после Праги международные финансовые институты несомненно выступят с собственными реформистскими инициативами. До сих пор критики финансовой олигархии отвергали все реформистские заявления представителей МВФ и Мирового Банка как пустую риторику. Однако сейчас ситуация меняется, и если мы не осознаем этого, то уступим инициативу противнику.

Реформа финансовых институтов назрела не только с точки зрения левых, но и с точки зрения самого глобального правящего класса. С одной стороны, массовые протесты заставляют относиться к оппозиции всерьез — элиты понимают, что одними репрессиями проблему не решить, нужны реальные уступки «умеренным», раскалывающие движение. С другой стороны, глобальная финансовая система сама находится в столь плачевном состоянии, что реформ настоятельно требуют не только левые, но и такие представители капиталистической олигархии, как Джордж Сорос.

Реформа будет проведена всерьез, другой вопрос — насколько она будет успешна. И в любом случае это будет не та реформа, которую бы мы хотели.

Вполне возможно, что международные финансовые институты в принципе нереформируемы и попытка их преобразовать приведет систему к краху, как перестройка привела к развалу СССР. Однако это выяснится позднее, а пока финансовая олигархия пытается восстановить управляемость в системе и вновь овладеть инициативой.

В такой ситуации собственная позитивная программа жизненно необходима движению. В то же время, учитывая, что движение крайне неоднородно, любая попытка сформулировать единую общую программу может привести к сужению массовой базы протеста и даже к расколу в наших рядах. Движение должно по-прежнему расти вширь, но оно нуждается в том, чтобы расти и «вглубь».

В подобной ситуации единую общую программу может заменить комплекс предложений, своего рода творческая лаборатория идей, не обязательных для каждого активиста, но в целом отражающих формирующееся направление. Некоторые идеи можно сформулировать уже сейчас:

—  не только списать долги развивающихся и бывших «коммунистических» стран, но и выработать новые правила международного кредита, в частности запрещающие финансовым институтам выдвигать «кондиции», ограничивающие суверенитет (в том числе и в таком вопросе, как право народа самому выбирать свою экономическую систему и хозяйственную политику);

—  заменить МВФ и Мировой Банк системой региональных банков, построенных на демократической основе, подотчетных всем странам — участникам в равной степени;

—  поскольку на самом деле международные финансовые институты являются не частными, а общественными (public) агентствами, необходимо разделить общественный интерес (public interest) и частные прибыли (private profit) — иными словами, ни цента, ни пенни, ни копейки общественных денег частному сектору.

Последний тезис нуждается в развитии. До сих пор крупный транснациональный капитал заставляет нас жить по законам рынка, сам же от негативных последствий рынка страхуется всевозможными государственными гарантиями. Надо изменить ситуацию с точностью до наоборот.

Они хотят рынка — пусть сами и живут по его законам. Общественные деньги (неважно — на национальном или транснациональном уровне) не должны идти никуда, кроме непосредственно общественных, социализированных проектов. Необходимо создать сеть региональных и транснациональных агентств развития (development agencies), которые осуществляли бы под демократическим контролем и в условиях полной открытости крупные проекты в интересах большинства.

Аргументом приватизаторов в 90-е годы было то, что национальные банковские, транспортные, телефонные и т.п. компании слишком малы для глобального рынка. Правда, после приватизации большинство из этих компаний крупнее не стали. Но аргумент в принципе верен. Для того чтобы общественный сектор работал в новых условиях, он должен быть интегрирован транснационально. И это должно стать нашим ключевым требованием, дополняющим привычные для левых, но далеко не потерявшие актуальности лозунги национализации.

Программная дискуссия в движении может породить новые идеи и подходы. Чем больше их будет, тем лучше. В любом случае мы должны создать у общества и в собственной среде более четкое представление о том, куда хотим идти и к чему стремимся. Ясно, что чем более внятными будут наши позитивные требования, тем более очевидно будет несоответствие им реальных реформ и тем труднее будет для глобальной финансовой бюрократии работа с «умеренными» в нашем движении.

Между тем именно ориентация на «умеренных» сейчас является ключевым моментом в политике МВФ и Мирового Банка. Их тактика по отношению к протестующим уже определилась. Публикации в большой прессе после Праги в этом смысле очень показательны.

Часть критики признается конструктивной и отмечается, что сами лидеры МВФ и Мирового Банка настроены на реформу. Одновременно начинается массированная атака на «экстремистов», чьи действия ассоциируются с «насилием», а уличные протесты — с футбольным хулиганством.

«Серьезным» критикам финансовых институтов фактически предлагается выбор — либо косвенно поддержать реформу сверху, либо присоединиться к «хулиганам» и тем самым дискредитировать себя.

Такая политика дает возможность расколоть движение. До сих пор попытки внести раскол в ряды противников корпоративной глобализации не удавались. Мировой Банк и транснациональные корпорации затратили огромные средства на то, чтобы кооптировать НГО, превратив их в своего рода псевдооппозицию, главная задача которой — выпустить пар из котла и создать видимость дискуссии.

Однако этот подход, весьма эффективный в середине 90-х, стал давать сбои к 1999-2000 годам. Сиэтл показал, что даже умеренным НГО выгодно присоединяться к протестному движению, ибо это усиливает их позиции. К тому же, выступая против набирающего силу движения, они могли дискредитировать себя и остаться в изоляции.

На сей раз ситуация меняется. Поводом для смены ориентиров формально оказывается не стремление сговориться с МВФ, а несогласие с насилием. Другое дело, что у тех, кто отмежуется от движения и порвет с «экстремистами», никакого иного варианта кроме сговора с финансовыми институтами просто не останется.

Поскольку именно «насилие» является главной темой противников движения, мы сами должны определиться в этом вопросе.

Часть деятелей NGOs, представленных в Праге, особенно представители американской либеральной академической интеллигенции, на следующий же день после событий 26 сентября оценили произошедшее как «поражение», ссылаясь на то, что своими насильственными действиями демонстранты дискредитировали идеи, ради которых вышли на улицы.

Показательно, что в точно таком же духе дружно выступила и большая часть центральной прессы. Между тем подобные претензии задним числом были абсолютно лицемерными как со стороны критиков «насилия», так и со стороны журналистов.

Прежде всего, изначально целью протеста было не только выражение несогласия с МВФ. Организаторы акции не скрывали, что собираются сорвать мероприятия Фонда и банка в Праге, блокировать конгресс-центр. Подобная тактика — результат многолетнего опыта, показавшего, что на традиционные формы протеста — демонстрации, пикеты, выступления в прессе и т.п. — международные финансовые элиты просто не реагируют.

Между тем срыв мероприятия, блокада зданий уже изначально НЕИЗБЕЖНО предполагают определенный элемент насилия. Вопрос, конечно, в масштабах насилия. Но то, что происходило в Праге в сентябре 2000 года, отнюдь не было чем-то чрезвычайным даже по западноевропейским меркам. К тому же с самого начала вся тактика полиции и вся система ее подготовки была организована таким образом, чтобы исключить малейший шанс на успех ненасильственных действий. Невозможно пройти через полицейские заграждения, не вступая в конфронтацию с полицейскими. Сам тот факт, что первый камень был брошен в полицейских из толпы, бесспорно заслуживает сожаления. В свое время Герберт Маркузе совершенно справедливо говорил, что революция должна экономить насилие.

Демонстранты не должны провоцировать полицию. Хотя, с другой стороны, в толпе было множество полицейских провокаторов Столкновение было абсолютно неизбежным, обе стороны к нему готовились и не скрывали этого. При подобном раскладе сторонники «ненасилия» вообще не должны были бы ехать в Прагу или во всяком случае должны были бы честно заявить о своем несогласии до начала событий (как, например, сделали большевики Каменев и Зиновьев, отмежевавшиеся от Ленина перед Октябрьским переворотом). Напротив, крики о насилии раздались задним числом, когда правая пресса начала агрессивную кампанию против движения, а сотни чешских активистов, по большей части в уличных схватках не участвовавших, были брошены за решетку. В такой ситуации жалобы «умеренных» на насилие со стороны демонстрантов объективно оказываются выражением солидарности с полицейским насилием и репрессиями.