Читать интересную книгу Щит Времени (сборник) - Пол Андерсон

«Она притягивает к себе людей сильнее, чем я», – отметил Эверард.

Вольстрап ответил, обращаясь скорее к ней, чем к Эверарду:

– Хроники дают скудные сведения о его происхождении. Они преподносят Григория уже в почтенном возрасте, когда он принял тиару и прожил до глубокой старости, оставаясь деятельным до последних дней жизни. Источники не сообщают даты его рождения. Позже церковные летописцы давали оценки, разнящиеся лет на двадцать пять. До настоящего времени Патруль, как ни странно, не счел нужным установить факты, связанные с этой личностью. Вероятно, никому и в голову не приходила подобная мысль, включая, конечно, и меня.

Нам лишь известно, что он был крещен под именем Уголино де Конти ди Сеньи и принадлежал к знати города Ананьи. Не исключено его кровное родство с Иннокентием Третьим.

«Конти! – пронеслось в голове у Эверарда. – Ананьи!»

– В чем дело, Мэнс? – спросила Ванда.

– Так, одно предположение, – пробормотал он. – Пожалуйста, продолжайте.

Вольстрап пожал плечами.

– Хорошо, – произнес он. – Мой замысел заключался в следующем: надо было раскопать его корни, и с этой целью я приступил к исследованиям. Никто не смог установить дату его рождения. Следовательно, в этом мире его, скорее всего, и не было вообще. Но я обнаружил дату, погребенную в памяти. Мне помог один из агентов, который сам знал эту историю только понаслышке. Агент должен был работать в период правления Григория. Он решил провести отпуск в более раннем периоде и… Короче, с помощью мнемотехники он определил год рождения Григория и кто его родители. Как впоследствии и писали некоторые историки, он появился на свет в тысяча сто сорок седьмом году в Ананьи. Следовательно, папа дожил до девяноста лет. Его отец – Бартоломео, а мать – Илария из рода Гаэтано. – Вольстрап немного помолчал. – Вот все, что я могу предложить вашему вниманию. Боюсь, что вы потратили слишком много сил, чтобы собрать столь незначительный урожай.

Эверард уставился в пространство, объятое тенями. Дождь струился по стенам дома. – Промозглый холод забирался под одежду.

– Нет, – выдохнул он, – вы, пожалуй, напали именно на тот след, что нам необходим. – Эверард вздрогнул. – Надо побольше узнать о том, что из всего этого получилось. Нам потребуется один-два оперативника, способных внедриться в обстановку. Я ожидал такого поворота событий и рассчитывал на вас, хотя до последней минуты точно не знал, куда именно и в какое время нам придется послать разведчиков. Они должны выполнить задание и ни в коем случае не попасть в неприятности. Думаю, что вы двое – идеальный выбор. Я в вас уверен.

«Боюсь, Ванда, что вы двое…» – успел подумать он.

– Простите? – с трудом выговорил Вольстрап.

Ванда вскочила со стула.

– Мэнс, ты правда так решил?! – ликующе воскликнула она.

Эверард тяжело поднялся с места.

– Считаю, что вдвоем вы больше сможете разузнать о событиях, чем в одиночку, особенно если поиски будут вестись с двух сторон, мужчиной и женщиной.

– А ты?

– Если повезет, вы обнаружите необходимые нам доказательства, но их будет недостаточно. Отрицательные результаты исключены. Григорий либо никогда не рождался, либо умер молодым, либо что-нибудь в этом роде. Это предстоит выяснить вам. Я намерен действовать в будущем по отношению к вашему времени, в эпоху, когда Фридрих подчинил церковь своей власти.

1146 год от Рождества Христова

Когда в Ананьи прибыл посыльный из Рима, было начало сентября. Он доставил письмо для Ченсио де Конти или тому, кто в случае кончины либо отсутствия означенного господина возглавляет этот знатный дом в Ананьи. Хотя возраст оставил глубокий след на Ченсио, он оказался дома и в добром здравии. Находившийся у него церковник прочитал послание вслух. Ченсио без особого труда понимал латынь. Она не слишком отличалась от его родного диалекта, и, кроме религиозных служб, члены семьи Конти часто слушали декламацию воинственной или лирической классики на латыни.

Фламандский джентльмен и его супруга, возвращающиеся на родину после паломничества в Святую землю, выражают свое уважение к семейству де Конти. Они в родстве с достопочтенным семейством. Правда, родство это далекое. Лет пятьдесят назад некий рыцарь посетил Рим и, познакомившись с семьей де Конти, попросил руки их дочери. После свадьбы он увез жену на родину, во Фландрию. (Выгода была невелика, но обоюдна. Невеста, младшая дочь в семье, должна была бы идти в монастырь, поэтому ее приданое было невелико. Однако обеим сторонам показалось престижно иметь связи в столь удаленных друг от друга странах, к тому же они сулили определенную пользу в то время, когда политика и торговля в Европе начнут развиваться. В истории, помимо всего прочего, не обошлось и без любви.) После отъезда молодоженов лишь несколько кратких посланий дошли через Альпы. Пользуясь случаем, путешественники чувствуют необходимость поделиться с домом Конти новостями, хотя и скудными. Они заранее просят прощения за свой внешний вид, если их пригласят в дом. Вся прислуга потерялась в пути из-за болезней, дорожных происшествий, а также обыкновенной непорядочности – похоже, миф о свободолюбивой Сицилии соблазнил беглецов. Может быть, семейство Конти будет великодушно и поможет нанять новых надежных слуг до конца путешествия?..

Ченсио немедленно продиктовал ответ на местном диалекте, который священник переложил на латынь. Путников с радостью ждут. Они, со своей стороны, должны простить хозяев за некоторую суматоху в доме. Его сын, синьор Лоренцо, вскоре женится на Иларии ди Гаэтано, и приготовления к торжествам в теперешние трудные времена особенно суетны. Тем не менее хозяин дома настаивает на безотлагательном прибытии гостей и их участии в свадебной церемонии. Де Конти отправил письмо в сопровождении нескольких лакеев и двух стражей, для того чтобы ни его гости, ни он сам не чувствовали неловкости из-за отсутствия должной свиты.

Поступок его был совершенно естественным. Фламандские кузен и кузина – или кем они там ему приходились – не слишком интересовали де Конти. Гости, однако, только что посетили Святую землю. Им есть что рассказать о трудностях, переживаемых королевством Иерусалимским. Лоренцо больше остальных домашних жаждал узнать новости. Он собирался в Крестовый поход.

Несколькими днями позже путешественники появились в громадном доме де Конти.

Ванда Тамберли, оказавшись в расписанном яркими фресками зале, забыла об окружающем ее мире, неизведанность которого удивила и смутила ее. Неожиданно весь этот мир сфокусировался для нее в единственном лице. Оно принадлежало не пожилому человеку, а тому, кто стоял рядом с ним.

«Я разглядываю его так, как это делали женщины во все времена человечества, – мелькнуло у нее в сознании. – Черты Аполлона, темно-янтарные глаза – это и есть Лоренцо. Тот самый Лоренцо, который изменил бы историю девять лет назад в Риньяно, если бы не Мэнс… И фигура тоже что надо…»

С изумлением она услышала певучий голос мажордома:

– Сеньор Ченсио, позвольте представить сеньора Эмиля… – он запнулся на германском произношении, – ван Ватерлоо.

Вольстрап поклонился. Хозяин учтиво ответил тем же.

«А он совсем не такой древний, – решила Ванда. – Шестьдесят, вероятно. Почти беззубый рот старит его гораздо сильнее, чем седые волосы и борода».

У младшего Конти пока еще сохранился полный набор для пережевывания пищи, а его локоны и аккуратно подстриженные усы отливали блеском воронова крыла. Ему было лет тридцать пять.

– Рад видеть вас, синьор, – сказал Ченсио. – Позвольте представить моего сына Лоренцо, о котором я упоминал в письме. Он сгорал от нетерпения повидаться с вами.

– Увидев приближающуюся к дому процессию, я поспешил к отцу, – сказал молодой человек. – Умоляю, простите нашу невнимательность. На латыни…

– Нет необходимости, благодарю вас, синьор, – ответил ему Вольстрап. – Мы с женой знаем ваш язык. Надеемся, вы будете снисходительны к нашему акценту.

Ломбардский диалект, на котором изъяснялся Вольстрап, несущественно отличался от здешнего наречия. Оба Конти почувствовали явное облегчение. Они, несомненно, разговаривали на латыни не так бегло, как понимали со слуха. Лоренцо еще раз поклонился, теперь Ванде.

– Вдвойне приятно видеть в гостях столь прекрасную даму, – промурлыкал Лоренцо.

Его взгляд однозначно выражал смысл сказанного. Очевидно, итальянцы и в эту эпоху питали слабость к блондинкам – так же как и в период Ренессанса, и во все последующие времена.

– Моя жена, Валбурга, – представил ее Вольстрап.

Имена им придумал Эверард. Ванда заметила, что в сложных ситуациях его чувство юмора становится необычайно причудливым.

Лоренцо взял ее руку. Ванде показалось, что ее поразило электрическим током.

«Прекрати! Да, история вновь зависит от этого же самого человека. Но он обычный смертный… Надеюсь, что так…» – подумала Ванда.