Мощь и величие романа (ибо он обладает огромной силой воздействия) основаны вовсе не на том, что это увлекательная история преступления или захватывающий детектив, не на том даже, что это исследование проблемы личной вины или невиновности — это все аспекты совершенно побочные; сила романа заключается в том, что он представляет собой обвинительный акт против целого общества.
Подлинный преступник, виновный в происшедшем, — не индивидуум, а вся Америка того времени, пагубно влиявшая на слабые человеческие души.
Не только как приверженцы социализма, но и просто как люди, обязанные соблюдать хотя бы минимальную честность по отношению к своей человеческой сути, — могли ли мы исказить содержание литературного шедевра, чьи достоинства мы так ясно осознавали? С другой стороны, столь значительная организация, как кинокомпания «Парамаунт», на которую в рамках определенной социальной структуры возлагалась такая большая ответственность, никогда не позволила бы нам честно выразить свое понимание романа в том виде, в каком мы себе его представляли.
Все было кристально ясно. Мы были обречены. Данную тему могли разрабатывать, лишь соблюдая верность ее внутренней сути. А на этом пуни нас рано или поздно должны были остановить. Следовало ли нам тотчас отступить или продолжать идти навстречу своей судьбе?
Я считал — и до сих пор придерживаюсь таково мнения, — что Ласки никогда не читал самой книги. Иначе он понял бы, какую затеял игру с огнем. Я убежден, что у него не было подобных намерений и что он вовсе не хотел порвать с нами. Занятым магнатам просто некогда читать толстые книги, для понимания которых требуется большая усидчивость. Он знал лишь ее славу. И, конечно, видел в Нью-Йорке ее сценическое воплощение, которое, поневоле следуя диктату театральных условностей и ограничений, обязательных для послеобеденной формы развлечения, сосредоточивало внимание на личной фабуле романа, упуская из виду фон, на котором развивались события. В этом виде сценическая постановка пользовалась успехом, и руководители компании «Парамаунт» рассчитывали именно на такое экранное ее воспроизведение, если им вообще доводилось задумываться над подобными вопросами.
Итак, мы совершенно сознательно приняли единогласное решение не отступать и продолжать работу, чтобы реализовать предложение, хотя мы прекрасно понимали, что не этого от нас ждут и не на это рассчитывают. Мы были готовы к неизбежным последствиям, и хотя завершающий удар был нанесен, когда его меньше всего ожидали, тем не менее сейчас он выгладит в перспективе как нечто уготованное судьбой с самого начала. И впрямь это была скорее древнегреческая, нежели американская трагедия.
Приняв решение, мы с яростной энергией набросились на осуществление своей задачи. Работу надо было сделать как можно лучше. В сценарии предстояло выразить сокровенную суть книги с максимальным совершенствам, которого позволяли достичь существовавшие в то время выразительные средства, а также богатейшее на выдумки воображение Эйзенштейна, подкрепленное нашими совместными усилиями. Эту суть надлежало выявить как можно более отчетливо во славу оригинала, киноискусства и в доказательство наших способностей к экранизации литературного шедевра. Ничего не прибавляя и не убавляя, сценарий должен был лишь сохранить верность первоисточнику. Если уж нам суждено было затонуть, мы готовы были пойти ко дну с гордо поднятыми флагами.
Насколько это нам удалось, можно отчасти понять из последовавших событий; во всяком случае, сохранился сценарий, который позволяет вынести определенное суждение.
Эйзенштейн хорошо знал роман. Он был знаком и с Драйзером, которого встречал в Нью-Йорке. Оба уважали друг друга, и Драйвер был очень доволен, что мы взялись за его книгу. Начался короткий период исследовательской работы, в ходе которой Сергей Михайлович делал на полях своего экземпляра книги обычные пометки, я старательно их прочитывал, а затем, в процессе разговоров и обсуждений, мы все глубоко знакомились с содержанием романа. Атмосфера была по-прежнему веселой. Благодаря своему громадному таланту рисовальщика и вольному воображению Эйзенштейн создал множество карикатур на персонажей «Трагедии», относящихся к этому периоду.
У нас не оставалась времени для общения с Горацием Ливрайтом. Без всякой видимой причины мы не сошлись с ним. А он, естественно, тревожился за судьбу своего бесценного сокровища и, не найдя еще подходящей для себя компании на новом месте, частенько наведывался к нам.
Как видно из сценария, который насчитывает четырнадцать частей вместо семи и который по характеру и разработке весьма отличается от своего предшественника, подготовка «Американской трагедии» требовала гораздо больше искусства и усердия, чем «Золото Зуттера»; сценарий получился, пожалуй, не менее поэтичным, но в нем на смену эпической мифологии появился эпический реализм. Эта напряженная работа была в основном осуществлена Эйзенштейном. Разумеется, они с Гришей обсуждали материал, но, как всегда, первые наметки замысла уже сразу сложились в голове Сергея Михайловича.
Эйзенштейн не делал тайны из своих методов, и я навсегда запомнил и всегда старался применить то, чему он учил.
Принимаясь за разработку темы фильма, говаривал он, надо сначала попробовать передать ее суть одной фразой. Если вы не можете коротко сформулировать свою тему, значит, она плоха или вы неправильно к ней подходите. Выразив тему в одном предложении, надо его запомнить и постоянно подчинять ему шее остальное. Затем следует разбить действие на последовательные эпизоды; по содержанию каждый из них должен выражать основную сущность одного из аспектов темы, а совокупность всех эпизодов — для удобства их можно называть частями, ибо оптимальная длина эпизода примерно равна одной части, — должна передавать тему в целом. По форме каждый эпизод должен естественно вырастать из предыдущего, составляя последовательно нарастающий ряд ступеней драматического напряжения. (Я не пользуюсь здесь терминологией Эйзенштейна и не пытаюсь точно воспроизвести его слова.)
Таковы в общих чертах созданные вами сценарии. Сказанного достаточно, чтобы понять, как мы представляли себе в каждом случае основную тему. При желании читатель может последовать часть за частью текст соответствующего сценария, чтобы проследить, как мы представляли себе отношение отдельных эпизодов к развитию темы в целом.
Вскоре — гораздо скорее, чем в первый раз, — вновь заработал конвейер. Дом в Колд Уотер каньоне опять наводнили переводчики, машинистки, пруды канцелярских принадлежностей. Мы с Гришей по очереди занимали свое место в кабинете Сергея Михайловича. Эдуард просматривал странички, как только ему удавалось получить их от Гриши, и, ворча, делал свои замечания; Хэлл беспрерывно, ночью и днем, перепечатывала мои рукописи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});