наорал, унизил, оскорбил. Но Кай уходит, не сказав больше ни слова, и прежде, чем я понимаю, что так будет лучше для нас обоих, я остаюсь в крошечной темной страшной комнатушке без воздуха и света с диким желанием закричать ему вслед – хоть что-то закричать.
Хлопает дверь, и я вздрагиваю всем телом. Этот хлопок как выстрел – пронзает меня насквозь.
Я бессильно опускаюсь на кровать, и слезы словно срываются с внутренней цепи. Грудь начинает ходить ходуном, плечи трясутся, и лицо разом затапливает горячей влагой.
Я не проронила ни слезинки, пока Кай был рядом, не хотела, чтобы он видел мою слабость, и, вероятно, это сослужило плохую службу – теперь рыдания буквально выворачивают меня наизнанку, до тошноты, а от слез мутная пелена плывет перед глазами.
Слышу только, как Витька, не проронив ни звука, выходит из спальни. Его шаги стихают в коридоре. А через пару минут он возвращается со стаканом воды, протягивает его мне.
– Он ушел? Ушел? – Захлебываясь в рыданиях, спрашиваю я.
– Да. Вернуть его? – Спрашивает парень.
«Да! Пожалуйста! Пожалуйста, верни, я не смогу, я не хочу без него!» – говорит душа. И тут же внутренний голос ее обрывает: «Он разбил тебя на осколки, сделал из тебя ничто, растоптал!»
– Нет. Нет… – Лепечу я, размазывая слезы по щекам.
Беру стакан, пью воду, стуча зубами о стеклянный край.
Одеяло спустилось до бедер, но мне плевать. Но не Сереброву – он забирает стакан, ставит его на столик и помогает мне прикрыться. Садится рядом и после вздоха обнимает меня, прижимает к груди.
– Мне так плохо. – Всхлипываю я.
В этот момент мне кажется, что больше незачем жить. Больше нет ничего: ни жизни, ни мечты. Никаких смыслов.
– Я думал, он меня убьет. – Тихо признается Виктор.
Все мои слезы впитывает его футболка.
– Прости. – Пищу я, содрогаясь от слез.
– Если сразу не убил, то подумает, переварит и все равно убьет – только медленно и расчетливо. – Усмехается он, поглаживая меня по спине.
– Я не хотела втягивать тебя.
– Какая теперь разница.
– Мне хотелось сделать ему больно. – Признаюсь я, поднимая на него взгляд. – Чтобы он тоже мучился и страдал.
– Поэтому ты разделась, услышав его голос в прихожей? – Вскидывает бровь Виктор.
– Угу.
– Честно говоря, я обалдел. – Вздыхает он. – Подумал, ну все – сдохну ни за что.
Его слова вызывают у меня улыбку, и я горько смеюсь сквозь слезы.
– Ты сумасшедшая. – Тихо говорит Серебров. – Странная. Не такая, как все.
– Это плохо?
– Это очень плохо. – Отвечает он, задумчиво глядя в мое заплаканное лицо. – Потому что сбивает мужчин с толку.
– Я теперь совсем другая. – Немного успокоившись, замечаю я. Мои плечи все еще ходят ходуном. – И мне немного страшно.
– Отчего?
– От того, что я теперь будто каменная внутри: мне ничего не хочется – жить, учиться, добиваться, даже быть счастливой. Совсем ничего.
– Ты еще будешь счастливой. – Уверенно заявляет Виктор, стирая большим пальцем влагу с моих щек. – Даже не сомневайся. А вот Кай… Даже не знаю, в какую сторону его теперь кинет.
– Давай, расскажу тебе, как будет. – Вздохнув, предлагаю я. – Он уйдет в запой, будет во всем винить меня и ненавидеть, потом перетрахает полунивера, и все эти девицы будут ненавидеть его. Ненависти определенно станет больше в этом мире. А еще жалости. Он будет жалеть себя, и от этой жалости пострадает его будущий ребенок, который также останется без отца, если Кай вовремя не возьмется за голову.
– Уау. – Выдыхает Серебров. – Сценарий фильма.
– Нам точно будет лучше друг без друга. – Выбираясь из его объятий, говорю я. Выпрямляюсь и откидываю мокрые от слез волосы назад. – А знаешь, что дальше? Серия вторая. Я стану стервой в мини-юбке, и Кай станет звать меня шлюхой в компании друзей. Временами он будет мне сниться, но я никогда не подам вида.
– Почему? – Улыбается Витя.
– Потому, что я ни за что не наступлю на эти чертовы грабли еще раз. Ты же видел: он – манипулятор, абьюзер, эгоист и конченый псих. Все наши отношения это «хорошо» – «плохо» – «очень хорошо» – «адски больно». Год таких качелей, и я застрелилась бы. Ни один нормальный человек такого не выдержит.
– Но сбежать – не выход. – Поворачивается ко мне Витя.
– Мне нужно просто научиться жить без него.
– И быть стервой в мини-юбке?
Я пожимаю плечами.
– Пусть и так.
– Хочешь пасть на самое дно? Стать плохой?
Мне становится смешно.
– В нашем обществе достаточно уважать себя, чтобы таковой считаться.
– А раньше ты себя, значит, не уважала?
– Раньше я думала, наши с ним чувства того стоят. Закрывала глаза на себя в надежде на то, что Кай станет другим. Но люди не меняются. По крайней мере, не так. Не по щелчку пальцев. Не из-за каких-то там чувств, понимаешь? Они могут измениться, если сами того захотят. Но любви недостаточно. Ее всегда недостаточно.
– Надеюсь, ты не пожалеешь о своем решении. – Серьезно говорит Виктор.
– Сейчас мне плевать, – признаюсь я, задевая его плечо своим. – На все плевать, понимаешь?
Некоторое время мы сидим и смотрим в стену, затем я снова поворачиваюсь к нему.
Мне нужно что-то делать, чтобы не вспоминать о Кае, чтобы не думать, чтобы не позволять слезам течь беспрерывно.
– Лучше бы я влюбилась в тебя. – Срывается с моих губ.
Проходит несколько мгновений прежде, чем Серебров поворачивается ко мне и одаривает сомневающимся взглядом.
– Почему? – Хрипло спрашивает он, прищурив один глаз.
– Потому, что ты земной и понятный. И привлекательный. Это трудно признать, когда ты одержим чем-то столь же демоническим, как Кай Турунен, но нельзя не заметить.
Губы парня изгибаются в полуулыбке, светлые глаза сияют. Витька явно озадачен. Ему кажется, что он читает мои мысли, но, честно говоря, ни хрена про меня не знает. Каждая клеточка моего тела заполнена Каем, и мне еще долго придется его оттуда вытравливать.
– Мне это очень нужно. – Шепчу я, придвигаясь к нему теснее.
Мое сердце сжимается и разжимается в груди в такт тяжелому дыханию.
– Что именно? – Недоверчиво и настороженно интересуется Серебров.
«Чтобы ты замолчал», – подсказывает внутренний голос.
– Вот это. – Отвечаю я, отпуская край одеяла, прикрывавший мою грудь, и позволяя ему упасть.
– Мариана… – успевает сказать парень, но я уже сокращаю расстояние между нами до минимума: забираюсь ему на колени и лихорадочно вожу руками по его волосам.
А затем целую Виктора – медленно и глубоко, до тех пор, пока он не теряет способность разговаривать и сопротивляться. Это совсем не такой поцелуй, какой был у нас в клубе: