Читать интересную книгу Алая королева - Филиппа Грегори

— Никакого священника не было. Ты что, не слышишь меня? Это было нападение, похищение и убийство! Бедняге Гастингсу не дали даже времени помолиться перед смертью! — Вспомнив об этом, мой муж задрожал с головы до ног и добавил: — Великий Боже, я ведь испугался, что они явились за мной. Я думал, что настал и мой черед. И ощущение было точно как в том сне: запах крови и никого, кто мог бы меня спасти.

— Они обезглавили Гастингса прямо под окнами Тауэра?

— Ну да, да, именно там.

— Значит, если принц услышал во дворе шум и выглянул в окно, то наверняка увидел, как лучшему другу его покойного отца рубят голову на каком-то бревне, как курице? Человеку, к которому он обращался «дядя Уильям»?

Стэнли молча смотрел на меня. По щеке у него снова потек ручеек крови, и он размазал его, пытаясь стереть тыльной стороной ладони, отчего вся щека стала красной.

— Их невозможно было остановить, — наконец прошептал он.

— Значит, отныне принц станет считать Ричарда своим врагом, — заключила я, — и вряд ли после такого сможет называть его лордом-протектором. Родной дядя будет для него хуже чудовища.

Стэнли сокрушенно качал головой. Его так сильно знобило, что даже зубы стучали. Я поставила на пол тазик с кровавой водой и укутала плечи мужа одеялом.

— Господи, а с нами-то что теперь будет? — сокрушался он. — Впрочем, будущее ведомо только Ему. Мы с тобой отныне под домашним арестом, нас обвиняют в предательстве и подозревают в сговоре с королевой и Гастингсом. Как и твоего дружка, епископа Мортона. Кстати, Ротерхэма они тоже взяли. Не представляю, сколько еще людей арестовано, но могу предположить, что Ричард явно намерен захватить трон, потому и постарался обезвредить всех, кто, по его мнению, будет с этим не с-с-согласен.

От испытанного потрясения Томас даже стал заикаться.

— А принцы?

— Не знаю. Ричард может попросту убить их. Убил же он Гастингса. Он и в убежище может ворваться, и всю королевскую семью вырезать: прикончить и королеву, и ее маленьких дочек — всех. Сегодня он показал нам, на что способен. Возможно, впрочем, все они уже мертвы…

Новости из внешнего мира просачивались к нам по капле; главным образом их приносили слуги, наслушавшись сплетен на рынке. Ричард объявил, что брак Елизаветы Вудвилл с королем Эдуардом никогда не был действительным, поскольку до своего тайного венчания с Елизаветой Эдуард уже был женат.[42] То есть все дети Эдуарда разом стали бастардами, а себя Ричард провозгласил единственным наследником дома Йорков. Насмерть перепуганные члены Королевского совета, на глазах у которых был обезглавлен Гастингс, затем похороненный рядом с его обожаемым королем, не предприняли ни единой попытки защитить свою королеву и своих принцев; напротив, все они поспешили согласиться с тем, что есть лишь один настоящий наследник престола и это Ричард Глостер.

Затем Ричард и мой родственник Генри Стаффорд, молодой герцог Бекингем, стали распространять мерзкие слухи, что и сам король Эдуард был бастардом, которого герцогиня Сесилия родила от одного английского лучника во время своего пребывания во Франции с герцогом Йоркским. Конечно, люди слышали все эти чудовищные обвинения, и одному лишь Богу известно, какие они делали из этого выводы; но все уже говорили о том, что из северных графств на юг движется армия, преданная Ричарду и жаждущая вознаграждения, а те, кто хранил верность принцу Эдуарду, либо арестованы, либо мертвы. Теперь каждый заботился только о своей собственной безопасности. И каждый старался держать язык за зубами.

Впервые в жизни я была способна по-доброму думать о той женщине, которой служила почти десять лет. О Елизавете Вудвилл. О той, что была не просто английской королевой, но одной из самых красивых и любимых королев, каких когда-либо знала наша страна. Я, впрочем, никогда не считала ее ни красивой, ни любимой — но в эти страшные мгновения ее полного поражения я все же испытывала к ней подобие теплых чувств. Я представляла себе, каково ей там, во влажном полумраке подвальных помещений Вестминстера, и была почти уверена: никогда больше не видать ей былого триумфа. Впервые в жизни я смогла по-настоящему за нее помолиться. Ведь все, что у нее теперь осталось, это дочери; та ее прежняя, веселая и счастливая жизнь миновала навсегда; оба ее малолетних сына находились в руках врага. Я размышляла о том, как ей, должно быть, страшно, какой побежденной она себя ощущает, как страдает от своего вдовства, как боится за сыновей, и впервые в жизни я искренне жалела ее, трагическую королеву, не по своей вине оказавшуюся сброшенной с пьедестала. И я просила Богородицу, Царицу Небесную, поддержать и утешить заблудшую и несчастную душу в дни столь жестокого унижения.

Старшая дочь Йорков принцесса Елизавета уже достигла брачного возраста и не выходила замуж — хотя ей уже исполнилось семнадцать — лишь по причине переменчивой удачи своего дома. Пока я, преклонив колена, молила Бога спасти и сохранить нашу королеву, мне не раз приходило в голову, что хорошенькая Елизавета вполне годится в жены моему Генри. Сын Ланкастеров и дочь Йорков, объединившись, могли бы не только залечить раны, нанесенные Англии, но и разрешить бесконечные споры, которые оба королевских дома вели уже в течение двух поколений. Если Ричарду суждено умереть молодым, пусть даже и на троне, то его сын и наследник будет еще ребенком — весьма, кстати, хилым, поскольку родила его эта блеклая Анна Невилл, и еще менее способным защитить свои права, чем нынешние принцы Йоркские; так что его нетрудно будет сбросить со счетов. И если тогда престол все же достанется моему сыну, и если он к тому же женится на принцессе Йоркской, то люди потянутся к нему, наследнику Ланкастеров и супругу наследницы Йорков.

Я тут же послала за своим доктором. Этот человек, доктор Льюис из Карлеона, был так же сведущ в вопросах конспирации, как и в вопросах медицины. Королеве он был известен как мой личный врач, которого я не раз отправляла к ней, и потому я не сомневалась: Елизавета примет его, зная, что он явился от меня. Я велела доктору пообещать королеве нашу поддержку и сообщить, что Бекингема будет несложно настроить против герцога Ричарда, поскольку Бекингем вполне к этому готов, а также передать Елизавете, что мой сын Генри способен привести с собой из Бретани довольно большое войско. Но прежде Льюису предстояло выяснить, каковы планы самой королевы и что обещают ей те, кто ее поддерживает. Мой муж, возможно, и думал, что никакой надежды у нее не осталось, но я-то уже не раз видела, как Елизавета Вудвилл выходит из убежища и снова с беспечной радостью поднимается на королевский трон, словно полностью позабыв о пережитом позоре, который Господь — и совершенно, на мой взгляд, справедливо — на нее обрушил. Я запретила доктору говорить, что мой муж находится под домашним арестом, но непременно рассказать, взяв на себя роль доброго друга, об убийстве Гастингса и о том, как внезапно проявились амбиции Ричарда, который не колеблясь объявил ее сыновей бастардами и опозорил ее имя. Доктору предстояло с самым искренним сочувствием объяснить королеве, что ее дело можно считать проигранным, если она немедленно не начнет действовать. Мне нужно было заставить ее поднять всех оставшихся у нее друзей, собрать такую большую армию, какую она только может себе позволить, и с этим войском выступить против Ричарда. Если бы мне удалось вдохновить ее на долгую и кровавую борьбу за власть, тогда и моему сыну можно было бы высадиться со свежим войском на английский берег и поддержать измученного сражением победителя.