Читать интересную книгу Георгий Скорина - Николай Садкович

Это второе предположение показалось Георгию близким к истине. Он хорошо знал, как велико было влияние тайных агентов папского престола при многих европейских дворах.

Католическая церковь издавна служила могущественной опорой польским королям. Теперь же, когда на литовско-русских землях стало тревожно, союз этот еще больше укрепился.

Сигизмунд рассчитывал с помощью прелатов и монахов насадить на Руси иноземную веру, обычаи, язык, помешать сближению православного люда Белоруссии, Украины и Литвы с Москвой.

Бернардинцы и доминиканцы наводняли Вильну и другие города. Появлялись неведомо откуда взявшиеся соглядатаи, зорко следившие за деятельностью схизматиков и еретиков.

– Нашу православную веру католики, известно, именуют схизмой, сиречь расколом… А кто же еретики? – спросил, улыбнувшись, Скорина.

– Как же, – сказал Бабич, – а лютеране?

Георгий удивился.

– Так и здесь уже завелись лютеране?..

– Прибыл недавно некий итальянец, по имени Лисманини. С него и началось. А ныне приверженцев Лютеровых здесь немало. Есть меж них и знатные паны – польские и литовские.

Георгий внимательно слушал. Очевидно, магнаты, побуждаемые старинным соперничеством с королевской властью и князьями церкви, видели в лютеранстве недурное оружие. Король же Сигизмунд оказывал ксендзам и монахам всемерную помощь в истреблении лютеранской ереси, быстро распространявшейся на Литве.

Бабич рассказывал, что король строго запретил читать лютеранские книги, ввел строжайшую церковную цензуру, наказав воеводам бдить, чтобы запрет не нарушался. Ксендзам было разрешено обыскивать частные дома и уничтожать обнаруженные там еретические книги. Шляхте было объявлено, что всякий, кто окажется изобличенным в связях с лютеранскими проповедниками, будет лишен шляхетского достоинства.

Воевода виленский, Альбрехт Гаштольд, не пользовался ни милостью Сигизмунда, ни доверием католического духовенства. Принадлежавший к кругу высшей литовской знати, он казался ненадежным. Хотя король, опасаясь обострять отношения с литовскими магнатами, не отнимал воеводства у Гаштольда, однако наблюдение над ним поручил виленскому епископу. А недавно в Вильну прибыл сам барон фон Рейхенберг, должно быть с какими-то особыми полномочиями.

– Мне пришлось однажды встретиться с этим человеком, – молвил Скорина задумчиво. – Я хорошо знаю, на что он способен… Однако нелегко одолеть нас, друзья. С нами народ… многотерпеливый, но страшный в гневе своем.

– Истинно! – вскричал Богдан Онкович, мгновенно зажигаясь.

– К тому же есть у нас добрые союзники, – сказал Скорина, поглядев на собеседников.

– Пан Францишек говорит о лютеранах? – спросил Адверник.

Скорина отрицательно покачал головой.

– Повидал я самого Мартина Лютера, толковал с ним. Он бы не прочь нас под свою руку принять, да нам-то проку немного. Не о воле нашей он помышляет, но о владычестве германском над всеми землями. Нам, братья, – продолжал Скорина, – не туда глядеть надобно, где садится солнце, а туда, где восходит.

– Да, – проговорил Бабич задумчиво, – мудрые слова сказал ты сейчас, пан Францишек… Туда, где солнце восходит, а там Москва!

Якуб поднялся.

– Многие сейчас на Москву с надеждой взирают, и, кажется, наступает для нас новая пора… Мне, простому торговому человеку, ноша сия не под силу. Францишку Скорине и надлежит стать во главе братства.

Богдан и Адверник посмотрели на Георгия, ожидая ответа.

Георгий подошел к Бабичу, обнял его.

– Нет, пан Якуб! Лучшего главы виленскому братству не сыскать. Я же человек книжный, управлять не умею. А знания мои и так ваши. Для чего же иного возвратился я на родину?

* * *

С того дня, как Маргарита узнала, что Георгий в Вильне, мир, в котором она жила до сих пор, преобразился.

Дни наполнились ожиданием чего-то неведомого, лихорадочное возбуждение охватывало ее с самого утра. Обессилев от напряжения, она несколько раз готова была рассказать мужу все, надеясь тем облегчить свою муку, но что-то удерживало ее. Маргарита стала замкнутой и рассеянной. Она могла бы увидеть Георгия в любой день, но страшилась и избегала этой встречи. Пан Юрий часто рассказывал ей о докторе Францишке увлеченно, почти восторженно. Она слушала молча и, казалось, безучастно. Это огорчало Адверника, уже успевшего полюбить Скорину. Однажды, придя домой, он, сияя, объявил Маргарите:

– Приношу тебе радостную весть, дитя мое. Доктор Францишек завтра посетит нас.

В эту ночь Маргарита не сомкнула глаз.

Не лучше ли сейчас, пока еще есть время, упасть на колени перед паном Юрием и умолять: «Не надо, не надо впускать в дом наш этого человека… Нет у меня более сил скрывать от тебя, и нет у меня надежды, что эта встреча будет достойна твоей доброты. Не позволяй же мне видеть его…»

Утром Маргарита, сославшись на внезапную головную боль, сказала мужу, что не сможет выйти к гостю. Пан Юрий очень огорчился, но не стал настаивать.

Георгий явился вскоре после полудня. В спальню Маргариты доносились звуки шагов, голоса. Ей казалось, что она узнает его голос. Впрочем, быть может, это только казалось.

Приподнявшись на подушках, она открыла шкатулку из слоновой кости, стоявшую у ее изголовья… Вот первая его записка, переброшенная через садовую ограду… Вот его письмо, написанное после встречи в грозу… Еще и еще письма. Она сохранила их все до одного. Сколько раз, в часы одиночества, она перебирала эти пожелтевшие листки!..

Теперь он здесь… рядом. Стоит только сделать несколько шагов… Там, внизу, беседовали долго. А она все сидела, облокотившись на подушки, с полуистлевшими листками в руках… Наконец послышались отдаленные шаги, стук двери… Она подбежала к окну, отдернула кружевную занавеску… закрыла глаза и… вдруг, решившись, взглянула.

От ворот их дома быстро отъехали сани. Мелькнула фигура седока, одетого в зимний, отороченный мехом плащ, изогнутая спинка саней… Сани повернули за угол и скрылись. Она так и не увидела его, но теперь она знала твердо, что бессильна сопротивляться своей любви. Она знала, что рано или поздно встретит его, и уже не избегала этой встречи, а сама искала ее. Чуть ли не каждый день она навещала пани Варвару, надеясь увидеть его в доме Бабичей. Но Георгий, поглощенный оборудованием друкарни, редко появлялся на людях.

* * *

На четвертой неделе великого поста, в субботу, Маргарита, как всегда, поминала отца, умершего десять лет назад в этот день.

Маргарита долго молилась, стоя на коленях на холодных каменных плитах. Но молитва не приносила облегчения. Она поднялась, отерла мокрые от слез глаза и вышла из костела.

Снег уже таял, и камни площади, нагретые весенним солнцем, были сухи. На деревьях набухали первые почки.

Маргарита медленно брела по пустынной набережной, глядя на вздувшиеся воды Вилии. Кружась и сталкиваясь, неслись по реке грязно-бурые льдины.

Стаи ворон и белоклювых грачей, каркая, копошились в кучах нанесенного полой водой мусора. Далеко у излучины реки рыбак переправлял свой челн на другой берег, ловко лавируя между льдинами.

Воспоминания о детстве нахлынули на нее. Лица отца, матери, старой няни, лукавой и веселой служанки панны Зоей… Маргарита вздрогнула и остановилась…

На мосту, облокотись о деревянный парапет, стоял Георгий.

Она сразу узнала его, а он не видел ее, задумчиво всматриваясь в даль.

Без колебаний Маргарита подошла к нему и коснулась его руки. Несколько мгновений он смотрел на нее в упор остановившимися глазами. Потом лицо его осветилось радостной, почти детской улыбкой.

– Франек! – прошептала она. – Ты… ты не забыл меня?..

Он взял ее руки и поцеловал пальцы.

– Я всегда верил, что нам еще суждено встретиться. Всегда верил…

Крупные слезы дрожали на ее ресницах.

– Ах, Франек!.. Я ведь не свободна теперь.

– Я знаю, – сказал Георгий просто.

– Прости меня, Франек!

Он нежно погладил ее голову.

– Я не осуждаю тебя… Прошло столько лет. Разве могла ты дожидаться?

– А ты?

– Я никого не любил с тех пор, Маргарита. Но жизнь моя была полна. У тебя же не было ничего.

– Франек! – несмело прошептала она. – Теперь у меня есть ты… снова ты.

Георгий отпустил ее руку. Лицо его стало почти суровым.

– Нет, Маргарита… С этим покончено… У тебя есть муж… Пан Юрий Адверник – благородный человек. Он мой друг, Маргарита…

Маргарита смотрела на него глазами, затуманенными от слез.

– Лучше бы нам не встречаться, – прошептала она. – Я не смогу больше так жить.

Огромным усилием Георгий преодолел приступ слабости.

– Прощай, Маргарита, – сказал он твердо и, низко поклонившись ей, быстро пошел прочь.

Глава III

Наладить друкарню в Вильне оказалось нелегким делом. Главная беда – не было искусных мастеров. Гинек старался в меру своих сил, но он был молод, неопытен и нуждался в хорошем руководстве. Только год спустя Скорине удалось найти подходящего человека. Это был уже немолодой мастер по имени Войтех, который прежде работал в познанской печатне Мельхиора Неринга и обладал необходимыми знаниями и сноровкой. Все же ему было далеко до старого Стефана. Он охотно выполнял все, за что ему платили, но не было в нем того огня и вдохновения, которые отличали старого чешского мастера.