Я же знал это наверняка и не преминул воспользоваться такой возможностью.
Кора имела протяженность в пятьдесят три километра и обычно длилась три дня, с ночевками под открытым небом. При этом, мыслить следовало только о неземном, созерцать внутри себя, а на привалах медитировать.
— Ну что, по сто грамм? — оторвавшись от созерцания, сказал Кайман. — А то дело к вечеру, холодает. Кайлас очистился от тумана, его снежная вершина расцветилась волшебными красками заката, от озера потянуло свежестью.
— Можно, — ответил я. — После чего мы встали и направились к биваку.
У армейской палатки жарко потрескивал костер, пилот вертолета с седой головой (ветеран войны в Корее), помешивал ложкой закипавший чай с маслом яка, а бортмеханик и два охранника — монаха из Шаолиня (владельцы черных поясов) резали на брезенте зажаренное на вертеле мясо, хлеб и открывали консервы.
— Вуфань, — обратился к старшему монаху Кайман. — Ночь будет холодной, принеси всем чего-нибудь покрепче чая.
— Слушаюсь, Учитель, — поклонился монах и зарысил к вертолету.
Вскоре он вернулся с тремя красно-белыми бутылками маотая, что было весьма ко времени.
Далее Панчен-Лама благословил вечернюю трапезу, в алюминиевые кружки был разлит животворящий напиток, все выпили до дна и стали подкрепляться.
С первыми лучами солнца, воспрянув ото сна и помолившись в сторону востока, мы с Кайманом, распевая мантры, двинулись по священному пути.
В руках у нас были посохи, за плечами мешки с одеялами и продуктами на три дня. Остальным было приказано ждать на берегу озера.
Утренняя заря разгоралась все ярче, Кайлас окрасился причудливыми тонами, прозрачный воздух холодил лица и манил далями.
Все точки маршрута, с которых открывалась гора, были помечены кладками из камней, увенчанных черепами яков, с выбитыми у оснований священными письменами.
Спустя час тропа повернула на юг и запетляла по долине реки Ла Чу — «Вода Богов», по тибетски.
Ближе к полудню, когда над скалами заискрилось марево, а небо стало бледным, Кайлас открылся перед нами во всем своем величии.
Снежная верхушка ослепительно блестела, контрастируя с черным гранитом, на одном из склонов четко просматривался древний знак огня — свастика[237].
Сюда, что я знал по прошлой службе, в поисках высших знаний на благо Рейха, в годы войны проникла экспедиция его тайной организации «Аненербе». Но ни знаний, ни сверхоружия Богов не получила. Канув в вечность.
На еще зеленой горной лужайке, рядом с которой звенел ручей, мы отдохнули, подкрепившись лепешками и водой, а затем в вечном безмолвии тронулись дальше, помогая себе посохами.
К вечеру добрались до плато с полуразрушенным древним храмом над обрывом, именуемым Дрира Пхук, где навестив культовую пещеру с отпечатком стопы Будды, заночевали у монахов. Их в обители было трое.
Самый старый — носивший имя Хушахе, разменявший вторую сотню лет и пришедший в него мальчиком, показал нам имевшуюся у него реликвию. Пожелтевший пергамент эпохи Цинь с красной печатью, хранившийся в костяном футляре. Он знал письменность тех лет и прочел начертанный на бумаге текст.
В нем значилось: «И самая святая из всех гор, из всех вершин — это гора Кайлас. На ней, одетой серебряным светом, обитает бог грозный и милостивый — Шива. Принявший в себя все силы мироздания, порождающий жизнь земных тварей и истребляющий их. Никто из смертных не смеет взойти на гору, где живет Он. Ибо увидевший божественный лик, должен умереть».
— И что же, уважаемый, кущо — ла, — обратился я к старцу, когда тот дрожащими руками бережно свернул пергамент, вернув его в футляр. — Так за все время на Кайлас никто и не поднялся?
— Нет, — покачал тот белой головой на морщинистой шее. — Правда, когда много лет назад в остальном мире была война, к ней приходил отряд воинов с железными цветками на шапках. У главного был знак огня на шее, он говорил на нашем языке и спрашивал про гору.
— Что именно?
— В чем ее священная сила и как подняться на вершину. Я сказал: «поднимись, там узнаешь».
И что было дальше?
— Чужеземцы были смелые люди. Пошли вверх, обвязавшись веревками, друг за другом и почти достигли вершины. А потом оттуда на них опустилось облако. Больше мы их не видели.
— Немцы? — взглянул на меня Кайман.
— Да, скорее всего это были альпийские стрелки «Эдельвейс». В Третьем Рейхе существовала тайная организация «Аненербе[238]», искавшая в Тибете высшие знания.
— М-да, — таинственный объект, — протянул над горящим очагом руки Кайман. — Хорошо бы подняться на его вершину.
— Как-нибудь попытаемся, — сказал я. — Непременно.
Вторые сутки пути принесли нам очередное открытие.
На перевале Долма-Ла (высшей точке коры), после того, как согласно ритуалу, паломники сняли с себя старую одежду и переоделись в новую, у очередной кладки камней со священными письменами, мы обнаружили за поворотом на скале, высеченную там надпись.
«Коля и Лена были здесь. 1924» — значилось на великом и могучем.
— Ни хрена себе, куда славяне добрались, — удивленно переглянулись мы с Кайманом. — Интересно, кто такие?
— Кто-кто, — хмыкнул внутри меня прокурор, — ты что, забыл дело о «наследии»?
— Точно! Хлопнул я себя по лбу. — Это ж великий художник Николай Рерих с женою!
В бытность службы в прокуратуре СССР, я имел касательство к спору о его наследии. Потомки великого мастера бились в Верховном Суде за право на бессмертные шедевры, а наш отдел надзирал за законностью принятых там решений.
Далее я сообщил приятелю, кто такие Коля с Леной, поведав об их тибетской экспедиции.
В означенном на скале году, Николай Рерих с супругой и еще несколькими специалистами, проникнув в эти места, провели там целый ряд прикладных исследований. Здесь же художник написал сотни картин, которые потрясли мир. Неземной красотой и видами.
— А еще он был наш разведчик, — хихикнул внутри чекист. — О чем до сих пор не знают.
— Ладно, помолчи, — осадил я его. — Этого достаточно.
— Да, — выслушав рассказ, — сказал Панчен — Лама — Кайман. — Вот уж точно, пути Господни неисповедимы.
На третьи сутки, едва двигая ногами, но умиротворенные и очищенные душой, паломники завершили кору.
Омывшись напоследок в священных водах озера, а также чуть приняв внутрь, мы погрузились в вертолет, и он застрекотал над горами в Лхасу. Где спустя сутки, во дворце Потала, нам с Панчен — Ламой надлежало принять короля Саудовской Аравии Фахда ибн Абдул-Азиза. Навестившего Китай с дружеским визитом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});