— Он хотел, чтобы там все и решилось, — сказал Брахма, — и склонял меня к этому. Теперь ясно, почему.
И они сошлись в схватке, и бились доспехи Ниррити за него с силою многих.
Яма пришпорил своего коня, торопясь к холму, как вдруг на него налетел вихрь пыли и песка. Он заслонил глаза полою своего плаща, и вокруг него зазвенел смех.
— Где же твой смертельный взгляд, а, Яма-Дхарма?
— Ракшас! — прорычал тот.
— Да. Это я, Тарака!
И вдруг на Яму обратился поток воды, под напором которой споткнулся и упал на спину его конь.
В тот же миг был уже Яма на ногах и сжимал в руке свой клинок, а пылающий смерч уплотнился перед ним в человекообразную фигуру.
— Я отмыл тебя от этой непереносимой гадости, бог смерти. Теперь ничто не спасет тебя от моей руки!
Яма, подняв клинок, ринулся вперед.
Он рубанул своего серого противника, и клинок наискось прошел через все его туловище от плеча к бедру, но ни крови, ни каких-либо признаков раны не появилось на теле ракшаса.
— Ты не можешь ранить меня, как ранил бы человека, о Смерть! Но погляди, что могу сделать с тобой я!
И Тарака вспрыгнул на него, накрепко прижав ему руки к туловищу, пригнул к земле. Взвился фонтан искр.
Вдалеке уперся Брахма коленом в хребет Ниррити и потянул изо всех сил назад его голову, пытаясь превозмочь силу черных доспехов. Тогда-то и спрыгнул Бог Индра со спины своего ящера и поднял на Брахму свой меч, Громоваджру. И услышал, как хрустнула шея Ниррити.
— Тебя спасает только твой плащ! — вскричал Тарака, продолжая бороться с Ямой, и в этот миг взглянул он в глаза Смерти…
Стремительно слабел Тарака, но не стал ждать Яма и сразу, как только смог, отбросил его в сторону.
Он вскочил и бросился к Брахме, даже не успев подобрать свой меч. Там, на холме, раз за разом отбивал Брахма удары Громоваджры, и кровь ключом била из обрубка его левой руки, ручейками стекала из ран на голове и груди. Ниррити стальной хваткой впился ему в лодыжку.
Громко закричал Яма, выхватывая на бегу свой кинжал.
Индра отступил назад, туда, где его не мог достать клинок Брахмы, и оглянулся на него.
— Кинжал против Громоваджры, да, Красный? — спросил он.
— Да, — выдохнул Яма и нанес удар правой рукой, перебросив кинжал в левую для настоящего удара.
Лезвие вошло Индре в предплечье.
Индра выронил Громоваджру и ударил Яму в челюсть. Яма упал, но падая, успел дернуть соперника за ногу и повалить его рядом с собой на землю.
И тут полностью овладел им его Облик, и под взглядом его побелел и как-то пожух Громовержец, как трава осенью. Когда обрушился на спину Смерти Тарака, Индра был уже мертв. Попытался было Яма освободиться от хватки ракшаса, но словно ледяная гора пригвоздила его плечи к земле.
Лежащий рядом с Ниррити Брахма оторвал клок от своей пропитанной демоническим репеллентом одежды и бросил его правой рукой, стараясь, чтобы упал он поближе к Яме.
Отшатнулся Тарака, и, оглянувшись, уставился на него Яма. В этот миг подскочил в воздух лежавший на земле меч Индры и устремился прямо Яме в грудь.
Обеими руками схватил бог смерти лезвие Громоваджры, когда оставались тому до его сердца лишь считанные дюймы. Но продолжало смертоносное оружие надвигаться, и потекла на землю кровь из разрезаемых им ладоней Ямы.
Обратил Брахма на Владыку Адова Колодезя свой смертный взгляд, взгляд, который черпал теперь жизнь и из него самого.
Острие коснулось Ямы.
Он, поворачиваясь боком, ринулся в сторону, и вспороло оно ему кожу от ключицы до плеча.
Копьями стали тогда глаза его, и потерял ракшас человеческий облик, обратившись в дым. Голова Брахмы упала ему на грудь.
И сумел возопить еще Тарака, завидев, что скачет к нему на белом коне Сиддхартха, а воздух вокруг него потрескивает и пахнет озоном:
— Нет, Бич! Умерь свою силу! Моя смерть принадлежит Яме…
— Глупый демон! — откликнулся Сэм. — Не надо было…
Но Тараки уже не было.
Яма, упав рядом с Брахмой на колени, затягивал жгут вокруг, того, что осталось у павшего бога от левой руки.
— Кали! — звал он. — Не умирай! Ответь мне, Кали!
Брахма судорожно втянул воздух, глаза его на миг приоткрылись, но тут же закрылись вновь.
— Слишком поздно, — пробормотал Ниррити. Он повернул голову и посмотрел на Яму.
— Или, скорее, как раз вовремя. Ведь ты же Азраил, не так ли? Ангел Смерти…
Яма ударил его ладонью по лицу, и полоса крови из его руки осталась на лице у Черного.
— «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, — сказал Ниррити. — Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
Яма еще раз ударил его.
— «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят…»
— «И блаженны миротворцы, — перебил Яма, — ибо они будут наречены сынами Божьими». Где ты найдешь здесь место для себя, Черный? Чей сын ты, что сотворил все это?
Ниррити улыбнулся и сказал:
— «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное».
— Ты безумец, — сказал Яма, — и поэтому я не буду лишать тебя жизни. Подыхай сам, когда придет твое время. Его уже недолго ждать.
И, подняв с земли Брахму, он направился с ним на руках в сторону города.
— «Блаженны вы, когда будут поносить вас, — продолжал Ниррити, — и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…»
— Воды? — спросил Сэм, доставая флягу и приподнимая голову Ниррити.
Ниррити взглянул на него, облизнул губы и слабо кивнул. Сэм влил ему в рот немного воды.
— Кто ты? — спросил умирающий.
— Сэм.
— Ты? Ты вновь восстал?
— Это не в счет, — промолвил Сэм. — Я тут, в общем-то, ни при чем.
Слезы наполнили глаза Черного.
— Значит, победа будет за тобой, — выдавил он из себя. — Не могу понять, как Он допустил такое…
— Это лишь один из миров, Ренфрю. Кто знает, что происходит на других? И к тому же это отнюдь не та борьба, в которой я хотел бы победить, ты же знаешь. Мне жаль тебя и жаль, как все сложилось. Я согласен со всем, что ты сказал Яме, согласны с этим и все последователи того, кого они называли Буддой. Я уже и не припомню, был ли им я сам, или же это был кто-то иной. Но теперь я ухожу от него. Я опять стану человеком, и пусть люди сохраняют того Будду, который есть у них в сердце. Каким бы ни был источник, послание было чистым, верь мне. Только поэтому оно обрело корни и разрослось.
Ренфрю сделал еще один глоток.
— «Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые», — сказал он. — Воля превыше моей положила, чтобы умер я на руках у Будды, положила миру сему такой путь… Даруй мне свое благословение, Гаутама, ибо я умираю…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});