«Мелодии», а шум зала сымитирован или наложен дабл-треком.
Идея записать «Live» как псевдоконцерт родилась у менеджмента по одной простой причине: настоящий концерт требовал много аппаратуры, а ее аренда сильно увеличивала расходы. К тому же в те годы как нечто действительно ценное воспринималась только студийная работа. Возможно, потому, что в России еще не сложилась традиция записи «лайвов», и туда попадала вся лажа, которую невольно допускают на концерте музыканты. Одним из первых концептуально живых отечественных альбомов стал «двойник» «Шабаш» группы «Алиса», записанный в октябре 1990-го на концерте в Лужниках. По мнению критиков, это одна из лучших работ «Алисы» и один из лучших концертных альбомов русского рока. Чтобы получилось нечто подобное, надо было сильно постараться. Но у «чижей» был сильный козырь — маэстро Морозов.
Процесс, по словам Чижа, выглядел следующим образом.
— Мы расположились на сцене. Сверху сидел в своей рубке Морозов, который нас записывал. В этом и был кайф: от первой до последней песни всё было сыграно как на концерте, вживую. Единственное, была наложена партия фортепиано, потому что я по времени не мог добежать до него и сыграть.
Чтобы сымитировать гул и крики толпы, в студии собрали всех жен, подруг и друзей. Они же хором проорали припев «Тайги». (Как съязвил позже один из рецензентов: «Сбылась-таки давняя чижовская мечта о создании хора “ветеранов рок-н-ролла”».)
Кругом тайга, а бурые медведи
Осатанели — стало быть, весна!
Лишь черный ворон надо мною бредит,
Глоток свободы — как стакан вина.
— Я пел «Тайгу» только на «квартирниках» или просто для друзей, — говорит Чиж. — В Харькове часто пел, парни ее очень любили. А записать — поддался уговорам Березовца.
Многие предупреждали, что, заигрывая с зэковской эстетикой, Чиж рискует стать звездой блат-рока. Но «Тайга» не была поклоном криминальной романтике «лихих девяностых» — ключевой там была фраза «Глоток свободы — как стакан вина». И если не по форме, то по настроению это был блюз («В России не было своей Миссисипи? Была. Имя ей — Колыма»). «На самом деле, “блюз” перевести как собственно “печаль” нельзя, — говорил Чиж, — потому что это все-таки множественное число, поэтому легче перевести как “страдания”. А страдания у нас в России — это не всегда мысли о неразделенной любви». В конце концов, когда Майк Науменко приехал в начале 1980-х на подпольный концерт в Москву, музыканты из богатой синтезаторной команды, «косившие» под импортный Space, потом с ухмылкой рассказывали: «Приехал уголовник из Питера и пел два часа под видом рок-музыки блатные песни!..»
Кроме «Тайги», в «Live» вошли еще две вещи, которые ранее нигде не издавались, — «Эволюция» и недавно сочиненная Чижом «Попутная». Их дополнили песни из альбомов «Буги-Харьков» и «Перекресток» («Ты был в этом городе первым», «Она не вышла замуж», «Дополнительный 38-й», «Hoochie Coochie Man», «Если»).
Весь альбом был записан за шесть часов, включая подключение аппаратуры, расстановку микрофонов и настройку инструментов. Еще четыре часа ушло на сведение, которое было простейшим: в одной вещи Чиж перепел вокал. В этих рекордных сроках есть признак шедевра. Гаврилов неслучайно называет «Live» одной из самых недооцененных работ Чижа: «Он страшно нравится мне до сих пор — и как сыгран, и как записан».
«Лайв» действительно излучал магию живого концерта. В этом была, безусловно, заслуга Морозова, который вообще немало потрудился, чтобы получить фирменный Chizh sound.
— Васильич тот человек, — говорит Чиж, — который очень удачно находил в музыке баланс между грязью и стерильностью. Мне неинтересно работать, как, допустим, Pink Floyd, — всё вылизано, как паркет. Мне гораздо интереснее с «грязью» — это влияние «блэков». Говорю после записи: «Я оставлю». Он: «Чувак, пожалеешь! Это слишком грязно... и не то что грязно, а как будто ты играть не умеешь. Давай переиграем. Потом спасибо скажешь». Или я сыграл, а он говорит: «Да, всё классно, всё гладко. Но ведь это не ты...»
* * *
Сразу после того, как определились перспективы работы с «SoLyd Records», Березовец попросил фотографа Валерия Потапова, уже поработавшего над пластинкой Чижа, оформить обложки двух альбомов — «Перекресток» и «Live».
Само слово «перекресток» уже навевало некие ассоциативные ряды: перекресток жизни, перекресток душ. В конце концов, можно было вспомнить слова БГ: «Рок, как и джаз, имеет в виду крест, или инь-ян, мистическое единение мужчины и женщины». Но обыгрывать перекресток в виде креста Потапову показалось банальным. Идея с пачкой «L&M» и надписью «Прости!» отпала из-за опасений, что табачный гигант Philip Morris потребует денег за использование своего торгового бренда. В итоге первый вариант обложки был решен изящно: чистое серебро, бабочка и гитарная струна.
Но тут выяснилось, что серебряный фон наши типографии напечатать не могут. Тогда Потапов предложил другой вариант: оранжевая бабочка и проекции гитарного грифа на голубом фоне — как некая абстрактная ассоциация со всеми классическими блюз-роковыми композициями.
— Обложка получалась очень яркая, — рассказывает Чиж. — Оранжевая бабочка просто била по глазам. Она была там настолько неожиданна — мы отходили с Потаповым, смотрели, ее было видно издалека, уже одним этим обложка должна была привлечь внимание. Но когда альбом отдали в печать, цвет совершенно не совпал. Он «полинял», вышел каким-то блеклым, и было совершенно непонятно, на кой хрен там нужна эта бабочка...
В отличие от «Перекрестка», обложка «Live» в большей степени стала продуктом совместного творчества. Работая на «Мелодии», парни наткнулись на компакт-диск британской группы Birds, взглянули на оформление и дружно решили: «Вот то, что нужно!..»
Чтобы придать «Лайву» по-настоящему хулиганский привкус, «чижи» снялись в стиле «сладких 60-х» — на барабане-«бочке» шрифтом тех лет вывели «The Чиж & Co», а сами вырядились в рубашки с воротником «ослиные уши» и клетчатые пиджаки. Вся эта одежда была одолжена на студии «Ленфильм», где много лет проработала костюмером бабушка Лебединовой.
Именно Юля предприняла тогда попытку выстроить визуальный образ группы.
— Коллектив создавался на «три рубля на сдачу», очень по-домашнему. У нас не было денег, чтобы одеть четырех здоровых мужиков. Поэтому мои размышления были очень простыми: либо одеваться так, чтобы это был свой собственный стиль (но это дорого стоит), либо найти ту одежду, в которой было бы удобно, чистенько и хорошо.
Блюзмены вызывали у нее ассоциацию с жилетками: блюз — это грусть, а жилетка — та вещь, в которую обычно плачутся (принято считать, что слово «блюз» происходит от английского to feel blue — «печалиться»).