неделе она присела рядом с крестом и смотрела на ручей под сверкающей корочкой льда. Она знала, что у самой поверхности, прямо подо льдом, к веточкам и камушкам прилипли тысячи крошечных светящихся шариков. Яйца поденок. Застывшие до более теплого времени года, когда они продолжат созревать: их клетки начнут делиться, и сперва образуются нимфы, а потом, когда придет время, они поднимутся в воздух, превратившись в колеблющийся, размножающийся рой.
И ей пришла в голову идея.
Следующей ночью было полнолуние. Выйдя в сад, Вайолет взобралась на платан, так что теперь она видела окрестности на несколько миль. Лунный свет серебрил ветви. В отдалении виднелись очертания холмов и над ними усеянное звездами небо. Она знала, что где-то за ними был Ортон-холл. Фредерик. Вайолет закрыла глаза и представила его спящим в отцовской спальне. Затем она сосредоточилась, изо всех сил, пока ее тело не переполнила энергия. Снова он – этот золотой отблеск. Он всегда был с ней, понимала теперь она, это мерцание под ее кожей, освещающее каждую клеточку ее тела. Просто она не знала, что с ним делать.
Все начнется летом. Она вообразила Ортон, вещи Отца – его драгоценную мебель, покрытую плесенью и прогнившую, изъеденный грибком глобус на его столе. Разрастающийся с каждым годом мерцающий рой насекомых, от которых невозможно избавиться.
И Фредерик. Запертый там в одиночестве.
Он не забудет того, что сделал.
– О! Совсем забыл. Подарки, – Грэм расстегнул рюкзак. – Это все из библиотеки Харроу.
– Ты что, украл их? – спросила Вайолет, когда он протянул ее два увесистых тома: один – про насекомых, другой – по ботанике.
– Последний раз их брали еще до войны, – сказал Грэм. – Поверь, никто их не хватится.
– Спасибо, – сказала Вайолет.
Они немного помолчали, слушая, как плюются поленья в камине.
– Ты подумала еще, чем займешься? – спросил Грэм. Она подрабатывала у нескольких жителей деревни – помогала ухаживать за животными. Один из деревенских держал пчел, и он пришел в ужас, когда она отказалась надевать защитный костюм для работы с ульем. Пока что она выручала достаточно на хлеб и молоко. Но зимой придется тяжело. В овощную лавку требовалась продавщица. Вайолет подумывала наняться туда. Ее мечты о карьере энтомолога казались практически неосуществимыми.
– Немного, – ответила Вайолет, теребя обложку книги про насекомых. Название гласило: «От артроподов до арахнидов».
– Не переживай, – сказал Грэм. – Когда я стану богатым адвокатом, я заплачу за твое обучение, и ты узнаешь все о своих проклятых жуках. Обещаю.
Вайолет рассмеялась.
– А пока что я поставлю чайник, – сказала она. По пути к печке она задержалась, чтобы выглянуть в окошко. С платана за ней наблюдала ворона, луна высвечивала белые отметины на перьях. Это напомнило ей о Морг.
Она улыбнулась.
Почему-то она была уверена, что все будет хорошо.
53
Кейт
В ожидании приезда мамы Кейт смотрит в окно.
Зимнее солнце золотит ветки платана. Кейт постепенно узнает, что это дерево – как целая деревня. Здесь живут малиновки, зяблики, черные дрозды, белобровики…
И, конечно, вороны, в легко узнаваемых черных накидках; от мысли, что они тут, рядом, становится спокойнее. Ворона с пятнистыми перьями часто прилетает к кухонному окну за каким-нибудь лакомым кусочком. Когда блестящий клюв утыкается в ладонь Кейт, она совершенно ясно чувствует, что именно здесь ее место.
Платан дает кров и насекомым, правда, многие сейчас хоронятся от холода: одни забрались вглубь коры, другие – в теплую почву под корнями.
Замерев, Кейт прислушивается. Так странно, что она всю жизнь сторонилась природы. Сторонилась самой себя. До приезда сюда, в коттедж Вейворд, она будто пряталась, как эти спящие, безвольные насекомые.
Могут быть и другие, кому необходимо пробудиться, как пробудилась она сама.
«Мама рассказала мне о других женщинах, по всей стране, – писала Альта. – О Девисах и Уиттлах».
Возможно, когда-нибудь, после того как родится малышка, Кейт найдет их. Она отправится на юг, к холму Пендл, где земля вздымается, упираясь в небо. Там несколько веков назад женщин оторвали от дома. Возможно, кто-то из них выжил в укромных уголках, куда обычно не заглядывают мужчины. Но пока Кейт благодарна – за маму и за Эмили.
И за Вайолет.
Снежинки падают на маленький деревянный крест под платаном. Она не знает наверняка, кто там похоронен, хотя у нее есть подозрение, что могила гораздо более свежая, чем она думала поначалу.
Она думает о Грейс – подруге Альты. И о записке Вайолет. Надеюсь, она поможет тебе так же, как помогла мне. Некоторые тайны должны оставаться тайнами.
Кейт чувствует нагревшийся от тела медальон под рубашкой. Ключик надежно спрятан внутри, как и перышко, которое она подобрала среди осколков стекла на полу тогдашним вечером.
Полиция арестовала Саймона в Лондоне, обвинив его в нападении. Слушание состоится уже в следующем году в здании суда Ланкастера. В полиции предупредили, что даже если Саймона признают виновным, скорее всего, он выйдет через пару лет. А может и раньше – за хорошее поведение. Она составляет заявление жертвы для суда, но ей не нравится это слово. Она не жертва, она – выжившая.
– Ты переживаешь, что он вернется сюда? После того, как выйдет? – спросила ее Эмили.
Кейт вспомнила, как он выглядел тем вечером: как прижимал ладони к разодранному лицу, а вокруг кружились белые перья. Его единственным оружием всегда был страх; она лишила его этого оружия, и он оказался беспомощен.
– Нет, – ответила Кейт. – Он больше не сделает мне больно.
Снег хрустит под шинами. Следом раздается мелодичный звук дверного звонка.
Ей кажется, мама стала меньше ростом, вокруг глаз появились морщинки, а в волосах – серебряные нити. На ней полосатая шапочка, которую Кейт подарила ей на Рождество когда-то давно, еще подростком. В руках у мамы, кроме багажа, букет купленных в аэропорту свежайших розовых роз.
Несколько мгновений они молчат. Мама смотрит на следы синяков на горле Кейт, на ее выступающий живот.
Они начинают плакать одновременно.
Два дня спустя. Первая жесткая схватка.
– Я не справлюсь, – выдыхает Кейт, свернувшись калачиком. – Не справлюсь.
– Справишься, – говорит ей мама, вызывая «Скорую помощь».
А затем начинаются роды. Мышцы напрягаются, подпрыгивает давление.
Теплым потоком отходят воды, и начинаются схватки – яркие волны боли. Стоя на карачках на кухне тети Вайолет, Кейт чувствует, как животная часть ее мозга берет верх.
Дочь быстро продвигается по ее телу, готовая покинуть темное море матки. Готовая увидеть солнечный свет и услышать пение птиц. Сознание Кейт затуманивается, тело ломит