Врачи поставили Камале страшный диагноз — последняя стадия туберкулеза. Индира, бросив учебу, повезла мать в альпийский санаторий. Горный воздух и лечение лучших врачей не помогли — в 1936 году Камала скончалась. Вскоре за ней последовала и бабушка Сварупрани, жена дедушки Мотилала, такая же неутомимая, как и он.
В своем горе Индира не смогла вернуться в родной дом, где все напоминало о страшных потерях. Она поступила учиться в Оксфорд, а во время летних каникул в 1937 году уехала в Париж, куда прибыл, чтобы повидаться с ней, давний друг семьи Фероз Ганди (однофамилец Махатмы Ганди). Фероз был родом из бомбейских парсов — потомков огнепоклонников-зороастрийцев, в X веке бежавших из Ирана от мусульманских гонений и нашедших пристанище в Индии. То есть он не индус, к тому же иноверец, а «Ганди» в его имени указывает только на то, что его предки тоже занимались бакалейной торговлей, как и предки другого Ганди, ее кумира Махатмы. Среди уймы людей, постоянно бывавших в доме Неру, Фероз поначалу выделялся только своим благоговейным отношением к Камале — оно даже стало предметом домашних шуток. По одной из версий, он познакомился с семьей Неру, когда помог привезти домой пострадавшую во время манифестации бабушку Индиры. Он был хорошо образован, вежлив, предупредителен.
Индире нравились его мысли, суждения, умение вести разговор. Здесь, в безмятежном Париже, они рассуждали о том, как несправедливо устроен мир, как может существовать фашизм и как могла его породить нация Гете и Шиллера. Здесь Фероз предложил Индире руку и сердце. Но Индира на время отклонила это предложение — пока она побудет рядом с отцом, которому сейчас очень нелегко и в своем одиночестве, и в бесконечной политической борьбе. А тем временем началась Вторая мировая война. Джавахарлал Неру включился во внешнюю политику, и к вопросу о замужестве дочери вернулись после того, как ей исполнилось двадцать пять. Но и на этот раз все было непросто: женщина из высшей брахманской касты не могла выйти замуж за человека низшей касты, да еще и за иноверца. Как только объявили о помолвке, в Индии поднялся шквал протеста и осуждения. Ситуацию исправил Махатма, который высказался в защиту Индиры и Фероза, заявив, что единственным «преступлением» молодого человека, с точки зрения осуждающих этот союз, является лишь то, что он происходит из семьи парсов. Газеты мигом подхватили слова великого гуманиста и апостола ненасилия, в результате свадьба состоялась.
Индира и Фероз сочетались браком 26 марта 1942 года. Свадьба была очень скромная — на двадцать человек гостей. Фероз в простой белой куртке, на голове гандистская шапочка, Индира в бледно-розовом сари из кхади, нитки для которой напрял в тюрьме ее отец. Джавахарлал был не в восторге от выбора Индиры, но браку дочери не препятствовал.
Индира долго выбирала имя первенцу и остановилась на синонимах имен родителей: малыша назвали Раджив Ратна — «раджив», как и «камал», значит «лотос», а «ратна» — это драгоценность, как и «джавахар». Имя матери Индира поставила на первое место. Потом на свет появился второй сын, и его как-то сразу назвали Санджай — «победа», тем более что и родился он в 1946 году, накануне провозглашения независимости Индии. Материнством Индира была упоена, она сама растила сыновей, не доверяя их ни нянькам, ни прислуге… Любимой цитатой Индиры в те времена была тагоровская строка: «Ребенок появляется на свет как послание Бога о том, что Он еще не разуверился в человеке». Вспоминая те годы в Лакнау, она напишет в «Моей истине»: «Политическая борьба сделала мое детство аномальным, я постоянно чувствовала себя одинокой и незащищенной. Именно поэтому я так хотела посвятить все мое время детям. Потребность ребенка в материнской любви и заботе так же остра и фундаментальна, как потребность растения в солнечных лучах и воде. <…> Вот почему моей главной проблемой сделалось примирение моих общественных обязанностей с ответственностью перед домом и детьми. <…> Когда они пошли в школу, я старалась освободиться от дел к их возвращению домой. Однажды, когда Санджай был еще совсем маленький, к нам пришел его приятель по детскому садику со своей мамой. Мамаша, дама светская и состоятельная, высказалась насчет того, что моя загруженность работой едва ли позволяет мне уделять достаточно времени сыновьям. Я и рта не успела раскрыть, как обиженный Санджай бросился на мою защиту и закричал: „Мама занята очень-очень важными делами, а все равно играет со мной больше, чем вы с вашим сыном!“».
Фероз оказался прекрасным отцом, но совсем не таким, как Мотилал или Джавахарлал. Он был для сыновей не строгим наставником, а скорей товарищем и непременным участником их игр и затей. Фероз мастерил им игрушки, старался обучить детей всему, что сам умел. Раджив и Санджай отца просто обожали, и у Индиры были все основания считать, что семейная жизнь удалась.
В 1947 году Индия обрела свободу. Но уже назревало одно из самых страшных событий в ее истории: кровавый раздел страны и создание Пакистана — отдельного государства индийских мусульман. Индира записывает: «Одна из самых гордых и волнующих минут моей жизни, кульминация всего, ради чего столько людей шло на жертвы. Вот она, наконец, наступила, но ей трудно радоваться…»
Однако Индия теперь — свободная страна, а Джавахарлал Неру — ее первый премьер-министр со всеми официальными атрибутами власти. Премьер-министру нового государства нужно было срочно перестроить свой образ жизни, и помочь в этом ему не мог никто, кроме Индиры. Вначале предполагалось, что она просто приведет в порядок резиденцию премьера, — кто мог знать, что просьба отца станет началом конца ее семейной жизни.
Неру должен был поселиться в бывшей резиденции верховного главнокомандующего британскими войсками в Индии, получившей теперь название Тин Мурти.
Индира не обладала элегантной светскостью отца, делавшей его своим даже в высших кругах британского общества. Спартанская жизнь, отнюдь не девичья юность, молодость в нарядах из домотканых материалов никак не подготовили ее к роли хозяйки на дипломатических приемах. Индире пришлось многому учиться: от умения одеваться — это потом будут говорить, что она обладает джамазеби — даром красить собой одежду, до овладения ораторским искусством. У Индиры был довольно высокий голос, которого она стеснялась, особенно после того как однажды в Лондоне, где она выступала на митинге, ей крикнули: «Перестань пищать!» В 1983 году, отвечая на вопрос немецкого журналиста, каким талантом она хотела бы обладать, премьер-министр Индии сказала: красивым голосом. Так что годы в Тин Мурти были для Индиры временем преодоления себя. А тут еще чисто индийская специфика: «Самые простые вещи в Индии обрастают сложностями. Скажем, меню официального обеда — известно, что индусы не едят говядину, а мусульмане не едят свинину. Но помимо этого существуют бесчисленные вариации на тему запретной пищи: иные мясоеды в определенные дни недели становятся вегетарианцами; есть вегетарианцы, который едят яйца, есть такие, которые и рыбу едят, а один высокий гость, объявивший себя вегетарианцем, как выяснилось, ел все, кроме курятины!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});