– Ах, какие волшебные глаза! – подумал молодой князь и почувствовал, как задрожало, затрепетало его тело, остановилось дыхание, и какая-то неудержимая сила повлекла его всего вперед.
– Какая сказочная прелесть! – сказал он, приближаясь, как во сне, и, словно бы погружаясь в бездонную синеву прекрасных глаз своей невесты. – Дай же мне, сладкая Аленушка, обнять тебя и поцеловать! – И молодой князь, нежно прижав к себе девушку, с силой чмокнул ее в щеку.
– Ах, Василько! – встрепенулась невеста, покраснев. – Какой же от тебя идет жар! Ты же безжалостно опалишь мои волосы!
– Не бойся, моя сладкая лада и лебедушка! – произнес дрожавшим от волнения голосом жених, совсем потерявший голову после нежных слов девушки. – Я тебя не обижу и навеки буду твоим верным защитником!
– Ну, что ж, дети мои! – засмеялась доброжелательная княгиня. – Тогда пойдем в церковь, венчаться! – И княгиня, осторожно высвободив свою дочь из объятий молодого князя, взяла ее за руку и повела вперед. Вслед за ними устремился жених, а когда они оказались в простенке, к ним присоединились и десять молодых дружинников, сверстников князя, одетых в легкие светлые рубахи и темные татарские штаны.
Сам епископ Арсений венчал молодых в Покровской церкви: князь с княгиней решили совершить обряд таинства, не покидая крепости.
В красивой, украшенной богатой резьбой, деревянной церкви собралось множество народа – вся городская знать – бояре, старшие дружинники, богатые купцы. Ярко горели восковые свечи, распространяя особый, таинственный аромат.
Все свершилось быстро и бесхитростно. Владыка Арсений, взяв из рук своих служек золотые венчальные шапки, самолично водрузил их на головы молодых. – Вы готовы идти вместе по жизни, рука об руку, дети мои? – вопросил он своим густым, певучим басом. – Говори, раб Божий Василий!
– Готов, святой отец! – ответил юноша.
– А ты, прекрасная Елена? – пропел высокий священник.
– Готова, святой отец! – сказала громким, но нежным и сладким голосом красавица-княжна.
– Ну, тогда да благословит вас всемогущий Господь! – пробасил епископ и поднял руку. И тотчас вверху, на хорах, запели церковные певчие, и церковь наполнилась дивными, завораживающими слух, звуками.
– А теперь наденьте на свои нежные пальцы эти кольца, – сказал негромко, но слышно для молодых, епископ Арсений и протянул им небольшую красную коробочку, из которой сверкали золотом обручальные кольца.
Молодой князь извлек толстое, но узкое желтое кольцо и надел его на пальчик своей обожаемой невесты, а княжна Елена взяла более тонкое, но широкое золотое кольцо и натянула его на горячий, покрасневший, палец жениха.
Затихли звуки торжественных песнопений, и по знаку владыки все присутствовавшие при венчании гости стали медленно выходить, направляясь в княжескую трапезную.
Епископ Арсений еще долго оставался с молодыми в церкви и все говорил, наставляя их на будущую жизнь, поучая их на примерах из прошлого, как соблюдать супружеский долг и быть верными христианами.
Наконец, он, утомившись, подвел итог своим назиданиям и, сказав: – Подождите меня немного, и мы вместе пойдем на славный пир! – отправился в ризницу, чтобы переодеться с помощью своих служек в повседневную черную одежду.
Молодые постояли, обнявшись, в опустевшей церкви, а затем, пропустив вперед вышедшего из ризницы епископа, направились к широко распахнутой двери.
Возле храма стояла, окруженная молодыми дружинниками жениха, княгиня-мать. – Пошли же, дети мои! – сказала она. – Пора нам за стол да за свадебку!
Когда княгиня и молодые вместе с юношами-воинами вошли в княжескую трапезную, там их уже ждали.
– А мы вас заждались, матушка, – сказал, улыбаясь, брянский князь, – и едва живы от голода и жажды!
– Это я наставлял молодых! – буркнул уже сидевший за свадебным столом владыка. – Без этого нельзя!
Княгиня уселась по левую руку супруга в свое удобное кресло во главе пира, а молодые заняли свои места за столом, примыкавшим к столу брянского князя. За ними расположились бояре и дружинники жениха, а напротив, за другим параллельным столом, также примыкавшим к Дмитриеву, сидели, ближе к брянскому князю, Константин Михайлович, Василий Романович, их бояре и старшие дружинники, и замыкали стол седовласый черниговский епископ Арсений с двумя пожилыми священниками.
– Благослови же наш свадебный пир, святой отец! – громко сказал князь Дмитрий.
– Да благословит Господь эту славную трапезу и наших дорогих молодых! – пробасил, вставая и крестя столы, высокий священник. – Пусть же они будут верными супругами и примерными христианами!
ГЛАВА 16
ПОЕЗДКА В ОРДУ
Ранней осенью 1330 года, когда степная трава уже пожухла и дороги были хорошо протоптаны конскими копытами, телегами и ногами пеших путников, отряд московского князя Ивана Данииловича въезжал в Сарай-Берке.
Князь Иван пребывал в плохом настроении. Он прослышал о том, что его давний и непримиримый враг Александр Михайлович Тверской выехал из Литвы и вернулся в Псков.
– Он совсем не боится государя, – думал московский князь в раздражении, – и от этого только прибавляет себе уважения со стороны даже моих бояр! А тут каждое лето гнешь спину перед татарским царем!
Князь Иван был также недоволен и результатами поездки его людей к митрополиту Феогносту. В прошлом году его посланники побывали в Киеве и отвезли богатые дары. Но святитель в Москву не вернулся. Наоборот, он отправился на Волынь, принадлежавшую Литве и, казалось, прочно там засел.
– Куда нам до волынской земли! – думал князь Иван. – Там богатые города с каменными домами и церквями! Это не моя убогая и деревянная Москва…
1 мая князь Иван заложил каменную церковь поблизости от своего двора и повелел своим посланникам сообщить об этом митрополиту. Московские люди действовали очень осторожно, в соответствии с указаниями своего князя. Они обращались с митрополитом исключительно почтительно, привозили с собой богатые дары и жалованье с митрополичьих земель, рассказывали о процветании Московского княжества и особенно церкви. Они ни словом не обмолвились о неурядицах в княжеских делах, о тяжелом неурожае и голоде, обрушившихся на владимирскую землю, великим князем которой был Иван Калита. Хитрые москвичи, пребывая на Волыни, рассказывая лишь все хорошее, ни разу не предложили митрополиту приехать в Москву. Лишь намеками они давали понять, что были бы счастливы видеть своего святителя не на литовской Волыни, а на русской земле. Однако митрополит Феогност все еще обижался на князя Ивана Данииловича и для того, чтобы изменить его отношение к московскому князю, нужно было время. Последнему также подыгрывала политика великого литовского князя Гедимина, который скептически относился к православной церкви а, порой, и открыто требовал от священников проводить его политику и хулить всех правителей, не желавших с ним дружить. Постепенно святитель начинал ощущать давление литовских властей, их вмешательство в дела церкви, а, временами, и самый настоящий произвол. Не однажды митрополичьи обозы подвергались досмотру и даже ограблению!