романтики были. – тихо шепнула она, снова хихикнув, а Сергей опешил, удивленно подняв брови:
– Ты о чем, Женя? Снежный бред у тебя, что ли?? – буркнул он, а Женя, выдохнув и окончательно успокоившись, проговорила:
– Не разбойники, а романтики с большой дороги. В той песне. Сергей Викторович. – тут же обратилась она, предотвратив очередной крик. – Не нужно мне ничего покупать, я сама виновата, что полезла к вам, просто испугалась, что сильно вам лопатой саданула… – она стыдливо опустила глаза и вздохнула. – Вот и запаниковала. Ничего страшного, получу зарплату и куплю новые. – улыбнулась вдруг она, посмотрев пристально в серые глаза Сергея, изучающие ее лицо с какой-то странной, особой внимательностью, будто он пытался что-то найти, что-то, потерянное совсем недавно, в ее лице, в ее глазах… но не мог.
Женя тоже замерла, пытаясь угадать, насколько сильно он злится на нее и что еще чувствует, почему-то очень переживая, что он снова станет ненавидеть ее или насмехаться над нею…
Но странное дело: раздражение в его взгляде было, но… Женя чувствовала, что оно относится не к ней, а к ситуации, в которой они оказались… А злость… Она тряхнула головой, приказав себе не надеяться лишнего, но вдруг сообразила, что опять видит в нем скорее героя, чем злодея: этакого жестокого, сильного и вполне самодостаточного мужчину… И сама она, обратившись к себе и прислушавшись к своим эмоциям, тоже не ощущала никакого, ставшего уже привычным, негатива по отношению к нему…
– Нет. Вообще-то, это я был виноват. Ладно. С этим разберемся. – нахмурился он и оглядел машину, засыпанную плотненьким белым слоем, из которого Женька своими усилиями смогла отковырять только бампер. – И кто так машину откапывает? До завтрашнего утра собиралась рыть?? Давай лопату, дурында. – со вздохом, требовательно приказал он, и Женька, привыкнув за два месяца к этому командному тону, послушно сунула ему в руку черенок и отошла подальше, наблюдая, как ловко и быстро он стал убирать снег перед автомобилем, расчищая девушке путь к спасению из снежного плена.
Женя внимательно смотрела на него, не желая отводить взгляда, а ее мозг как будто запечатлевал каждое его движение, каждое изменение его недурного, в общем-то, лица… Она вдруг заметила его физическую силу, его уверенность в каждом своем шаге, будто он сто тысяч раз проделывал процедуру расчистки чьей-нибудь бедненькой, маленькой машинки от толстого снежного покрывала, будто он всегда орудовал именно этой лопатой и знал, как именно и куда нужно направлять ее лезвие для пущего эффекта… Она следила за ним, понимая, что это все тот же Сергей, но… как будто другой… Узнав сегодня эту хорошую его сторону, она очень сильно возжелала познакомиться с ней получше, а также сделала для себя неожиданное открытие, что ее что-то невыносимо тянет к нему, хоть он и злой, хоть он и холоден, и вспыльчив, хоть он и не переносит ее, ненавидит ее кудряшки и веснушки, но все же…
– А вы… мне помочь подошли? – с любопытством, а может, просто желая что-то сказать ему, спросила Женя, переминаясь с ноги на ногу и держа руки в карманах, пытаясь отогреть замерзшие пальцы.
Сергей мельком глянул на нее и насмешливо ухмыльнулся:
– Нет, каблук тебе сломать. Да твои крики о помощи по всей парковке раздавались, что мне оставалось делать?
Через пару минут все было готово: перед машиной больше не лежал огромный снежный барс, закрывающий своей рыхлой спиной бампер, да и сам автомобильчик сверкал своей желтизной, потому что Минаев легко смахнул с нее наросты снега щеткой. Закинув лопату к ней в багажник, он подошел к Жене и проговорил, хмурясь:
– Все. Езжай домой. Вести машину сможешь? – он посмотрел на ее многострадальный сапог, а Женя, пребывая во власти странных, путающих ее разум и сердце, эмоций, легко улыбнулась:
– Да, у меня кеды где-то в машине валялись… Вожу с собой на всякий пожарный. Вот и пригодились. – она пожала плечами и снова внимательно заглянула в его суровые серые глаза. Она какое-то время постояли молча, сохраняя довольно длительный и очень неловкий, заставляющий Женю смущаться, непонятный зрительный контакт… Когда Сергей, чуть прищурившись, вдруг с ухмылкой проговорил:
– Что ты так смотришь? Боишься, что я сейчас возьму и закопаю твою машину обратно в сугроб, чтобы тебя помучить? Не волнуйся, мне это совсем неинтересно. – он как-то насмешливо приподнял брови, а Женя, ощутив, словно ей в грудь кто-то набросал тяжелую, железную арматуру, снова улыбнулась и очень осторожно проговорила, выдохнув:
– Я хотела сказать вам спасибо… За то, что очистили мою «пташку»… И за то, что сегодня вступились за меня там, в офисе… И извините за удары лопатой… Я не специально.
Сергей пожал плечами.
– Я вступился не за тебя, а за то, чтобы Лена с Викой перестали заниматься ерундой, которая вредит не только тебе, а мне, в первую очередь, и производственному процессу. А насчет машины – пожалуйста. Ты бы тут полночи одна ковырялась. Но это – первый и последний раз, Зябликова. Ты мне одни неприятности приносишь.
Женька обиженно опустила глаза, вдруг с неописуемым разочарованием осознав, что приняла все Сергеевы эгоистичные порывы обезопасить себя и не забыть при этом подчеркнуть, что ему до нее и дела нет, за приступы благородства и ужасно рассердилась, сначала на себя за свою наивность и мечты о том, что он изменит к ней отношение, а после уж и на него, за то, что все испортил, снова поведя себя, как тупой индюк, которому кроме собственной персоны ничего не интересно и который так вовремя напомнил ей, разомлевшей от пары доброжелательных выпадов в свой адрес, как он на самом деле к ней относится: по-прежнему презрительно, насмешливо, брезгливо…
– Можно подумать, вы мне прогулки по Беловежской пуще устраиваете. – тихо буркнула Женька, от злости чаще дыша, а Сергей вдруг ухмыльнулся и, сунув руку в карман, достал оттуда какой-то розовый листок.
– Ты сама согласилась на меня работать. Я тебя предупреждал. – с безразличной ухмылкой проговорил он и, подняв ладонь Жени, к ее огромному удивлению вложил ей розовый листок и, внимательно посмотрев на нее пристальным, насмешливым взглядом сказал:
– Кстати, на, держи. Выпало из папки «Срочное», но я все равно подписал.
Женя недоуменно развернула лист и к своему ужасу и неимоверному стыду увидела свою, нарисованную ее рукой, карикатуру на Сергея, которую она как-то накалякала в порыве очередной обиды и злости на него за шумный, уничижительный разнос, который он ей устроил, и жутко покраснела, увидев под косоглазым и рогатым псом размашистую, уже хорошо