Читать интересную книгу Unknown - popovy

Я хотел расслабиться. Хотел снять напряжение.

Но ваша искусительница работает совсем по-другому.

Вместо этого она накрутила меня.

Подлила масла в костёр.

Денни раньше уже бесил меня во время тренировок и, по какой-то причине, мне хотелось причинить ему боль. На самом деле причинить боль. Словно, если мой гнев найдёт выход, станет лучше.

Так что я причинил ему боль. Как только он подошёл ко мне, желая забрать мяч, я врезался в него и в этот момент подумал, ни в коем случае приятель, тебе меня не остановить.

И поэтому я остановил его. Сам же я едва почувствовал удар.

Алан разозлился. Все разозлились. И Бригс, я видел его на стадионе, наблюдающего за мной, и мог оттуда сверху почувствовать все его разочарование.

Я облажался.

Одним из худших возможных способов.

Я причинил боль одному из своих, то есть причинил боль одному из товарищей по команде, что означает, я причинил боль самому себе.

Но в этом и была цель, так ведь?

После этого все одно сплошное размытое пятно.

Я покинул стадион и пошёл вверх по улице к тому же бару, в котором был до этого. Туда пришёл Бригс, пытаясь поговорить со мной, но порой он последний человек, которого мне хочется слышать. Иногда он мой брат. А иногда лишь напоминает, что я на самом деле не связан с ним. Что моя семья, это не моя кровь. И что моя кровь думала, что я не заслуживаю того, чтобы оставить меня с собой.

Я помню, как вернулся домой в квартиру, но мне было так стыдно от того, что произошло, я был так зол, что не мог оставаться там. Я не хотел, чтоб Кайла видела меня. Я даже не мог поговорить с ней и посмотреть ей в глаза.

Затем мое сознание мутнеет.

Что я помню, так это чувство. Гнилая, чёрная смола моего сердца и души, куда попала темнота. Попала и распространилась словно рак. Я помню гнев и ярость и паранойю и ревность и все остальное, что причиняет боль и режет и бьет прямо в душу.

Я знаю, что все это, должно быть, было направлено на неё.

Я молюсь о чуде. Знаю, она познала на себе всю тяжесть произошедшего.

Я больно сглатываю, рот словно наполнен опилками, и медленно поднимаюсь с кровати.

Шатаясь, иду к двери, комната вращается, пока я двигаюсь. Я тяну за двойные двери и выглядываю в гостиную. Там нет никого кроме Лионеля и Эмили на диване, на дополнительном одеяле, которое я обычно храню в конце кровати.

Вспышки возникают в моем сознании, фрагменты памяти.

Помню, как в середине ночь взял одеяло для неё, спящей на диване, и укрыл им.

Я помню это.

Память уничтожает меня.

Мне приходится втянуть воздух, чтобы сдержать рвущееся наружу рыдание.

Прошлой ночью она даже не спала со мной в одной кровати.

И теперь ее нигде не видно.

Я иду в коридор, ванную, кухню.

Лишь я и собаки.

Как это обычно и бывает.

Как это, вероятно, и будет всегда.

Лионель следует за мной по пятам, пока я ищу ее, показывая свою верность. Он любит меня лишь потому, что я люблю его, но это все, что я могу получить и все, что я могу принять. Он - константа. Он никогда не бросит меня, даже если он видел меня в моем худшем состоянии больше раз, чем можно сосчитать.

Эмили с нами совсем недавно. Она остаётся на месте, с опаской поглядывая на меня. Она ещё не знает меня от и до. Во многих отношения, она как Кайла. Думает, что может доверять мне, надеется на лучшее. Но это не лучший я, это худший я и доверие, имеющееся у нее ко мне, медленно разрушается. Думаю, Эмили будет поблизости потому что я спас ее, оставил ее. Ну и потому что, в конце концов, она просто собака.

Но Кайла, определённо, намного сложнее. Она красивая, заботливая, сексуальная как ад, многогранная личность и я знаю, я причин ей боль способами, которые, вероятно, непоправимы. Ее нельзя приучить к определенным условиям, наградить за хорошее поведение. Ее преданность не бесконечна. Она не предлагает любовь беззаветно, потому что я взял ее и предложил ей ласковое слово. Я должен провести всю жизнь, пытаясь завоевать ее, проявить себя, постоянно предлагая ей своё сердце и душу. В любви и в жизни нет никаких гарантий, и ее любовь это то, что я никогда не смогу принять как должное, если я все же настолько удачлив, чтобы все ещё иметь ее.

Я хожу по квартире, ища признаки ее присутствия. Сумочка исчезла, но чемодан и все остальное все ещё здесь.

Понятия не имею, куда она исчезла. Я размышляю о том, стоит ли позвонить Бригсу или даже Амаре, но я не уверен как все объяснить. Конечно, я несколько раз звоню ей, но попадаю прямо на голосовую почту. Даже звук ее радостного, саркастичного голоса ощущается, словно нож в сердце и я снова истекаю кровью.

Что если я облажался настолько, что ничего нельзя исправить?

Что если я на самом деле, действительно, потерял ее?

Твою ж мать.

Что я сделал прошлой ночью?

Так что я жду. Сажусь на диван и жду и жду, пока это становится больше похоже на борьбу, чем на ожидание. Потому что снова то же чувство вины и ненависть, и стыд и они бродят вокруг, пытаясь затащить меня на дно, заглушить меня, пока я не смогу сделать очередной вздох.

И там, на улице, в ближайшем пабе есть что-то, что может увезти меня далеко от этой боли. Эта песня слышна даже из аптечки в ванной, Перкосет, другой способ притупить все эти чувства. Я не могу делать вид, что каждый божий день не глотаю парочку этих штук.

Но я достойный противник. Я придерживаюсь своей позиции, хотя знаю, это заставило бы уйти физическую боль. Не могу сосчитать, сколько раз за сегодняшнее утро меня уже стошнило.

Когда приближается полдень, а она все не возвращается, у меня нет иного выбора, кроме как пойти на тренировку. Это последнее чего я хочу, последнее, что мне нужно. Я не хочу видеть осуждающие взгляды своих товарищей по команде, не хочу чувствовать себя виноватым во всем этом, и опять же, не хочу шевелить долбанными мышцами, потому что мне плохо.

Но я не могу просрать абсолютно все в моей жизни.

Я медленно собираюсь и затем оставляю Кайле записку на столике в коридоре, написанную моим корявым подчерком.

Я пошёл на тренировку. Сразу же после, пойду домой. Пожалуйста, не уходи. Мы сможем справиться с этим, пожалуйста, останься и подожди меня.

Я минуту смотрю на неё, и слова звучат так бездушно и бессмысленно, как будто они могли бы когда-нибудь убедить такую женщину как Кайла, если она решит уйти. Но я все равно оставляю ее там потому что это все, что я могу сделать.

***

Тренировка невыносима. Если бы здесь не было таких людей, как Джон и Тьерри, как мой тренер, который, кажется, верит в меня независимо от того, что я делаю, даже когда я все испоганил, я бы развернулся в тот же самый момент, как ступил на поле. Я бы просто ушёл. Я прошёл через столько всего, но у каждого есть свой переломный момент и сегодняшний был бы моим, если бы у меня не было там несколько поддерживающих лиц.

Хорошая новость в том, что с Денни все будет хорошо. Полагаю то, что я был слегка пьян перед игрой, сыграло мне на руку, потому что, когда я метнул в него мяч, это было не прямое попадание в суставы. Хоть он и не был на тренировке, что было хорошо, потому что не уверен что смог бы иметь с этим дело, Алан сказал, что через пару дней он вернётся, готовый к большой игре. Не знаю, что бы я делал, если бы получилось так, что один из наших звёздных игроков не смог бы играть. Поскольку, в соответствии с указаниями Алана я не играю в первой игре, мы действительно должны охрененно сыграть против Глазго.

Дорога от стадиона к квартире кажется, длится вечность. Я постоянно разминаю руль, костяшки белые, боясь, что когда вернусь, Кайлы не будет. Возможно ли, что она просто уехала и села на ближайший рейс? Может, оставшиеся сумки не стоили того? Может спастись от меня, картины наших разрушенных отношений, было для неё единственным выходом. Если у неё в сумочке был паспорт, это все, что ей было нужно, чтобы исчезнуть.

Не могу винить ее в этом. Все что я знаю, что мои надежды, как я войду в квартиру и увижу ее прекрасное лицо, могут быть напрасными. Прямо сейчас она может быть где-то над Атлантикой. Прямо сейчас она может направляться в свою новую жизнь, не оглядываясь через плечо. Может именно поэтому мои звонки не проходят, а сообщения не доставляются. Она в самолёте, направляется далеко-далеко.

Последний раз, когда я был рядом с ней, я даже не смотрел ей в лицо. Что, если это был последний раз, когда я видел ее? Что, если моим последним воспоминанием о ней будет ощущение меня слишком постыдным, чтобы даже взглянуть в её сторону? Если бы я знал, что это конец, я бы схватил ее, держал бы крепко-крепко, изо всех сил, смотрел бы в неё так глубоко, что не знал бы где, заканчиваюсь я и начинается она.

Я бы все сделал по-другому.

Я бы никогда не дал ей повода уйти.

Я вынужден остановить машину, водители объезжают меня, сигналя. Мне наплевать. Я ни на что не способен. Мысль о том, чтобы так скоро, даже не попрощавшись, потерять ее, изнурительна.