И вот поди ж ты, несмотря на такое отношение к предстоящей битве, Абель, в отличие от Кнуда, почти не спал всю ночь с пятницы на субботу. Накануне наелся баранины, которую Дарбетский епископ Герман благословил, невзирая на Великий пост, мудро сказав: «Не человек для поста, а пост для человека. И Господь Бог наш, обративший воду в вино, внушает мне, чтобы я Его силою обратил мясо баранов, телят, овец, гусей, кур и уток, лежащее тут предо мною, в плоды земные, в овощи и злаки, дозволенные во время поста. Вкушайте и насыщайтесь, набирайтесь сил ради завтрашней победы над варварами». Правда, многие все равно ограничились только рыбой и курятиной, считая последнюю наименее скоромной, а вицемейстер ордена — тот и вовсе получил от Германа благословение не нарушать пост. Но большинство, в том числе и датские принцы, воспользовались благодатью, снизошедшей на епископа от самого Иисуса Христа, наелись мяса и напились доброго пива, чтобы ночью хорошенько выспаться и завтра быть в силе. И тем не менее Абель не спал. Глупые мысли о том, что он непременно погибнет, терзали его. Ведь и впрямь глупо было бы погибнуть в этом сражении, не столь важном для Дании. Собственно говоря, и принцев здесь вряд ли кто-нибудь бы увидел, если бы в свое время отец не выпросил их у папы Григория, когда тот хотел послать их в Палестину сражаться с сарацинами. Вместо этого, получив хорошие подарки, папа разрешил им совершать священные перегринации в более приближенных землях, а именно — в Русской Гардарике.
— Кто-то должен подгонять свинью пинками по заднице. Придется нам взять на себя столь ответственное дело, — продолжал скалить зубы Кнуд.
— Помолчи! — одернул его Абель, брезгливо поморщившись.
Но Кнуд был прав. Датчанам достаточно оставаться у немецкой свиньи под ягодицами, или, если выражаться благороднее, прикрывать хвосты войска. И Даннеброг не спешил перебираться с берега на плоскую ледовую поверхность озера Пейпус. Оставаясь неподалеку от вицеместера Андреаса, датские принцы с восторгом наблюдали, как спешно и правильно выстраиваются порядки, превращаясь в грозную, непробиваемую свинью. Конечно, только дурак может выражать сомнение в победе ордена над пока что удачливым конунгом Александром. Весь цвет восточно-немецкого рыцарства собрался на льду Пейпуса, готовясь начать движение на противника. Из всей сотни рыцарей, составляющих костяк ордена дома Святой Марии Тевтонской, здесь присутствовало сорок — почти половина! Сорок лучших флагов развевалось над ощетинившимся телом немецкой свиньи.
Впереди всех выдвинулись братья фон дер Хейде, пылающие жаждой отомстить конунгу Александру за то, что он лишил их законного фогтства и прогнал из Плескау. Вместе с ними Габриэль фон Тротт и Рогир фон Стенде вели вперед самые смелые конные отряды, составившие мощное рыло свиньи. Там же, подчиняя себе наиболее могучих и отважных эстонцев, сверкали доспехами братья фон Пернау, Томас и Людвиг.
Голову и щеки свиньи образовали сильнейшие конные полки, их вели за собой доблестные рыцари Йорген фон Кюц-Фортуна, Дитрих фон Альзунг, Фридрих фон Моргенвег, Александр фон Тотс, а также братья Михаэль и Андреас фон Прегола, желтое знамя которых светилось даже в столь пасмурное утро.
Непробиваемыми ребрами свиньи стали конные отряды под руководством Клауса фон Бикста, Александра фон Пайде, беспощадного Эриха фон Винтерхаузена, братьев Дитмара и Александра фон Бранау, а также двух бывших рыцарей разгромленного ордена Милиции Христи — швертбрудеров Геринга и Вельбарка.
Внутренность свиньи была густо нафарширована железной пехотой ордена, которую вели за собой еще одиннадцать могучих рыцарей. Это были: высоколобый Вильгельм фон Олец, не имевший за всю жизнь ни единого ранения Кристиан фон Шульт, беловолосый от рождения Дитрих фон Мерсраг, лучший топорщик Генрих фон Нимм, тоже бывший швертбрудер, братья Себастиан и Эрих фон Алоэ, еще один Себастиан — фон Лильвард, одноглазый и свирепый Оливер фон Прикул, несравненный лучник Иоганн-Марк фон Балдон и, наконец, братья-близнецы Рудольф и Томас фон Гроб.
Но и в ягодицах у свиньи не постыдно было пребывать, ибо здесь тоже немало собралось известных повсюду рыцарей: уже немолодые Йорген фон Вайнененде и Гюнтер фон Моронг, юный Вильгельм фон Скрунд, еще один бывший швертбрудер Карл фон Угале, братья Августин и Александр фон Ауце. Здесь же двигалось трехтысячное эстонское ополчение, ведомое также двумя бывшими милиционерами Христа — это были Пауль фон Ракк и Генрих фон Козе.
Великая немецкая свинья окончательно выстроилась и по особому сигналу герольда Краненберга наконец двинулась вперед — в сторону противоположного берега озера Пейпус, туда, где с наступлением утра все виднее становились толпы русских. Пришла пора и датским принцам спуститься с берега и примкнуть к хвосту железной свиньи. Абель и Кнуд, а с ними рыцари Томас Ольсен, Николаус Ольборг и Петер Торнвольк с тремя сотнями конных и пеших воинов тоже двинулись вперед на врага. Вицемейстер Андреас, брат его Иоганн, темноликий барон Росслин, епископ Герман, хронист Петер и другой Иоганн — фон Акен — замыкали шествие, двигаясь чуть поодаль от свиньи в окружении небольшого отряда, подобные пастушонку, выведшему погулять огромного и свирепого вепря.
Абеля распирала зевота, и он ничего не мог с ней поделать. Злился на себя, а все равно то и дело распахивал рот и едва не вывихивал челюсти. Еще больше раздражал его наигранно веселящийся Кнуд, который то и дело отпускал всевозможные скользкие шуточки:
— Выше Даннеброг, Мартин! Да подкручивай его — ведь он у нас вместо свиного хвостика и должен быть завитушкой.
Или:
— Абель! Ты чего все зеваешь? Не иначе как ночью к тебе приходила ледяная русалка из Пейпуса! Не отморозил себе шишку, братец?
Или еще хуже:
— Отряд вицемейстера, как свиная какашка, тащится сзади. Один из братьев фон Ауце, Александр, услышав это, справедливо обиделся и, оглянувшись, ответил не менее едко:
— Загляни нашей немецкой свинье под хвост — непременно увидишь датчанина!
Эти слова, произнесенные нарочито громко, оказались услышаны многими, и дружный тевтонский хохот пробежал по свиным окорокам.
— Ты слышал, что он сказал! — разъярился Кнуд. — Эй ты, фон Ауце! Мне все равно, какого Александра прирезать — русского или тебя.
— Поговорим после битвы! — отвечал обидчик.
— Заткнись, Кнуд! — яростно одернул брата принц Абель. — Иначе мне придется самому заткнуть тебе пасть.
— Видать, твоя ледяная русалка оказалась не очень сговорчивой, — попробовал обратить все в шутку младший сын Вальдемара Победоносного.
— Заткнись, говорю тебе! — еще свирепее рявкнул Абель. — Не то ты уже весной отправишься отвоевывать Иерусалим.
Лицо Кнуда сделалось бледным, на скулах заиграли желваки.
— Как будто я боюсь сарацин! Я просто ненавижу жару.
Подъехав к брату поближе, Абель тихо сказал ему примирительным голосом:
— Ладно, в конце концов, в пылу сражения можно незаметно свести счеты с этим фон Ауце.
— Точно! — улыбнулся Кнуд.
По мере движения по льду озера, утро все больше вступало в свои права. В лицо поддувал теплый весенний ветер, и Абелю хотелось свалиться с лошади прямо на снег и уснуть. Его продолжала мучить зевота, он клевал носом и страдал от тяжелого сознания того, что до отдыха еще очень и очень далеко. На смену тревожным предчувствиям смерти пришло полное к ней равнодушие. Он готов был и умереть, лишь бы окончилось это мучительное, медленное движение под хвостом у немецкой свиньи.
Под кольчугой у него намокло, потому что становилось все теплее. Тяжелые тучи на небе начали постепенно светлеть, желтеть, того и гляди — к полудню выглянет солнце. Но и до полудня еще надо было долго и мучительно жить, ехать верхом и надеяться на то, что немцы одержат быструю победу и не придется вступать в бой с проклятыми русскими. Никто же не упрекал датчан за то, что они не вступили в сражение два года назад на Неве, все и забыли, что отец тогда посылал вместе со шведами небольшой датский отряд под предводительством Кнуда Пропорциуса. В прошлом году этот Пропорциус помер, поев ядовитых грибов. А шведский предводитель Биргер, между прочим, несмотря на сокрушительное поражение от Александра в Невской битве, теперь снова верховодит в Швеции. Так что не все ли равно, кто сегодня победит?..
Абель снова зевнул во весь рот и, чтобы хоть как-то согнать сон, решил громко запеть лихую рюгенскую песню, но не успел он пропеть и трех первых строчек, как еще громче, заглушая его, запело эстонское ополчение. Грубые пешие эсты, двигаясь по бокам свиной задницы, ревели грубую свою песню, оканчивающуюся одним и тем же глупым залихватским припевом:
Вас вес вереле,Пис-пилли-и-и-и!Айя-ойя-о-ха-ха!Пис-пилли-и-и!..
Глава двенадцатая