Мы поехали на автомобилях в горы и остановились примерно в тридцати километрах от Тегерана. Какой-то иранец из свиты шаха привел нас на исходный пункт. Едва мы туда прибыли, как почти тотчас же на замечательном «паккарде» подъехал шах, сам правивший машиной. После взаимных приветствий все пересели на коней и двинулись в горы. Лошади шли по скалистой местности привычно легко, как в ковбойском фильме. Сама охота проходила таким образом: заметив за километр или два стадо муфлонов, мы напрямик, по скалам галопом устремлялись к нему, а когда приближались к стаду на двести-триста шагов, соскакивали с лошадей, и начиналась стрельба по животным. Когда они, спугнутые нашими выстрелами, убегали, мы вновь садились на коней и опять мчались в горы искать новое стадо.
Я восхищался шахом, который, как настоящий джигит, на полном ходу соскакивал с коня, припадал на колено и стрелял. Только он и отличился, убив трех муфлонов. Кроме него, никто не мог похвалиться меткостью в стрельбе.
Часа в два сделали привал, и шах пригласил нас на охотничий обед в палатку, специально разбитую для этой цели в районе нашей охоты. Все были так измучены, что после обеда, состоявшего из самых изысканных национальных блюд, только шах и я сели на коней и вновь помчались искать муфлонов. Однако вспугнутые нашей утренней стрельбой животные скрылись в окрестных лесах, и мы через несколько часов вернулись ни с чем, а затем все отправились в Тегеран.
Несколько раз мы были на приемах у регента Ирака, эмира Абдулы Иллоха и однажды — на большом вечернем приеме по случаю дня рождения короля Фейсала.
Прием проходил вечером в великолепном королевском саду в Багдаде. Сад действительно был сказочный, словно из «Тыс. и одной ночи». В темноте всюду мерцали разноцветные фонарики, освещавшие дорожки, клумбы, аллеи, беседки и иные чудеса королевского парка. Красиво выглядели расцвеченные фонтаны. Множество разноцветных огней и тихая музыка производили незабываемое впечатление.
Встреча с королем Египта Фаруком состоялась в Каире.
Нет ничего удивительного, что все это очень нравилось и импонировало Андерсу. Его принимали при дворах королей и шахов, царствующие особы оказывали ему почести.
Жизнь его походила на сказку. Обстановка менялась, как в калейдоскопе, становясь все краше, все привлекательнее, и генерал был всем этим очарован, восхищен, почти опьянен. Таял от благоговения перед англичанами, подхватывал каждую их мысль, с величайшим удовольствием выполнял все их указания, как будто по их милости уже стал неким царьком.
В этот период он часто говорил мне:
— Знаешь, мне хорошо, просто замечательно. Хотелось бы, чтобы всегда так было, до конца жизни. Лучше мне никогда не будет.
Андерс довольно быстро обзавелся в среде англичан большим числом друзей, у которых пользовался самой лучшей репутацией. Крупные военные чины и министры на Ближнем и Среднем Востоке начали его открыто поддерживать уже не только в этом районе, но и в Лондоне, выдвигая его на первое место и считая его более удобным для себя по сравнению с Сикорским.
С Сикорским они вынуждены были считаться как с государственным деятелем, вынуждены были уважать его большой авторитет на международной арене и в Польше. Иное дело Андерс: он был ничто, и ничего собой не представлял, зависел только от англичан, и они могли с ним делать, что хотели и как хотели, — он послушно выполнял их волю.
Поэтому в разговорах все чаще стали раздаваться жалобы на Сикорского, что он мешает, осложняет жизнь. Андерс несколько раз обращался к Гулльсу за советом: что сделать, чтобы лишить Сикорского поста Верховного Главнокомандующего. Он-де не подходит для этого поста, не знает, как вести войну, ибо кроме кампании двадцатого года, ни в какой другой войне участия не принимал, и т. д., и т. п.
Когда я все это слушал, у меня создавалось впечатление, что подобные мысли исходили не столько от самого Андерса, сколько от Гулльса.
Наконец после многократных разговоров на эту тему, была достигнута (почти под диктовку Гулльса) договоренность, что Андерс пошлет на имя президента Рачкевича письмо, в котором будет требовать снятия Сикорского с поста Верховного Главнокомандующего. Написав это письмо, Андерс дал его на просмотр Гулльсу, чтобы получить его одобрение.
Зайдя однажды к Андерсу на завтрак, я застал Гулльса, который, как оказалось, всегда завтракал с ним. Англичанин рассуждал о том, кого направить к президенту Рачкевичу с письмом, кто мог бы спокойно его вручить и без осложнений вернуться. Считалось возможным, что посланец будет даже арестован Сикорским за подобного рода выходку.
После долгих размышлений Гулльс решил, что в Лондон полетит Казимеж Висьневский, заместитель начальника штаба. Там он явится в английскую разведку, которая уже будет о нем знать и обеспечит его безопасность. Не ограничившись этим, Гулльс указал также, где и к кому Висьневский должен обращаться, чтобы обеспечить себе средства передвижения и безопасность — как по пути в Англию, так и в Лондоне.
Должен заметить, что выбор пал на Висьневского не случайно. Он еще до войны служил в штабе Соснковского и являлся большим поклонником последнего. Сейчас он был довольно активным деятелем санации, имел задание наладить взаимоотношения между теми своими единомышленниками, которые окопались в Лондоне, и теми, которые находились на Ближнем Востоке вместе с Андерсом.
Достоверно зная о задуманной Андерсом и согласованной с англичанами акции, понимая, что она практически подготовлена англичанами, и имея возможность пользоваться самолетом, который постоянно летал в Каир, Тегеран или Палестину, я специально вылетел к профессору Коту. Это было в начале марта 1943 года. Я прилетел в Каир и сообщил Коту, что хочу с ним встретиться. Он пришел ко мне в «Шепердс-отель», где я остановился.
Я рассказал профессору, что Андерс по наущению Гулльса со специальным курьером направляет письмо Рачкевичу, в котором требует снятия Сикорского с поста Верховного Главнокомандующего. При этом я подчеркнул, что англичане обеспечили курьеру перелет в Лондон и обратно. Они зашли так далеко, что на случай, если бы Сикорский захотел задержать Висьневского, гарантировали ему полную безнаказанность, обещая благополучное возвращение к Андерсу.
Кот отнюдь не был удивлен моим сообщением. Он лишь недоумевал, почему Андерс так спешит с устранением Сикорского. Из его дальнейших высказываний вытекало, что он лично действительно видит в лице Андерса преемника Сикорского, однако смена должна произойти, по его мнению, лишь через несколько лет.
Я был поражен таким ходом рассуждений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});