что это за звук — он не был ни мужским, ни женским, не отличался возрастом, хотя слова были произнесены с растерянностью маленького ребенка.
{Он тебе нравится.}
Осколки воспоминаний пронеслись в моей голове, как страницы в книге, которые перелистывает большой палец, каждая из которых видна лишь долю секунды. Первая усмешка, которую мы с Максом разделили вместе.
— Он мог бы стать твоим учеником! — взгляд, которым он посмотрел на меня, когда я увидела, что его решение обучать меня встало на место, первый раз, когда я услышала, как он смеется над одной из моих шуток. — Если ты уйдешь, то и я уйду.
Звук его голоса, когда он умолял меня уйти с ним.
— У тебя есть я, Тисана.
{И помимо этого, ты желаешь его}.
Теперь другой набор образов, ощущений: мой взгляд, скользящий по его телу, его тепло в ту ночь, когда мы заснули рядом друг с другом в саду, огненные дорожки его пальцев на моей коже, когда он отдавал мне ожерелье. Его губы на моей шее. Его грудь напротив моей.
— Я могла бы быть создана для этого.
{Так почему же ты не хочешь, чтобы он вернулся?}
Мой рот открылся.
Я сходила с ума.
{Ты не сходишь.}
Мой рот закрылся.
Тишина, кроме биения моего сердца.
Я ждала.
Ничего.
Моя голова раскачивалась, пульсировала. Но потом, когда я почувствовала, что снова начинаю терять сознание, я услышала голос, доносящийся как будто издалека:
{Возможно, он вернется за мной,} — размышлял голос.
— Кто ты?
Возможно, правильнее было бы спросить… что?
{Решай, — просто ответил голос. {Я много кто.}
Я определенно сходила с ума.
{Ты не такой. Ты часто повторяешься?}
Оружие станет частью тебя, сказал мне Зерит.
Ты говоришь о нем так, как будто это человек.
Рассветное осознание расцвело, обжигая мой позвоночник.
{Тебе понравились мои истории? Мне еще есть что рассказать}.
Оно качалось туда-сюда, как болтающийся фонарь, свет которого отбрасывал яркие, изменчивые тени в глубины моего сознания. Оно было таким же усталым и дезориентированным, как и я. Я чувствовала это.
{Твои ощущения знакомы. Ты пахнешь как прикосновение, которое я когда-то давно знал. Или, может быть, историю, которую я с тех пор забыл}.
Образы снова замелькали в моем сознании — остановившись на кратком воспоминании о том, как мои руки бегут по тем знаменитым треллианским равнинам, позволяя высокой траве щекотать мои пальцы. Назад. Потом снова.
— Ты знаешь Макса? — прошептала я. Глупый вопрос. Я знала ответ.
В пространстве между моими мыслями проскользнуло знакомое урчание.
{Ты знаешь. Так почему ты спрашиваешь?}
Снова эта детская растерянность.
{Почему?} Он надавил. Я поняла, что он хочет услышать ответ.
— Разве ты не видишь мои мысли?
{Я многое вижу, но не понимаю}.
— Я тоже. И именно поэтому я спросила.
Присутствие вздохнуло — или, по крайней мере, мне так показалось. Как выдох. От этого по коже поползли мурашки.
{У нас с Максантариусом нет ничего, кроме друг друга.}
Он звучал все дальше. Каждое слово вызывало волны боли, как будто мои собственные мысли и кровь восставали против меня.
Это неправда, подумала я.
{Возможно, уже нет. Теперь мы есть друг у друга и у тебя}.
Я моргнула и с трудом открыла глаза. Мне понадобилось мгновение, чтобы понять, что я смотрю на потолок. Я не знала, когда я снова упала в постель.
{Мы с тобой оба устали.}
Усталость — это мягко сказано. Я чувствовала себя так, словно умираю, теряя и тело, и разум.
{Тебя больше волнует то, что ты теряешь, чем то, что ты приобретаешь.}
Маниакальная улыбка дернулась в уголках моего рта. Я подумала о Сереле. О моих друзьях в поместье Эсмарис. Неправильно. Меня больше волновало то, что я приобретаю, чем что-либо еще.
Я почувствовала, как любопытные пальцы приостановились при этой мысли. Перевернуть. Заморозить изображение лица Серела и воспроизвести ощущение его прощального поцелуя на моей щеке.
Я почувствовала вопрос прежде, чем он оформился в слова.
— Ты видишь, но не понимаешь? — прошептала я.
{Я понимаю, что значит хотеть.}
Не хотеть. Любить.
{Любить — значит хотеть.} Шепот погрузил меня во тьму. {Я очень сильно любила Максантариуса.}
Кровать прогнулась подо мной, отправляя меня в падение, по спирали.
{Возможно, я тоже смогу полюбить тебя. Какую историю мы бы написали вместе}.
Темнота и пламя поглотили меня.
***
Мечта. Воспоминание.
Пламя пожирало меня, лизало кожу, наполняя ноздри гнилостным запахом горящей плоти.
Кожа пузырилась, когда горела, и эти пузыри лопались и вытекали под грубым захватом рук или более жестоким укусом клинка. Это, как я узнал, было универсальной истиной. Это касалось и орденоносцев, и солдат гвардии, и повстанцев-ривенаев, и мужчин, женщин и детей, которые ни к кому из них не относились.
Так было и с Нурой, которая — даже после того, что она сделала — была первым телом, к которому я подползл на пепелище Сарлазая. Я был уверен, что она должна быть мертва. Когда я передал ее лекарям, я испытал огромное облегчение, услышав ее тоненький, мучительный скулеж, когда листы ее кожи прилипли к зубастой ткани моей куртки.
Облегчение. Вознесение, что за гребаное слово.
Я смотрел, как мои пальцы разрывают слои ткани, как нити перетираются между ногтями…
— Макс, я подумала, что ты захочешь увидеть…
И я вернулся. Вернулся сюда, в свою спальню на западных берегах, лежа на животе на своей кровати. Смотрю на красное покрывало и растворяюсь в нем.
Я моргнул и подняла глаза, чтобы увидеть Киру, стоящую в дверях и улыбающуюся мне с необычной нерешительностью. Она держала в руках одну из своих стеклянных коробок.
— Смотри. Я вырастила эту. Только