Она огляделась, словно отыскивая их, и остановилась взглядом на Ане.
— Я здесь, — улыбнулся этанянин. — Мне теперь кажется, что я не первый, не единственный и не самый странный из тех, кто прилетел на Землю из космоса. Но я первый, кого люди сами привезли к себе.
— Первый! Конечно, первый! — засмеялась Виленоль.
— И я первый, кому дочь Земли отдала часть себя, чтобы он жил, мыслил, наблюдал, — закончил Ан.
После пустыни Наска путешественников доставили к высокогорному озеру Титикака. «Здесь они расстались с Луильи.
Еще в историческое время озеро было морским заливом. Но поднятие Анд вознесло за облака часть суши вместе с заливом, и оно превратилось в озеро.
Путники осматривали остатки древнего мола. Поодаль виднелись руины старинного комплекса храмов Каласасава близ местечка Тиагуанако. Рядом стояли удивительные Ворота Солнца.
— На них изображен инопланетный календарь. В году двести девяносто дней, а месяцев двенадцать, — сообщил японец, указывая на иероглифы в орнаменте.
— Так ведь это же календарь Этаны! — взволновался Ан. — Наша планета делает двести девяносто вращений за время одного оборота вокруг светила. Правда, у нас спутника Луны нет, но зато у нас дюжинный счет.
— Извини нас, друг Ан. Не потому ли в десяти циклах из двенадцати, изображенных на Воротах, по две дюжины дней, а в двух — по одному добавочному дню.
— Этаняне старались свести все к дюжинам. Но как мог попасть календарь Этаны на Землю? Не пойму, не догадываюсь, не могу объяснить, — сокрушался Ан.
— Может быть, кто-то побывал до землян на твоей планете, — предположил Матсумура. — И я подозреваю кто. Его звали на Земле Кон-Тики. Он, по преданию, прилетел с другой звезды, создал здесь государство инков, построенное на удивительных для людей того времени началах: труд был обязателен для всех (даже «первый инка» трудился на отведенном ему поле), общепринятым было презрение к богатству, золото использовалось только тогда, когда требовались его особые свойства, хлеб был бесплатный для всех. Каждый, дожив до пятидесяти лет, мог больше не трудиться и поступал на иждивение общины. Работающие на рудниках обретали такое право раньше. Впоследствии все это забылось.
— Увы, это не наши принципы! — вздохнул Ан. — Это ваши теперешние принципы, основа вашего нового общества, отличительная особенность Земли. Как жаль, что никто из протостарцев Этаны, видевших Кон-Тики на моей планете, ничему не научился у него, а теперь и не помнит его.
— Нельзя жить без памяти… Потому люди и ищут следы пришельцев, побывавших на Земле.
С Анд путешественники перелетели на одинокий и загадочный остров Пасхи, «остров устремленных вдаль взглядов», как местные переводят его название. С берегов острова в океанскую даль вечно смотрят исполинские статуи, неизвестно кем и для чего поставленные здесь. Чужепланетные их лица как бы говорят о том, что они не дело рук людей. Недаром в преданиях местных жителей говорится о небесных пришельцах…
Такие же предания были и в Южной Америке, и в стране древних майя. Всюду говорилось, что когда-то Сыны Солнца (у ацтеков — Кетсалькоатль, у майя — Кукулькан (это одно понятие на разных языках — Пернатый, Летающий бог-змея), у инков — Кон-Тики (Сын Солнца, Солнечный) спускались с неба с громом без огня и учили людей знаниям и человеколюбию, потом улетели, пообещав вернуться…
С острова Пасхи Матсумура с друзьями перелетели в пустыню Сахара, на плато Тассили, в скалы Сефара, напоминавшие руины гигантского города. Эти скалы, иссушенные ветрами, обожженные солнцем, хранили бесценные сокровища прошлого.
Японец провел путников к хорошо известному ему месту. Он плеснул на скалу водой, и на камне проступило древнее наскальное изображение водолаза или космонавта в скафандре с герметическим шлемом, с широким воротником, в который легко прошла бы голова, в одежде, спадающей вертикальными складками. Во всем облике изображенного чувствовалась загадочная мощь.
— Великий бог марсиан! — воскликнул Ан. — Знаком с ним еще со звездолета!
Японец улыбнулся:
— Я никогда не расстаюсь с этим рисунком.
На этот раз молодой крутолобый человек ожидал путешественников на родине Матсумуры, в тесном городе, где дома продолжали беспредельно расти вверх, где по улицам нельзя было протолкнуться, хотя транспорт и ушел под землю, в трубы. Поэтому молодому человеку легко было остаться незамеченным и наблюдать издали за Виленоль и ее спутниками.
В музее Токийского университета Ан еле передвигался на своих тонких ногах — он слишком устал от путешествия и впечатлений. Виленоль не на шутку встревожилась за него. Но даже он вскрикнул при виде каменной статуи:
— Это же Великий бог марсиан из Тассили! Тот же шлем, тот же воротник, тот же скафандр!
— Посмотри еще рядом, — посоветовал Матсумура. — Ты увидишь, внимательный Ан, скульптуру столь же древнюю, но на ней отчетливее проработаны очки, которые и ты поначалу носил на Земле, герметический шлем, орнамент скафандра…
— Помню, добрый доктор. Ты говорил на «Жнзни-2» о спиралях как о средстве информации, как об едином символе для всех живущих во Вселенной и наблюдающих всюду спиральные галактики.
— Тогда я молчу, внимательный Ан.
— Я узнаю, доктор, эти статуэтки! По твоим рассказам, рисункам, фотографиям! — Ан указал на соседнюю витрину. — Я забыл, как ты называл их…
— Догу. В переводе с древнего это значит…
— Одеяние, закрывающее с головой. Это я слышал от тебя, уяснил, запомнил. Они сделаны людьми, не знавшими металла.
— Да, предшественниками японцев, еще в каменном веке. Пять тысяч лет назад. И тем не менее посмотри, с какой мнительностью воспроизведены все детали космического костюма, даже фильтры для дыхания, люки для осмотра механизмов, крепления этих люков.
Возвращались в Москву, но остановились в Индии, чтобы посмотреть на подлинные письмена, в которых тысячелетия назад описывались летающие огненные колесницы — виманы.
«Сильным и прочным, — возглашал санскрит, — должно быть его тело, сделанное из легкого металла, подобное большой летящей птице. Посредством силы, которая таится в ртути и которая приводит в движение вихрь, колесница развивает силу грома… и она сразу превращается в жемчужину в небе».
Под впечатлением всего прочитанного на древнем санскритском языке, которым прекрасно владел японец, Виленоль, Матсумура и Ан вышли из прохладного полумрака бывшего храма под солнечные лучи. Все, кроме Виленоль, сощурились — она кого-то высматривала. И, так же как в Паленке, ее щеки залились вдруг густым румянцем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});