В этом направлении производилось много исследований. Английское и французское правительства, сознавая, какое важное значение имели бы точные часы, обещали за их изобретение большие награды, а Французская академия наук объявила специальный конкурс. В 1765 году ле Руа представил на конкурс два хронометра, с честью выдержавших испытания, которым они подверглись на суше. Следовало проверить, будут ли они вести себя так же хорошо и на море.
Для проведения испытаний маркиз де Куртанво построил на свой счет легкий фрегат «Орор» («Аврора»). Но ле Руа пришел к заключению, что морской переход с остановками в Кале, Дюнкерке, Роттердаме, Амстердаме и Булони, продолжавшийся с 25 мая по 29 августа, был недостаточен для проверки хронометров, и потребовал вторичного испытания. На этот раз снарядили фрегат «Алжуэ» («Резвый»), вышедший из Гавра. Он побывал на острове Сен-Пьер, вблизи от Ньюфаундленда, затем в Сале на западном побережье Африки, в испанском городе Кадисе и вернулся в Брест после четырех с половиной месяцев плавания. Испытание было серьезным, так как производилось в разных широтах и при самом различном состоянии моря. Часы шли верно и заслужили премию, которая была вручена ле Руа.
Между тем в академии знали, что и другие мастера занимаются упомянутой проблемой, но по различным причинам не могут принять участие в конкурсе. Академики предложили новый конкурс с призами, которые предполагалось присудить в 1771 и 1773 годах.
Двумя годами позже участие в конкурсе принял придворный часовщик Берту. Он сконструировал часы, по его мнению безукоризненные, которые также следовало проверить в длительном морском плавании.
В конце 1768 года в Рошфоре был оснащен восемнадцатипушечный фрегат «Изис» («Изида»), командование которым поручили д'Эвё дё Флёрьё, известный позднее как Кларе дё Флёрьё. Хотя Флёрьё был в то время всего лишь лейтенантом и ему едва исполнилось тридцать лет, он являлся выдающимся ученым, увлекался механикой и помогал Берту в работе над изобретением хронометра; не желая быть заподозренным в пристрастности, он просил прикомандировать к нему несколько офицеров для наблюдения за ходом часов.
Выйдя в море в ноябре 1768 года, фрегат «Изида» зашел в Кадис, на Канарские острова, на острова Зеленого Мыса, на Мартинику, в Сан-Доминго (Гаити), на Ньюфаундленд, потом опять на Канарские острова и в Кадис и 31 октября 1769 года вернулся во Францию.
Часы, побывавшие попеременно то в холодном, то в жарком, то в умеренном климате, испытывали влияние самых резких колебаний температуры и вместе с тем подвергались действию качки в наиболее бурное время года.
После того как часы отлично выдержали все испытания, Берту получил патент и должность инспектора морских хронометров.
Упомянутое плавание сопровождалось другими ценными исследованиями. Флёрьё произвел множество астрономических обсерваций и гидрографических съемок, которые позволили ему установить наличие грубых ошибок в географических картах.
«Мне долго не хотелось, — пишет он в отчете о своем путешествии, — заняться подробной критикой существующих официальных карт; я предполагал ограничиться сообщением о новых определениях, на основании которых следовало внести в них поправки; но ошибки оказались столь многочисленными и такими опасными для навигации, что я счел бы себя не исполнившим долга по отношению к мореплавателям, если бы не ознакомил их со всеми подробностями…»
Дальше Флёрьё справедливо критикует карты одного известного в то время географа.
«Я не собираюсь, — писал он, — приводить здесь все погрешности, обнаруженные мною на картах Беллена. Перечислять их можно было бы до бесконечности. Для доказательства необходимости работы, которой я себя посвятил, ограничусь лишь указанием на ошибки, заслуживающие особого внимания; я выявил их, сравнивая положение некоторых пунктов, указанных на картах Беллена, с тем, каким оно оказалось бы в действительности, если бы господин Беллен пожелал использовать астрономические наблюдения, опубликованные в разное время, или сравнивая положение других пунктов с тем, какое мы установили в результате собственных наблюдений».
В заключение, приведя длинный список погрешностей в координатах наиболее посещаемых пунктов в Европе, на побережье Африки и Америки, Флёрьё делает следующее справедливое замечание:
«Бросив взгляд на перечень различных ошибок, обнаруженных мною на картах господина Беллена, невольно приходишь к мысли, на которой, как она ни печальна, следует остановиться: если карты наиболее известной части земного шара, где производилось больше всего наблюдений, все еще так далеки от точности, то какое доверие можно питать к картам берегов и островов, посещавшихся менее часто, составленным на основании приближенных определений и случайных догадок?»
При описанных ранее плаваниях хронометры испытывались каждый в отдельности и разными лицами. Теперь следовало подвергнуть все виды хронометров одновременно одним и тем же испытаниям и установить, какие из них являются наилучшими. С этой целью в Бресте был снаряжен фрегат «Флора», командиром которого назначили одного из самых выдающихся морских офицеров по имени Верден де ла Крен. «Флора» совершила плавание из Франции к берегам Испании, затем на острова Мадейра, Тенерифе, Малые Антильские острова, на остров Сен-Пьер, Ньюфаундленд, в Исландию, которую исследователи отыскали с некоторым трудом, на Фарерские острова и в Данию, откуда Верден де ла Крен вернулся во Францию. Опубликованный им отчет, подобно отчету Флёрьё, содержит многочисленные исправления. Из книги Вердена видно, с какой тщательностью и регулярностью проводились промеры глубин, с какой точностью была выполнена съемка берегов. Особый интерес представляют те разделы отчета, где Верден описывает виденные страны и сообщает свои наблюдения о нравах и обычаях различных народов.
Из числа наиболее интересных данных, рассеянных по страницам двух толстых томов, следует упомянуть сведения о Канарских островах и их древних обитателях, народах серер и йолоф, об Исландии и о жизни в Дании, а также рассуждения по поводу меридиана острова Ферро (Иерро).
«Птолемей для нулевого меридиана избрал самый западный из островов… Конечно, ему ничего не стоило выбрать в качестве нулевого меридиан Александрии; но этот великий человек понимал, что подобным выбором он фактически не окажет никакой чести своей родине, что Рим и другие города могут также предъявить претензию на эту воображаемую честь, что каждый географ, каждый автор отчета о путешествии, произвольно выбирая нулевой меридиан, лишь внесет смятение или по меньшей мере недоумение в умы читателей…»