заявил:
— У меня времени нет.
— Ну, вот еще.
— Право, нет, — и он пошел прочь.
— Жулик, скотина! — выругалась она.
Ей пришлось вернуться и приняться за прежнее фланирование.
Вон из-за угла появилась компания из двух "джонов" и негра.
Женька ринулась к ним, но опоздала. Ее предупредили. На них налетела стая товарок и расхватала их, как филипповские пирожки.
Женька, как ни была огорчена неудачами, расхохоталась при виде Леи, которая тащила через мостовую, как на буксире, негра. Шляпа у нее съехала набок, а ротонда упала на землю.
— Комман, комман, мистер (идем, господин)! — щебетала она, вися у него на руке….
Становилось поздно. Один за другим потухали в магазинах огни, загремели железные шторы и скоро светлые волны, заливавшую улицу, исчезли. А туман становился все гуще и гуще. На улице сделалось темно и пусто.
Женя, сделав в тумане больше 200 туров, продрогла и устала. Ноги ее отказались служить и она присела на зеленую скамью, откинулась на ее решетчатую спинку и бесцельно уставилась перед собой на фасад четырехэтажного серого дома. В доме все спали и во всех окнах было темно.
Она смотрела на мрачный фасад несколько минут и вдруг удивилась.
"С какой стати она, в течение четырех месяцев, созерцает этот безжизненный и глупый фасад? и что связывает ее с ним?"
На лбу у нее выдавилась глубокая морщинка. Что связывает ее с этим фасадом? Да ее позорное ремесло.
Это же ремесло связывает ее с этой улицей.
А как она очутилась на этой улице?
Да так, как и остальные.
"Не длинен и не нов ее рассказ".
Она работала на заводе, познакомилась с прекрасным молодым человеком, который великолепно плясал кэк-уок и носил пестрые галстуки, стала посещать с ним театры, народные балы, пристрастилась к нарядам, ужинам в "отдельных кабинетах" и пошла-пошла по рукам, как вещь…
— Ужасно! Ужасно! — прошептала Женька и закрыла лицо руками.
Но ужаснее было в ее падении то, что ею овладел совершенно посторонний, чуждый ей человек, закрепостил ее, присосался к ней, как вампир, к самому сердцу, и сосет-сосет ее кровь.
В груди у Жени поднялась настоящая буря.
Она сверкнула глазами и заговорила, задыхаясь, вполголоса:
— Довольно! Этого не должно быть больше! Кто дал ему право на мое тело и душу?! Я буду кричать на всю улицу! Я пойду к градоначальнику, брошусь перед ним на колени и буду плакать!
Но весь этот пыл быстро прошел у нее и она умолкла.
Ей показалось, что он — здесь и слышит ее.
Вот он стоит в тумане и скалит свои волчьи зубы.
Она вспомнила, что, если она не принесет ему двух рублей, он загрызет ее.
И в один момент она была уже на ногах и шлепала по-прежнему своими намокшими, весенними туфлями по тротуару.
Женька остановила Маню Боцман и сказала ей усталым голосом:
— Манька, одолжи пятачок. Я куплю себе пирожок с мясом. Смерть как есть хочется. С утра ничего не ела, только вечером стакан чаю выпила да и то в прикуску.
— Где же я тебе возьму? — сердито ответила Маня. — Да и где теперь пирожки достать? Не видишь, что все кругом — закрыто?
Женька понурилась…
Стрелка на больших уличных часах показывала час.
Женькой овладело отчаяние. Час ночи и ни одного "пассажира". Что будет с нею?! Он убьет ее.
И она, как безумная, стала метаться из стороны в сторону и бросаться на каждого запоздалого пешехода.
Она даже окликнула одного седока — почтенного мужчину.
Седок приказал извозчику остановиться и спросил ее, что ей угодно.
Вместо ответа она многозначительно засмеялась ему в лицо.
Седок рассердился, плюнул и велел извозчику ехать дальше.
— Вот какие бесстыжие пошли нонче! — покачал головой извозчик.
Женя осталась посреди мостовой, как в столбняке.
Когда столбняк прошел, она увидала, что стоит под проливным дождем.
Капли дождя прыгали вокруг нее, как мячики, и стучали по гранитным кубикам, как молоточки.
Шляпа и ротонда ее были промочены насквозь.
Женя беспомощно оглянулась вокруг, ища подъезда, куда бы юркнуть. Но вся улица была заколочена и ни одна щель не осталась свободной.
Мимо Жени пробежала, подобрав высоко ротонду и юбки, Катя Боцман.
— Ты куда? — спросила Женя.
— Куда, куда?! — рассердилась Катя. — Домой! А то куда больше?! Ступай тоже. Не ночевать же на улице. Видишь, какой дождь!
— Правда твоя, — согласилась Женя.
Она в последний раз оглянула мертвую улицу и последовала примеру Кати.
Придя к себе в номер, она сбросила на пол мокрую, как половая тряпка, ротонду, шляпу со скомканным пером и, не раздеваясь дальше, бросилась на грязные подушки и глухо зарыдала.
В это самое время в душной биллиардной одной трущобы Сергей божился пред партнером-приятелем, которому он проиграл несколько партий.
— Накарай меня Господь, если не отдам тебе завтра твоих денег!
— Врешь.
— Не вру.
— А где возьмешь?
— У Женьки.
— А если она ничего не заработала?
— Как не заработала? — и глаза у Сергея загорелись недобрым огнем. — Убью ее. Зарежу. Все жилы зубами вытяну.
Кармен.
Одесса, 1904 г.
Заключение
Страшно! Не так ли?!
И таких закрепощенных Женек, таких игрушек в руках негодяев — много.
Вот почему я говорю вам — женщинам:
— Берегитесь, защищайтесь и не давайтесь в руки вашему закоренелому врагу — проституции.
Но мы знаем, что вы — слабые, нежные и что вам — одним трудно бороться с этим чудовищем.
Мы поэтому протягиваем вам нашу братскую руку помощи.
Если вы стоите над бездной, мы удержим вас. Мы не дадим вам скатиться.
Запомните следующий адрес:
Приморская улица, д. № 75.
Мы открыли на этой улице отделение Российского Общества защиты женщин.
И, как только вы почувствуете опасность, как только вы увидите, что упомянутое чудовище протягивает к вам свои лапы, что под вашими ногами колеблется почва и разверзается бездна, спешите к нам!
Вы найдете у нас и добрый совет, и тепло, и