Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С принятием христианства многие из старинных языческих представлений были перенесены на некоторые лица ветхо- и новозаветных святых. Младенчески неразвитый народ не в силах был разорвать своих связей с прадедовской стариною; старина эта проникала весь строй его речи, а с тем вместе и все его воззрения на жизнь и природу, каждый день, каждый час она напоминала ему о себе в тысяче тех слов и оборотов, помимо которых он не умел и не мог выражать своих мыслей. Чтобы всецело отрешиться народу от образов и верований, созданных язычеством, для этого нужно было отказаться ему от родного языка, что выходило из пределов возможного. И народ долго не отрешался от заветов предков, от убеждений, подсказываемых ему языком; он невольно, бессознательно вносил их в область новой христианской религии, или, лучше сказать — объяснял ее догматы в духе собственных преданий, и пользовался для этого всякою сходною чертою, всяким поводом к сближению и даже случайным созвучием слов. Так на Илью-пророка были перенесены все атрибуты и все значение древнего Перуна. По языческим представлениям, Перун владел громом и молниями, разъезжал по небу в колеснице, на крылатых, огнедышащих конях, разил демонов огненными стрелами, проливал дожди и воспитывал жатвы. Те же черты дает народная фантазия и Илье-пророку. Поселяне наши представляют его разъезжающим по небу в огненной колеснице; грохотом ее колес объясняется слышимый нами гром.[1392] При ударах грома в Нижегородской губ. говорят: «Илья великий гудит!» На лубочной картине Илья-пророк изображается на колеснице, которая окружена со всех сторон пламенем и облаками и запряжена четырьмя крылатыми конями; колеса огненные. Лошадьми управляет ангел; Илья-пророк держит в руке меч. Болгарская загадка сравнивает коня Ильи-пророка с ветром,[1393] а малорусская так выражается о громе: «видано-невидано, якого не кидано! То (238) снятый кидав, щоб було хороше ему прсуихати»,[1394] т. е. в громовых раскатах слышится народу стук ринутого Ильею-пророком оружия, которым он разит темные тучи, чтоб не стояли ему на пути. В других местах гром объясняется небесным поездом самого Христа. В скопческой песне поется:
У нас было на сырой на земле —Претворилися такие чудеса:Растворилися седьмые небеса,Сокатилися златые колеса,Золотые, еще огненные.Ужь на той колеснице огненнойНад пророками пророк-сударь гремит,Наш батюшка покатывает,Утверждает он святой божий закон.Под ним белый храбрый конь;Хорошо его конь убран,Золотыми подковами подкован;Ужь и этот конь не простУ добра коня жемчужный хвост,А гривушка позолоченнаяКрупным жемчугом унизанная;В очах его камень-маргарит,Из уст его огонь-пламень горит.[1395]
В заговорах встречаем подобные же представления Ильи-пророка, очевидно подставленного в этих молитвенных заклятиях вместо Перуна; так в заговоре на охрану против ружейных ран читаем: «на море на окиане, на острове на Буяне гонит Илья-пророк в колеснице гром с великим дождем. Над тучею туча взойдет, молния осияет, дождь пойдет — порох зальет… Как от кочета нет яйца, так от ружья нет стрелянья».[1396] Так как болезни почитались нечистою силою, которая язвит человеческое тело, то с мольбою об исцелении обращались к богу-громовнику, могучему победителю демонов. В заговоре от сибирской язвы обращение это делается к Илье-пророку: «встану я раб божий, пойду… под восточную сторону; к окияну-морю. На том окияне-море (= небе) стоит божий остров, на том острове лежит бел-горюч камень алатырь (см. главу XVI), а на камени — снятый пророк Илия с небесными ангелами. Молюся тебе, святый пророче божий Илия! пошли тридцать ангелов в златокованом платье, с луки и стрелы, да отбивают и отстреливают от раба (имярек) уроки и призеры и притки, щипоты и ломоты и ветроносное язво». Или, после воззвания к Илье-пророку и ангелам, причитывают так: «спустите мне гром и моланью, отбивайте и отстреливайте от раба божия уроки и призеры, потяготы и позевоты…»[1397] Молнию народ считает за стрелу, кидаемую Ильей-пророком в змея[1398] или дьявола, который старается укрыться от нее в разных животных и гадах;[1399] но и там находит его и поражает небесная стрела. Во Владимирской губ. говорят, что он побивает нечистых каменными стрелами:[1400] поверье, согласное с преданиями о «громовых стрелках» и каменном молоте Тора. Что сказание о борьбе Ильи-пророка с (239) змеем (драконом = тучею) существовало издавна, это свидетельствуется апокрифической беседою Епифания с Андреем (рукоп. XV в.): «Епифаний рече: по праву ли сие глаголют, яко Илья-пророк есть на колеснице ездя гремит, молния пущает по облакам и гонит змия? Святый же рече, не буди то, чадо, ему тако быти; велико бо безумие есть, еже слухом приимати».[1401] На этих верованиях создалась хорутанская легенда «Lugar sv. Iliji vraga strelil».[1402] Однажды вышел лесник на охоту; вдруг надвинулись тучи, загремел гром, засверкала молния и полил дождь. Лесник не мог идти дальше и лёг под дерево. Оглядываясь по сторонам, он увидел при блеске молнии какую-то зверскую образину; думая, что то зверь, он прицелился и выстрелил: «дождусь, думает, дня — и тогда увижу, что застрелил». В то самое время подошел к нему старец: «знаешь ли (спросил он), какого ты зверя застрелил? ты убил черта, в которого семь лет направлял я удары — и не мог попасть. Я — святой Илья и наделю тебя за это счастьем и богатой невестою». Подобная же легенда известна и в Малороссии, но вместо Ильи-пророка она выводит Бога: шел мужик с ружьем в руках; путь лежал возле озера, а над озером стоял большой камень. На ту пору была гроза на небе, и как только загремит гром — то нечистый и спрячется за камень, а как стихнет — то снова выскочит и «все дразнит Бога». Мужик прицелился и пристрелил нечистого; идет дорогою, а навстречу ему «чоловик ни молодий, ни старий; а ружжо у его таке гарне, саме золоте та срибне. — Здрастуй, чоловиче добрий! — Здрастуй! — Добре в тебе ружжо; а добре воно тим, щой берешь его — христишь, а на килочок вишаешь — христишь. Поминяймось! — А то був сам Бог. У тебе, — одказуе чоловик, — ружжо золоте та срибне, а мое бач яке просто; нам ни слид миня-тись. — Та ни-таки, поминяймось, просить Бог; я визьму твое, а ти мое: а у год и розминяемось на сим мисти. Твоим ружжом я переведу оттих проклятих, що мене дразнють». Поменялись, и как только станет, бывало, мужик стрелять из божьего ружья — тотчас гром и загремит на небе».[1403]
От св. Ильи, по народному убеждению, зависят росы, дожди, град и засуха. 20-го июля, в день, ему посвященный, ожидают грозы и дождя, который непременно должен пролиться на это число. Белорусская поговорка: «Илья надзелив гнильля» означает, что с Ильина дня идут обыкновенно дожди, от которых гниет хлеб и сено в поле.[1404] На этот день не косят и не убирают сена, потому что в противном случае св. Илья, за непочтение назначенного ему праздника, убьет громом или сожжет накошенное сено молнией.[1405] Великорусские поговорки утверждают: «Илья грозы держит», «Илья-пророк в поле копны считает», «на Ильин день где-нибудь от грозы загорается», «до Ильи поп дождя не умолит, после Ильи баба фартуком нагонит», «на Ильин день олень копыто обмочил», т. е. олень-туча (см. гл. XII) проливает дождь. Последней поговорке соответствует малорусская: «Илья в воду налья»; этим простолюдины объясняют себе то естественное явление, что с 20-го июля вода начинает холодеть. Ильинским дождем умываются и окачиваются от вражьих чар, очного призора и болезней; замечают еще, что вёдро на Ильин день предвещает много пожаров, а дождь- наоборот.[1406] Илья-пророк почитается производителем (240) урожаев; ему дают эпитет наделящего и на Новый год, при посыпании зерном, причитывают: «ходит Илья, носит пугу (плеть — метафора молнии) житяную; где замахнет — там жито растет!» 20-го июля начинают зажинать рожь, т. е. вяжут первый сноп,[1407] обмолачивают, приготовляют из зерна хлеб, приносят его в церковь для освящения и потом вкушают от новины,[1408] а из соломы устраивают новую постель. Если град выбивает местами хлеб, то поселяне говорят: «это Бог карает; он повелел Илье-пророку: когда ездишь в колеснице, щади нивы тех, которые раздают хлеб бедным полною мерою; а которые жадны, обмеривают и не ведают милосердия — у тех истребляй!»[1409] В Курской и Воронежской губ., оканчивая жнитво, оставляют на поле горсть колосьев, завязывая их узлом, в честь Ильи-пророка, что называется завязать Илье бороду:[1410] обряд, отождествляющий этого святого с богом Волосом или Перуном, ибо Волос только особенное прозвание громовника, как пастыря небесных стад (= облаков, см. гл. XIII). В некоторых местностях уцелели остатки древних пиршеств и жертвенных приношений, совершавшихся некогда Перуну во время жатв, как подателю земного плодородия. Вся волость собирается на Ильин день к церкви и сгоняют туда рогатый скот; после обедни выбирают одно животное, за которое и платят миром хозяину деньги; потом закалывают его, варят мясо и раздают по кускам за деньги; вырученные деньги идут на церковь. Не быть на этом празднестве и не получить священного мяса — считается за большой грех. В Пермской губ., по словам Лепехина, устраивали на Ильин день обед- на мирскую складчину, убивали быка и теленка и съедали их всею общиною; а в Калужской губ. в этот день приносят к церкви колотых молодых барашков и просят священника окропить их св. водою.[1411]
- Мифомания - Евгений Головин - Культурология
- Язык в языке. Художественный дискурс и основания лингвоэстетики - Владимир Валентинович Фещенко - Культурология / Языкознание
- История и культурология - Наталья Шишова - Культурология
- Культура сквозь призму поэтики - Людмила Софронова - Культурология
- Царское прошлое чеченцев. Наука и культура - Зарема Ибрагимова - Культурология