Так значит, я – увалень! – горько подумал Яцек. – И дурак... Ну, что ж...
-Зарина, а что ты здесь делаешь? – изумлённо спросил он, с удовлетворением отметив, как покраснела девушка, как опустил глаза Марек. – Ой, а вы что...
Он как бы случайно наткнулся взглядом на развороченное ложе, потом уставился на засос...
Зарина, несомненно, чувствовала себя неуютно, она поспешно перекинула волосы направо, закрывая синяк.
-Ну, Марек! – радостно завопил Яцек. – Ну, сукин ты сын!!! Ты всё же добился своего?! Вот тебе и телёнок безмозглый...
Быстрый взгляд, который Марек бросил на Зарину, был полон обиды.
-Я никогда не говорила, что он – безмозглый, Яцек! – сердито сказала Зарина. – Нечего вымещать свою досаду на нас. Марек оказался быстрее и настойчивее, он и получил приз. А ты слишком долго раздумывал!
-Ну, так я его и поздравляю! – весело сказал Яцек, с трудом сдерживая рыдание. Он всё же надеялся, что голос его не дрожал.
Видимо, не дрожал, потому что Марек больше не желал чувствовать вину, и голос его был полон ярости:
-Зачем ты пришёл, Яцек?
-Я-то? – удивился Яцек. – А разве я не сказал? Тебя пан Роман зовёт! А тебя, Зарина, твоя госпожа! И притом – срочно! Оба грозны и гневны!
Удивительно, но оба нисколько не испугались. Наоборот, они, разя Яцека в самое сердце, взялись за руки и, воркуя как голубки, медленно пошли к лестнице. Что оставалось Яцеку? Да только плестись позади. Ларца он так и не заметил...
9.
-Госпожа, как ты хороша! – воскликнула Зарина, когда был вылит двадцатый кувшин горячей, почти раскалённой воды и распаренное тело Татьяны проступило сквозь клубы пара.
Она немного покривила против истины, но все недостатки боярыни – синяки и ссадины на самых интересных для мужчин местах должны были когда-нибудь сойти...
На взгляд Зарины, истинной татарской женщины, боярыня была чересчур худощава. Да вроде бы и на Москве больше любили женщин пышных, даже дородных... Но то – на Москве. Видимо, пан Роман был иного мнения... Ну и пусть его!
-Ты где так долго пропадала? – уже вполне добродушно, совсем по-другому, чем вначале, справилась госпожа, потягиваясь и красуясь перед сокровищем из Богемии - большим, в половину человеческого роста, стеклянным зеркалом, найденном где-то в закутке услужливым Яцеком. – Неужто у вас с Мариусом что-то может быть?
-Госпожа... – замялась Зарина. – Госпожа, дозволь мне просить тебя о милости!
-Только не говори, что просишь у меня разрешения выйти замуж! – легко обронила Татьяна. – Не поверю, что Марек настолько прельстил тебя! Сама же его телком безмозглым называла!
-Только при нём этого не говори! – быстро сказала Зарина. – Он обидчивый – жуть просто!
-С каких это пор тебя стало волновать... – боярыня сама оборвала себя и медленно обернулась, изумлённо вскидывая брови. – Что?! Зарина, от кого-кого, но от тебя я никак этого не ожидала!
Зарина с изумлением отметила, что ей совершенно не стыдно и – более того, обидно за Марека.
-А что? – как будто со стороны услышала она свой голос. – Марек – благородных кровей и неглуп к тому же. Я думаю, он подходит мне... А что моложе на три года... Так ведь не на десять же!
Татьяна сокрушённо покачала головой, но когда Зарина вознамерилась поинтересоваться, какими её словами она недовольна, сама жалобно сообщила:
-Пахну! Всё равно пахну грязью! Господи, доколе?!
Зарина виновато развела руками... Ну а что, и впрямь-то, хотела боярыня, если мыться пришлось синей глиной? Отличное средство отчищать грязь, но вот бороться с пропитавшей кожу и волосы грязью ей не по силам. Уж они и песочком пробовали, и воды не жалели... Да Бог с ней, с вонью! Вряд ли нанюхавшийся в болоте пан Роман почует разницу... если вообще в состоянии будет прийти к своей возлюбленной сегодня вечером.
-Так что, ты всерьёз решила связаться с Мареком? – неожиданно вновь сменила тему госпожа. – Хорошо, коли так... В конце концов, это значит, что ты останешься со мной и дальше, а не уедешь куда-нибудь за тридевять земель... Ведь ты – единственная, кому я могу доверять!
Зарина могла бы быть польщена... если бы намерения её госпожи не расходились в корне с её намерениями. Нечего и говорить, что она была крайне молчалива. Татьяна так и не дождалась от неё благодарности... А ведь она на них рассчитывала!
-Зарина, что с тобой? – сердито спросила боярыня. – Я понимаю – любовь... Но не забывай и про свои обязанности!
Зарина, стиснув зубы так, что стало больно челюстям, набрала полную горсть глины и принялась тереть спину госпожи. Четвёртый раз! Боярыня как будто решила удалить запах вместе с кожей... Так и произойдёт, если не остановиться!
-Три, три! – ожесточённо прошептала Татьяна, сама набирая глину в горсть и принимаясь за живот и грудь. – Сотри этот запах, сотри эти синяки! Я чувствую, что я – грязная!
Самое удивительное, что допрежь Татьяна вовсе не отличалась столь безумной чистоплотностью. Даже больше того – обычно ей хватало одного похода в баню в неделю. И вдруг – такой поворот. Зарина даже рассердилась – ведь всё это время Марек и Яцек, наверняка обозлённые друг на друга, бродят где-то по монастырю. Ещё не хватало, чтобы они поубивали друг друга!
Ей было ещё трудно разобраться в своих чувствах, но то, что смерть или ранение Марека заставило бы её скорбеть – это совершенно точно. По правде сказать, подумала о нём, а сердце-то сразу застучало сильнее. Пусть самую чуточку, но – сильнее!
А ведь что этот Марек из себя представляет? Худой, ни кожи, ни рожи! Шутки его дурацкие, характер вздорный... И впрямь – младше же её на три полных года! По правде, так и на три с четвертью!
Трудно сказать, что бы почувствовала Зарина, если бы знала, что Марек и не собирался резаться с Яцеком, а тот предпочёл его дружбу мести. В конце концов, неизвестно, какая из Зарины возлюбленная, а вот Марек – приятель совсем неплохой... Если не давать ему повода для насмешек и не пускать глубоко в душу... с его-то грязными ногами!
Первым делом, как только удалось освободиться, отроки спёрли полный кувшин доброго греческого вина – последние годы в Европах это вино стало большой редкостью. Турки, как известно, мусульмане, а мусульманам вино пить не дозволяется. Вот и начали хиреть знаменитые виноградники. А какие были вина! Старики ещё рассказывали, что хиосское вино было густым и красным, как кровь, а фалернское – почти розовым и очень ароматным. Теперь же вместо греческих пили рейнские вина. Тоже вкусные, но те же старики ворчали – греческое вкуснее...
Налили по чарке. Переглянулись – и залпом, одновременно, выпили...
Скривились тоже одновременно.