И было кое-что еще, что подтолкнуло ее к нему, почему она отбросила осторожность и бросилась в омут наслаждения. Она и не подозревала, что способна испытывать такую боль, какие причинила ей история с Чиеном. Внутри будто открылась невыносимая, пульсирующая пустота, и Мисани любой ценой хотела от нее избавиться. Мать незаметно вмешалась в ее жизнь, и это напомнило Мисани, как она одинока, скольким она пожертвовала, выступив против отца. Но не время и не место горевать. Слишком многое поставлено на кон.
Она не обманывала себя надеждой, что сладостные спазмы навсегда заглушат боль, но верила, что хотя бы на время перестанет ее ощущать.
Потом она лежала рядом с солдатом и касалась крохотной ладошкой его покрытой шрамами груди, гладила кончиками пальцев жесткие волоски. Он обнимал ее одной рукой, и от этого она казалась себе совсем маленькой. Хотя Мисани была угловатой и тоненькой, рядом с ним она чувствовала себя мягкой. Она уже почти забыла, что такое тепло мужского тела.
— Ты не веришь, что Кседжену это под силу, так? — тихо сказала она. Это было утверждение.
— М-м-м?.. — сонно пробормотал он.
— Ты не веришь, что он может организовать оборону и победить.
Он раздраженно вздохнул, все еще не раскрывая глаз.
— Я в этом не уверен.
— Тогда почему…
— Ты собираешься всю ночь задавать мне вопросы?
— Пока не получу ответы, — улыбнулась она.
Баккара застонал и чуть-чуть повернулся, оказавшись с ней лицом к лицу. Мисани легонько поцеловала его в губы.
— Кошмар каждого мужчины. Женщина, которая не умолкает даже в постели.
— Мне всего лишь любопытно, каковы мои шансы выжить в ситуации, в которую ты меня впутал. Почему ты вообще здесь?
Баккара лениво перебирал жесткими пальцами ее разметавшиеся по подушке волосы.
— Я из Новых Земель. Когда был молодым, там много воевали: распри торговцев, споры из-за земли… Я был простым парнем, бедным, трудолюбивым, сильным и очень злым. Лучшее, на что я мог рассчитывать, это стать солдатом. Поэтому я вступил в ополчение Марка, крохотное деревенское войско. Я хорошо себя показал, и меня призвали в армию. Мы победили в нескольких сражениях… О боги, мне самому скучно от этих рассказов.
Мисани рассмеялась.
— Продолжай.
— Я лучше кое-что пропущу. Много, много лет спустя я дослужился до генерала в армии дома Амаха — на другой стороне материка. Я был наемником. Господина по крови у меня не было: мой Бэрак умудрился погибнуть, и семью его тоже вырезали. Пять лет назад я воевал под стенами Аксеками.
Мисани напряглась.
— Не беспокойся, — хохотнул он. — Я не виню тебя в том, что сделал твой отец. Тем более — после того, как Кседжен рассказал мне о ваших отношениях. — Улыбка на его губах поблекла, и он вновь стал серьезным. — Я знал многих, погибших в этой битве. Мне повезло, что выбрался живым из той заварушки. — Баккара немного помолчал, а потом продолжил, и в тоне его слышалось смирение. — Такова солдатская доля. Твои друзья умирают. Кто-то побеждает, кто-то терпит поражение. Для своих людей и для себя я делаю все, что могу, но, в конечном счете, я — всего-навсего боевая единица. Одна из тысяч. Я — мускул. И есть мозг, который управляет мной и другими такими же, как я. Люди повыше нас затевают бойни вроде этой. Сонмага — идиот, а твой отец — расчетливый предатель. И из-за них обоих погибло очень много народу.
Мисани не знала, что на это ответить. Она вдруг осознала, насколько он силен. Стоило ему только посильнее сжать руку, и ее кости затрещали бы, как сухой хворост.
— И после этого я решил покончить с солдатской жизнью. Но она, похоже, не пожелала так просто меня отпускать. Тридцать лет, даже больше, я воевал в чужих войнах, сидел у костра с разными людьми, не зная, увидят ли они закат следующего дня, ночевал в палатках и прошел строевым шагом весь Сарамир. Звучит так себе, но от этого трудно отказаться. У военных возникает такое чувство… Связь, которой больше нигде не бывает. Я пытался остепениться и осесть, но уже слишком поздно. Я солдат до мозга костей.
Мисани немного расслабилась: он отошел от самой щекотливой темы — преступлений ее семьи. Она слушала его рассказ и неторопливо поглаживала его руки.
— Я был, как корабль в дрейфе. Не находил цели — до этого цели мне были не нужны. Однажды в трактире услышал про Айс Маракса. Не знаю почему, но мне стало интересно. И я начал потихоньку расспрашивать про них. Они прознали об этом и нашли меня.
— Тебе есть, во что верить.
Отвращение исказило лицо Баккары.
— Скажем так, была причина, которую я посчитал достойной. Я ведомый, госпожа Мисани, а не ведущий. Я могу командовать людьми, но не начинаю войн и не меняю мир. Это — достояние других. Таких, как Кседжен и ему подобные. Может, он ничего и не знает о войне, но он лидер. Айс Маркса пожертвуют жизнью ради него.
— А ты?
— А я пожертвую жизнью ради Люции. По-моему, в этом гораздо больше смысла, чем во всем, за что я хотел умереть раньше. Обычно — за деньги.
Некоторое время они оба молчали. Баккара снова задремал, когда почувствовал, что Мисани улыбается.
— Я знаю, ты собираешься что-то сказать. Поосторожнее, — предостерег он.
— А ты так и не ответил на мой вопрос.
— Какой?
— Почему ты взял Зилу, если не верил, что ее можно удержать?
— Кседжен думал, что это все-таки возможно. Для меня и этого достаточно. — Он задумался. — Может быть, волна повернет вспять, и все еще изменится.
— То есть ты не принимаешь на себя никакой ответственности? Зная, что он делает глупости, ты все равно следуешь за ним.
— У меня были командиры и поглупее, — пробормотал Баккара. — А про ответственность пусть рассуждают политики и философы. Я солдат. Тебе, наверное, сложно понять… Но я делаю то, что делаю, только потому, что я это делаю.
— А возможно, ты не видишь своей истинной цели.
— Женщина, если ты сейчас же не заткнешься, я вынужден буду принять меры.
— Да? — невинно сказала Мисани. — А какие?
И Баккара показал ей, какие. После этого она позволила ему уснуть, но сама лежала рядом без сна и думала.
Она не могла покинуть Зилу — Кседжен не выпустит ее из города. Но, естественно, она не собиралась следующий год провести в этой ловушке, а потому придумала план, как пригласить Бэрака Зана в город, чтобы прощупать почву и поговорить с ним о Люции — провести переговоры, ради которых она направлялась в Лалиару. Попытаться завербовать его в Либера Драмах, потому что у них его дочь. В Зиле у нее есть преимущество, и Зан будет вынужден выслушать ее. Но опять проблема в Кседжене: он помешает ей, как только поймет, что у нее на уме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});