здесь, в Новограде. Урочище, богами забытое, своим домом чтишь, а ты ведь княжий сын.
– Я Добр с Онего из рода Скоров. Вой опоясанный. Чекан мне ковал сам Ове Длиннорукий, – Добрыня выпрямился, плечи расправил. – Ты отец мой, Нежата Беззубый. Вой бывалый, хозяин богатый. И никаких князей я не знаю. Своей жизнью я доволен.
– Доволен он, гляньте, – ворчал Нежата. – Вот ведь судьбина, будто для тебя Пилегма строилась. Ты и впрямь на своем месте, Добр. А скажи мне, не хочешь ли большего?
– Хочу, как не хотеть, – Добрыня шагнул в сторону княжьих хором, любопытничая. – Драккар свой хочу и до соленой воды дойти. А там и другие городища смотреть.
Будто тянуло что-то Добра с Онего к широкой вечевой стогне, манило и не дозволяло свернуть с улицы. Парень шел, как зачарованный, не оборачиваясь на отца. Знал, что тот идет за ним, поступь его слышал и ворчание тихое.
У большого дома, стоящего опричь стогны, Добрыня едва не столкнулся с дюжим дружинником. Тот брови свел, оглядел недоверчиво крепкого парня.
– Что там, Невзор? – из-за спины ратного вышла женщина.
Добрыня замер, глядя на нее. Лик невиданной красы, убрус белее снега, теплый мятль редкого меха, а из-под него – платье шитое золотом.
Дружинник дернулся оттереть плечом Добрыню, но был остановлен красавицей:
– Ступай, Невзор. – Голос у нее тихий, да будто знакомый. – Ступай.
– Как скажешь, княгиня, – поклонился вой и отступил подале.
Пока Добрыня разглядывал красавицу, Нежата подошел, заговорил. Такого голоса и слов таких сын от отца еще не слыхал:
– Здрава будь, Влада…Владушка…
– Нежата… – как выдохнула. – Сколь зим.... Зачем ты здесь?
– Сына привез, – Нежата голову склонил. – Да и чаял тебя увидеть. Как живешь, княгиня?
– Отрадно. Счастливо, – улыбнулась белозубо. – А ты?
Добрыня дышать забывал, слушал во все уши и глядел во все глаза!
– Я? – задумался, пригладил косицу рукой. – Живу, Влада. И боле нечего сказать. Вся радость в сыне. У тебя, знаю, своих двое и дочка старшая. Здоровы ли?
– Здоровы, благо Ягине Премудрой и Ладе Пресветлой, – княгиня Влада говорила с отцом, а смотрела на сына. – Добр с Онего? Из рода Скоров? У тебя иная судьба. Ладью свою получишь еще до исхода зимы. До соленой воды дойдешь, а потом сюда вернешься.
Смотрела так, что по спине парня морозец побежал. С того крепкая его рука наново легла на топорище.
– Вой ярый, – засмеялась княгиня. – Никогда волхвы не встречал?
– Нет, – покачал головой Добр. – В Пилегме нет волхвов, только старая Яругна. Она корешки в лесу собирает и отвары делает.
Она кивнула, улыбнулась и обернулась к отцу:
– Нежата, уходи из града и сына увози. Не твое это место, нет тут ничего для тебя. Узнает князь, что явился, беда случится. А Добр мстить не будет, – обернулась к парню: – Помнишь меня?
И как пелена с глаз упала! Вспомнил матушку рыдающую, отца на лавке – в огневице и бреду – и ее, Владу, что творила волшбу над болезным, ставила его на ноги. Вспомнил и то, как целовала его, двулетка, в лоб, обережное слово на него кидала.
– Здоровой живи, крепкой руки, острого глаза, горячего сердца и мудрых мыслей… – само с языка соскочило. – Княгиня, вот слова твои! Помню!
– Вижу, что слово обережное дошло до богов. И рада, что ты, Добр с Онего, таким и стал, – потянулась и пригладила его косу с первым серебряным кольцом в ней. – Отца береги. Он твоя опора покамест ты сам не станешь ею для других. Ступайте, сейчас ступайте. Ночлега ищите в торговой сторонке, подале от княжеских хором.
– Влада, постой, – Нежата поднял руку удержать красавицу, но отдернул, словно обжегшись. – Простила ты меня, нет ли? Не могу с такой ношей по жизни идти. Туго, тяжко.
– За себя простила, – она уже не улыбалась, взгляд ее холодным стал. – За Глеба и новоградцев – не смогла. Может, получится когда-нибудь. Сын у тебя хороший, ты его таким сделал, а стало быть, есть в тебе светлое. Нежата, ты сам себе прости, тогда и жизнь иная начнется.
Добрыня видел взгляд отца, не мог поверить, что суровый Нежата может быть таким – мягким и беззащитным.
– Благо тебе, княгиня, – отец поклонился низко и шагнул от красавицы.
За ним потянулся Добр, не сводя глаз с Влады Новоградской. Когда зашли за невысокий заборец, Нежата встал и принялся смотреть вслед княгине.
Та поманила за собой дружинного, хотела идти, но из проулка показался вой. Добрыня вмиг разумел, что перед ним князь. Уж больно гордым был, сочился силой, взглядом показывал, что его власть и ничья более. Высок, широк в плечах, по спине косица долгая вьется, на висках седина серебристая. Опричь него два крепких молодых воя.
Князь удивил парня, как малое время назад отец! Просиял улыбкой, завидев княгиню, шаг ускорил и не остановился, пока не обнял жену. Та в ответ подарила теплым взглядом и прижалась щекой к его широкой груди. Издалече видел Добрыня, как счастливится женщина, как радуется мужу.
– Где ж Юляша? За тобой ведь увязалась, – вопрошала тихо Влада.
– С теткой Беляной говорит. Щебечут так, что уши впору затыкать. Ты куда шла-то, Влада?
– Матушка твоя к себе увела Бориса и Славушку. Балует внуков, разве что молока птичьего им не подает. Вот иду с Невзором домой свести. Устал, любый? – пригладила ладошкой щеку мужа.
– С тобой пойду, – прижал к своей щеке ее ладонь. – Осень-то какая сухая, глянь. Пройдемся хоть до рощи? Расскажи мне, что видала сегодня, об чем мысли твои.
Более Добрыня не услышал ни слова: князь с княгиней отошли далече. Да и отец дернул за рукав, мол, пойдем. Сын кивнул, повернулся было уйти, но замер, не приметив, что отец уж далеко.
По улице шла девица, зим четырнадцать, не более: долгие волосы волной по спине, лик гордый и красивый. Лоб высокий, нос тонкий, а глаза, что омуты темные. Мятль на ней дорогого меха, сапожки чермные, очелье расшитое золотом, и по всему видно, что родовитая. За ней поспешал черноокий мужик, выговаривал: