– Против чего? – удивился Рамирес. – Против того, что нельзя провоцировать конфликты без крайней нужды? Я, между прочим, член братства с четырехлетним стажем.
– Извините, – Полина немного смутилась. – Я имела в виду, что вы не возражаете, чтобы провести одну ночь в нашей гостинице. Там очень уютно, но немного… как бы это сказать…
– Некомфортно?
– Ну, не совсем некомфортно…
– Не напрягайтесь. Я приехал с Гефеста только неделю назад, так что меня некомфортными условиями не напугаешь.
– А правду говорят, что там еще хуже, чем здесь? – поинтересовалась Полина. – Говорят, там совершенно жуткий состав атмосферы…
– К этому быстро привыкаешь. Труднее привыкнуть к тому, что вся жизнь проходит в подземельях, и еще… впрочем, это долгий разговор.
– До гостиницы ехать около получаса, у нас будет время поговорить.
– Давайте лучше поговорим о том, что происходит здесь. Мне сказали, что у вас выступление прошло успешно…
– Да разве это успешно? – воскликнула Полина. – На телебашне накрылись все передатчики, их ремонтируют, но до сих пор ничего не восстановили, а мы так рассчитывали на телевизионную пропаганду! Два аэропорта полностью разрушены, ну, это было неизбежно, но все равно… и еще эти ученые… Знаете, что творится в университете?
– Что?
– Они все собрались на экстренное заседание и объявили акцию гражданского неповиновения. Никого из наших не пускают на территорию, они говорят, что будут отстреливаться до последнего патрона, но в революции участвовать не будут.
– Вы не пытались начать штурм? – забеспокоился Рамирес.
– Мы собирались, но вождь запретил. Танака сказал, что вождь ему лично сказал, что этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах, и что он пришлет человека, который все устроит. Можно, я задам нескромный вопрос?
– Конечно.
– Что вы собираетесь делать?
– Понятия не имею.
– Как это? У вас нет никакого плана?
– Никакого. Я даже не знал, что в университете творятся такие дела.
– Вас не ввели в курс дела?
– Не ввели. Я полагаю, у Багрова не было времени, он сейчас очень занят, из OutOfSight вообще не вылезает, только и делает, что письма пишет.
– Вы… лично знакомы с ним?!
– Один раз разговаривал. Послушайте, у нас на Гефесте было принято обращаться к братьям и сестрам на ты, у вас так не принято?
– Принято. Просто вы… то есть ты…
– Такой страшный? Полина весело рассмеялась.
– Нет, ты не страшный, – сказала она. – Но ты такой большой важный человек… – она снова рассмеялась, и Рамирес присоединился к ее смеху. – Можно я буду называть тебя просто Джон?
– Конечно, можно. Слушай, Полина, а что это за гостиница?
– Ну… это не совсем гостиница, она так только называется.
Это вроде как коммуна.
– Коммуна?
– Ну, мы так ее называем. Иногда. На самом деле это один этаж в общаге, мы там все более-менее обустроили, но, вы понимаете… то есть ты понимаешь…
– Понимаю, – кивнул Рамирес, – уровень комфорта, как у нас на Гефесте в геологических лагерях. Мне не привыкать.
– Ты геолог?
– Вообще-то я физик-теоретик, у меня диссертация по физике твердого тела, просто мои результаты применяются в геологии, вот я и работал как геолог.
– Так ты настоящий ученый? Вот это да! И про что у тебя диссертация?
Рамирес усмехнулся про себя, а вслух произнес полное название своей диссертации.
– А по-простому? – спросила Полина.
– По-простому… – Рамирес задумался. – Как бы это сказать… диффузия в твердых телах…
– А еще проще?
– Проще некуда. Если совсем коротко, моя теория упрощает поиск месторождений тяжелых металлов.
– Жалко, – сказала Полина. – У нас на Деметре тяжелых металлов очень мало, твоя теория нам не пригодится.
– Ну почему же не пригодится? – возразил Рамирес. – Сообщение с Гефестом прервано, нам теперь придется обходиться тем, что есть на этой планете. Так что моя теория очень даже пригодится.
– Да, действительно, – растерянно произнесла Полина. – Никак не могу привыкнуть, что мы теперь полностью изолированы. Это так…
– Страшно?
– Нет, не страшно. Хотя да, ты прав, это чуть-чуть страшно. Мы взяли на себя такую огромную ответственность, просто гигантскую, и теперь все зависит только от нас…
Рамирес ничего не произнес в ответ на эти слова. Они были правильны, но в устах Полины почему-то показались слишком правильными, чтобы быть правдой. Странный психологический эффект – ты многие годы мечтаешь о чем-то, но когда мечты сбываются, испытываешь разочарование и думаешь, может, лучше бы мечта осталась мечтой? Нет, эти мысли надо от себя гнать, сейчас вера в идеалы братства важна как никогда.
А потом Рамирес увидел общагу химического завода, в которой разместилась временная гостиница братства. Зря Полина говорила, что здесь очень некомфортно, пожила бы она на Гефесте, узнала бы, что такое настоящие тяготы и лишения. Здесь было тесно, но очень уютно, а после двух стаканов амброзии стало еще уютнее. И когда Рамирес и Полина закончили вечер в одной постели, он почти не удивился.
10
Анатолий осторожно завел руки за спину, нащупал подлокотники и плавно опустился в кресло-качалку, под полозья которой Хусуэлва заранее подложила деревянные клинья, чтобы кресло не раскачивалось. Позвоночник быстро заживал, Анатолий уже мог ходить, но пока не мог делать резких движений. Энергозапасы по-прежнему оставались низкими, но с этим приходилось мириться, полное восстановление происходит быстро только в фильмах. Можно, конечно, жрать ведрами озе с жареным мясом болотной змеи фейрэв, но объедать гостеприимных ящеров Анатолию не позволяла совесть. Как Фесезл ни пытался продемонстрировать, что его лово живет богато и счастливо, примитивные варвары остаются примитивными варварами, даже если голодают каждый пятнадцатый год, а не каждый десятый, как в соседних ловош. Наверное, тысячу лет назад люди на Земле жили примерно так же.
Рядом с Анатолием сидел Якадзуно, напротив разместились трое ящеров. Первым из них был Фесезл Левосе, нацепивший ради торжественного случая ожерелье с двумя яркими стеклышками, скорее всего, драгоценными. Второй – Возлувожас Шесинхылко, местный вавусо, непосредственный начальник Фесезла, так сказать, сэшвуэ второго порядка. На его высоком лбу, иссеченном поперечными складками, красовалось нечто, похожее то ли на корону, то ли на терновый венец. Третьего ящера звали сесегрешлал. Анатолий уже знал, что фохей не имеют постоянных имен, их прозвища отражают либо род деятельности, либо какие-то индивидуальные особенности. Сесегрешлал означало “переводчик”. Как и положено фохез, сесегрешлал был полностью обнажен и не имел никаких украшений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});