он ушел, а я незваным гостем в его доме. Дура! Нашла куда приехать. Делаю несколько шагов назад, чувствуя, как тело начинает потряхивать от подступающих рыданий. Мне хочется бежать отсюда без оглядки. Но не успеваю я добраться до заветного выхода, на пороге комнаты появляется Лидия Прокофьевна.
— Кристиночка, кто там? – спрашивает женщина, вытирая руки о кухонное полотенце, а когда поднимает на меня глаза, на ее губах появляется улыбка. Но стоит ей разглядеть меня чуточку получше, радость сменяется испугом.
— Евочка, — женщина бросается мне навстречу.
Подавшись к ней, утыкаюсь носом в ее плечо и больше не могу сдерживаться. Рыдаю. Плачу навзрыд. Плачу, словно перенеслась на два месяца назад. В день похорон. Там ни слезинки не выпало, а теперь остановиться не могу. Словно только что дошло до меня осознание действительности. Я плачу о Егоре, о том, что его больше никогда не будет. О том, что никогда больше он не проснется, не откроет глаза. Я плачу о Кае. О том, что он так жестоко поступил со мной. Растоптал меня, вытер ноги, словно я грязь на его подошвах. Ушел, ни разу не обернувшись. Уехал в свою чертову Москву, карьерист долбаный. Мне горько от того, что жизнь моя катится к чертям собачьим. И конца и края нет испытаниям.
Лидия Прокофьевна усаживает меня на диван и терпеливо держит в объятиях, словно родная мама. Гладит меня заботливо, покачивая, словно ребенка маленького. Ей ничего говорить не нужно, она все понимает, все знает. Она дает то, что мне сейчас так необходимо.
Когда истерика стихает, я еще долго сижу, уткнувшись носом в ее плечо. Внезапно чувствую, как в бок упирается что-то холодное и мокрое. Поднимаю глаза и вижу перед собой довольную мордочку Малыша. Встретившись со мной взглядом, он начинает звонко лаять, радостно виляя хвостом.
— Привет, дружок, — из-за плача слова получаются нечленораздельными. Но пес меня понимает и так. Подскочив на месте, ставит лапы мне на колени. Облизывает шершавым языком мое и так мокрое лицо.
Я отстраняюсь от Лидии Прокофьевны и обнимаю Малыша. Сама не замечаю, как начинаю хохотать от его незатейливых ласк.
— Кристиночка, деточка, поставишь на плиту чай. Я как раз пирог клубничный испекла, — обращается Лидия Прокофьевна к девочке, только что вошедшей в комнату. Кристина кивает и выходит на кухню.
— Спасибо вам, - поднимаю на женщину воспаленные глаза, не переставая гладить пса. Она подмигивает и встает с дивана.
— Пойдем умоемся и к столу. Все подождет, — говорит она и выходит из комнаты, давая мне прийти в себя.
Я вытираю мокрые глаза и иду в ванную. Стараюсь не думать ни о чем, гоню прочь наводняющие мозг воспоминания. Держись, Ева. Не время раскисать.
Пока умываюсь, стараюсь не смотреть на себя в зеркало. Крем с лица давно смазался и теперь следы вчерашней ночи у всех на виду. Возвращаюсь в кухню, натянув рукава худи как можно ниже. Не хватало Лидии Прокофьевне увидеть еще и мои израненные руки.
Мы пьем чай практически молча. Бросаю мимолетные взгляды на гостью Лидии Прокофьевны. Кристина. Кто она? Называет женщину бабушкой. Неужели дочка Кая? Да ну, бред какой-то.
Девочка кстати, очень хорошенькая. Длинные темные волосы, ярко зеленые глаза, улыбка такая… Глянешь на нее - и самой улыбаться хочется, несмотря на все плохое вокруг. Маленький такой ангел. Хотя и не совсем маленький уже. Подросток.
— Бабушка, я пойду во двор, с Малышом поиграю? – допив остатки чая, спрашивает Кристина.
— А, да, деточка, беги.
— Хорошая девочка, — шепчу, хитро посматривая на Лидию Прокофьевну, как только Кристина покидает комнату. — Кто она?
Лидия Прокофьевна загадочно улыбается.
— Соседка. Детка попала в тяжелую ситуацию, временно у меня живет. Не бери в голову, меня сейчас другое интересует.
Я опускаю глаза. Внезапно чувствую легкие прикосновения ее пальцев к щеке.
— Евочка, что за изверг это сделал? – дрожащим от волнения голосом спрашивает мама Кая.
— Я просто упала с лестницы. Была на исполнении, дом старый, темно, вот и свалилась, — поднимаю на нее испуганный взгляд. Вру безбожно, хотя понимаю, что ей лгать бесполезно.
— Ева…
— Не надо, правда, — я беру ее за руку, заглядываю в глаза. — Вы простите, что явилась так к вам. Просто мне так тяжело без него, — чувствую, что сейчас разревусь. — А он ушел, даже выслушать меня не захотел.
— Евочка, девочка моя, — обнимает меня женщина. — У меня сердце разрывается на вас двоих смотреть. До чего же упрямый он. Сам все это время словно мертвый изнутри. Придумал себе что-то. Сам себя осудил, сам казнил. Но не понимает, дурачок, что вместе с собой тебя на страдания обрекает. Я пытаюсь его вразумить. Но он, словно баран. Вижу, что и сам уже пожалел десять раз. Только не признается ведь. Дай ему время.
— Как он там? – вопрос слетает с моих губ помимо воли. Корю себя за него. Ведь мне теперь никакого дела до этого мужчины не должно быть. Для чего душу травить?
— В работе весь, — не замечая моих терзаний, отвечает Лидия Прокофьевна. — Словно волчок одинокий. Сутками без отдыха.
Я молчу. Закрываю глаза, пытаясь прогнать слезы. Пытаюсь прогнать его образ, чувство сострадания к нему. Хватит питать себя ложными надеждами. Два месяца прошло. Если бы хотел, вернулся.
Еще некоторое время мы сидим за столом. Разговор уходит в более безопасное русло. Обсуждаем многочисленное хозяйство Лидии Прокофьевны, ее зимний сад, ближайшее наступление осени и проблемы от нехватки мужской руки в доме. Кай, как оказалось, за эти месяцы всего однажды приезжал к матери.
Весь день я провожу в этом доме. Играю с Малышом, помогаю Лидии Прокофьевне с готовкой обеда. Кристина все это время сидит в комнате, в которой во время выходных останавливалась я. Мне хочется узнать побольше об этой девочке, но я решаю не беспокоить Лидию Прокофьевну излишними расспросами. Ведь и сама о многих вещах говорить не хочу. Мы с ней словно негласно сговариваемся провести этот день с максимально возможным комфортом.
А когда на город опускается вечер, я прощаюсь с ней.
— Пожалуйста, не говорите Каю, что я была здесь. Пообещайте мне, — шепчу, обнимая ее на прощание.
— Хорошо, — подозрительно быстро соглашается она. — А ты пообещай, что пойдешь в полицию.
Я решаю не спорить. Просто киваю головой.
— Евочка,