Читать интересную книгу Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

Кто я? Отца убивший, мать предавший и землю окропивший их слезами?.. Куда иду – земной наместник гада. Палач судьбы, которому наградой агония предсмертная была, души распятие и жизни угасанье. Куда?! Несчастный странник, раскаяньем низвергнутый в пучину, личину сбросивший постыдного греха… Куда?!

Мне стыд не ведом, ведом только страх. Тем и живу… С тем и иду по миру, страшась возмездия карающей руки того, кто выжил. И кому, – в разгар чумного пира, – даровано бессмертье было, и всепрощенье от Него. За сильный дух и праведное дело…

Избиты ступни в кровь, рваньем прикрыто тело. Сума, как горб, – пожизненная ноша, грехами полнится. Кишит нетленным прахом возжаждавших возмездья мертвецов, испивших желчь мою сполна…

Когда я прихожу в себя, аудитория пуста, и только верный Колька сидит рядом. Пристроив на моем плече подбородок, заглядывает в тетрадь, сокрушенно вздыхая:

– Ты невозможна, Воробышек. И совершенно потеряна для науки. Опять за свое принялась, да?

– Жень? – негромко окликает, когда я молча убираю исписанный правками конспект в сумку и, в который раз чертыхаясь на внезапно нагрянувшее вдохновение, встаю из-за стола. – Надо поговорить.

– Что, Невский, Ваше Величество уже снизошли до меня?.. – я поднимаю бровь, впрочем, избегая смотреть на парня. Зная, что вряд ли устою перед зеленью его глаз и еще, чего доброго, расплывусь во всепрощающей улыбке. – Извини, Коль, не хочу тебя отвлекать. Занимайся.

Я иду к двери, но, не дойдя, останавливаюсь.

– Кстати, – оглядываюсь, вспомнив, что хотела поблагодарить его, – спасибо, что не бросил в клубе и доставил домой. Надеюсь, ты не сильно потратился на такси? Я сегодня из дому, так что могу вернуть тебе часть денег прямо сейчас…

– Перестань, Жень, – Колька одним махом выбирается из-за парты и уже через секунду обнимает меня за плечи, брезгливо отталкивая полураскрытую сумку. – И не говори глупости. Еще бы я тебя бросил после всего, что ты отмочила! – по-дружески встряхивает, заглядывая в лицо. – Ну что, мир?

И как перед таким устоишь?

– Мир, – киваю я и вдруг замечаю изумленно: – Колька, что с твоим лицом? Я думала, Танька пошутила, а у тебя и правда, что ли, глаз подбит? Ты чем это занимался в свой день рожденья? – требовательно поворачиваю парня к себе за подбородок, разглядывая. – Кулачные бои устраивал?

Синяк у Невского не так чтобы очень большой, но лиловый и прямо под левым глазом. Мне жалко его и одновременно смешно: уж очень с ним парень похож на пирата. Особенно сейчас, когда его жесткие волосы взъерошены и торчат надо лбом русым козырьком.

Невский кривится и касается щеки.

– У Люкова спросишь, чего он вдруг размахался, – недовольно бурчит, с интересом поглядывая на меня. – Заодно и за доставку до общаги поблагодаришь. Да и реанимировал тебя после слоновьей дозы текилы тоже он, правда, с другом. Похоже, в спиртное дрянь какую-то подмешали, пришлось тебе промыть желудок. Но ты не переживай, Жень, – реагирует Колька на мой ошеломленный взгляд живым сочувствием. – Я был рядом и все контролировал! Твоя честь осталась нетронутой!

– Какая честь, Невский? – тяну я, не зная, что и думать. Хотя теперь понятно, откуда на мне оказался свитер Люкова. Похоже, одевал меня тоже он. – Шутишь? – бормочу потерянно. Ок! – Хуже такого стыда и быть ничего не может.

Взгляд Кольки неожиданно тухнет, а губы сжимаются в твердую линию.

– Может, птичка, – серьезно замечает он. – Потому и поговорить хочу. Я тебя люблю, как друга, и не хочу, чтобы тебе было больно. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем, Коль.

– Люков темная лошадка, не для такой девчонки, как ты.

Неожиданно, но сказать, что Невский застал меня врасплох своими словами и удивил, – соврать себе. Однако щеки помимо воли вспыхивают у скул предательскими пятнами румянца, не позволяя отшутиться в ответ на сказанное парнем.

– Между нами ничего нет, Коль. Ты же знаешь, – я заставляю себя беззаботно улыбнуться, – Илья со мной просто занимается, да еще и не по своей воле. Мы с ним скорее друзья… – Невский смотрит так пристально, что я, не выдержав, отвожу взгляд. – Наверно.

– Вот именно, что наверно, Жень. И врать ты совершенно не умеешь.

– Коль, перестань, это же смешно – я и Люков! – я беру себя в руки, пытаясь быть смелой. – Нарьялова придумала, а все поверили. Серые птички, подобные мне, не привлекают таких парней, как Илья – слишком много рядом ярких девчонок. Мне среди них делать нечего! – Я со значением фыркаю, но получается откровенно жалко.

– Я бы так не сказал, Воробышек, не принижай себя, особенно после того, что сам видел. Скорее грустно. Сегодня грустно, а завтра может быть больно и обидно. И куча ноющих осколков в груди.

Мне нечего сказать, и Невский говорит за меня сам.

– Я видел, как он смотрел на тебя, когда ты танцевала. Да и после тоже, я не слепой. Черт, Женька! Я сам такая же сволочь, как он! И, если представляется случай, легко лезу под юбку…

– Перестань, Невский, городить ерунду! – я почти сержусь, толкая друга в грудь. – И слушать не хочу! Ты не такой!

– Да ладно, Воробышек, с чего вдруг? – Лицо Кольки пересекает ехидный оскал. – Только потому, что я твой добрый приятель, и тебе нравится думать, что я хороший и правильный?.. – парень смеется, запрокинув голову. – Уверяю тебя, Воробышек, я ничем не лучше Люкова. Возможно, менее удачлив, и к моей ширинке не тянется столько рук, сколько бы хотелось, но почесать горячее место о женский лобок я, точно так же, как и он, не прочь.

– Замолчи! С ума сошел?! – округляю я глаза, теряя голос. – Что ты несешь…

– Правду, Воробышек, – вновь становится серьезным Колька. – Если бы твоя подруга по комнате позволила, я бы задержался с ней на часок, а может, и до утра. И поверь, не мучился бы после чувством вины, что так и не запомнил ее имя.

– Ты бы не поступил так, Невский, не выдумывай! И там была я.

– Брось, Воробышек! – очень уверенной усмешкой стирает парень мое возражение. – В том состоянии, в котором я тебя оставил на койке, ты бы не стала для нас помехой.

– Дурак ты, Колька! – я отворачиваюсь от друга и приваливаюсь бедром к ближайшей парте, устало опуская сумку на стул. Вот такой – циничный и злой – он совсем не знаком мне. – Врун, пошляк и задавала! Хорошо, что тебя не слышит Танька.

– Знаю, Жень, – отвечает он тихо. – Но пусть лучше дурак и пошляк, чем видеть завтра, как тебе больно. Не хочу твоих слез, мне нравится твоя улыбка, я к ней привык. А Люков… Он привлекательная сволочь, и не из тех, кто отступает, не потешив интерес. Только лишь интерес, Жень, понимаешь? Не ведись на крючок. Ты хорошая девчонка, и я не прощу себе, если тебя обидят. Я ведь чувствую, что ты уже обжигалась когда-то, а теперь еще и знаю, какой можешь быть. И мне не нравятся догадки, из-за каких причин ты прячешь себя.

Права была Крюкова. Неужели на свете не осталось ни одного человека, для которого бы Женя Воробышек не казалась прозрачней и проще открытой страницы букваря?

Видимо, не осталось.

– Не стану, Коль, – я заставляю себя по-новому взглянуть на друга. Может быть куда серьезнее, чем он привык, но слова Кольки, до боли правдивые и жесткие, неожиданным уколом будоражат то, что спряталось ото всех в сердце. Вызвав отчаянное желание возразить парню, несмотря ни на что. – Но и в выводах насчет Люкова с тобой не соглашусь. Извини, если разочарую своей наивностью. Что думают о нем другие – мне нет дела. Я давно выросла из подобных советов и из чужих мнений. Понимаю, что беспокоишься ты по дружбе, по доброте душевной, но… До сегодняшнего дня у меня не было повода сомневаться в Илье. Думай, что хочешь – он куда лучше многих парней, которых я знала. И честнее. Спасибо за беспокойство, Невский, но не переживай за меня, хорошо? Полагаю, с крючком я справлюсь.

Ну вот, сказала. Теперь Кольке только и остается, что обреченно вздохнуть и покрутить у виска пальцем. Еще бы – глупая птичка. Простая и нехитрая, как детский букварь.

И он вздыхает – тяжело, с присвистом, – смотрит на меня с отеческим укором в глазах.

– Что-то сомневаюсь, – неохотно признается. – Легко сказать, Воробышек, сложнее выполнить. Ну, да ладно, разберемся без тебя, Женька, – вдруг улыбается, потирая синяк. – Жаль только, я жизни задолжал слегка, даже не знаю, как теперь быть?

– В смысле? – настораживаюсь я, почему-то отчаянно веселя парня.

– В Испанию вот к отцу не слетал в этом году, а он, между прочим, ждет. Сегодня уже второе января, Воробышек, а я до сих пор здесь! Торчу с тобой в чертовом универе, а там такая рыбалка на Коста-Брава! Закачаешься!

– Рыбалка? – удивляюсь я переменчивому настроению Невского, поднимая к нему лицо. – Ну и при чем здесь она? Что-то не пойму.

Колька садится рядом и обнимает за плечи, снимая своей близостью охватившее меня напряжение.

– Как это при чем, птичка? – искренне изумляется. – Я тебе кто? Друг? Или мимо проходил?