— Ну, тогда я согласен, — усмехнулся Середин и выглянул вниз. Там, среди деревьев, продолжался бой. Перемигивались вспышки, доносились автоматные очереди.
«Что-то долго они возятся для такой грамотной засады… И больно широко палят, не в одном месте. Неужели Раджаф тоже догадался засаду устроить? Он, помнится, кого-то посылал „выдвинуться“. Видать, резерв у него все же имеется. Ну, братцы-разбойнички, ухари бессмертные, с вами не соскучишься!»
В полу между его ногой и пустым креслом второго пилота неожиданно возникли две аккуратные дырочки.
— Не понял… — потрогал Олег одну из них пальцем. — Они, что, по нам стреляют? Идиоты, мы же им живые нужны!
Бамз-з! — разлетелось в дребезги стекло на пассажирской дверце.
Дзи-н-н! — с короткой искрой появилась вмятина на передней стойке.
— Вот проклятье! Высоту, высоту набирай!
Турбины натужно взревели, дернули машину вверх. Роксалана подскочила к самому порогу, направила пистолет вниз, пару раз нажала на спуск, но выстрелов не последовало, и девушка просто швырнула оружие вниз.
— Радикально… — пробормотал Олег, наклонился, обхватил ее за талию, привлек к себе и посадил на диванчик. Еще свалится, чего доброго.
В полу, прямо посреди салона, появились еще две дырки, машину мелко затрясло. Пилот оглянулся, что-то прокричал, замахал руками, но его все равно было не слышно. Вместо ровного рыка моторов стало раздаваться какое-то пробулькивание, как в легких чахоточного больного.
— Електрическая сила! — Олег выглянул наружу. Стрельба наконец осталась где-то позади, вертушка шла на высоте добрых полутора километров и снижаться пока не собиралась. — Авось, вынесет. Тут всего полсотни верст. Минут десять полета.
Тут же что-то громко хрустнуло, и машина развернулась боком по направлению полета, потом хвостом, потом опять носом, опять боком, закручиваясь все быстрее и быстрее. Пилот орал так, что перекрывал рев турбин, деревья внизу начали стремительно приближаться.
— Мы падаем! — вцепилась ему в плечо Роксалана. — Падаем! Господи, почему? Нет, нет! Не-е-ет!!!
Олег спрятал пистолет за спину, засунув за ремень, открыл сумку, порылся среди склянок и пакетов, выудил запечатанную воском ампулу, взглянул сквозь стекло на «землю предков», потом стрельнул глазом за дверь. Там, в стремительном вращении, лес, горы, степи — все слилось в один большой буро-зеленый диск под голубым небом. На миг мелькнула мысль о том, что земля-то, оказывается, все же плоская.
Ведун выдернул из сумки первую попавшуюся мазь, открыл крышку, опустился на колено, начертал большой треугольник, знак мира света, затем, вершиной в противоположную сторону, второй — знак мира тьмы. Схватил Роксалану за запястье, дернул к себе, прижимая как можно крепче, и встал на границу двух миров — в центр получившейся Соломоновой звезды.
— К тебе, Мара, прекраснейшая из богинь, призываю, — прошептал он, разжал пальцы, роняя ампулу вниз, и раздавил ее ногой. — Твоей милости прошу. Твоей длани, твоего покровительства. Не оставь…
— Неужели кто-то еще помнит обо мне?.. — услышал он знакомый голос, и рядом возникла… Нет, не женщина — всего лишь слабая тень. — Кто-то помнит обо мне, ищет моей чаши?
— Милости… — сглотнув, прошептал Олег.
— Помни о клятве… — Голос растаял, словно отдаляясь в бесконечность, и в тот же миг опора под ногами исчезла.
По ногам ударил холодный ветер. Спутники врезались в колючий холодный сугроб, столкнулись от неожиданного удара лбами и разлетелись в разные стороны, распластавшись на снегу.
— А-а? — Роксалана вскочила на четвереньки, закрутилась, вытаптывая в снегу небольшую полянку. Фланелька развязалась, поползла с нее вниз. Девушка ойкнула, схватила одежду, села, прикрыла тряпочкой грудь. — Как это? Откуда? Где? Что это?
Олег поднялся, отряхнул с «тоги» налипшие белые лепешки.
— Ну, сама посмотри. Свежий воздух вокруг, простор, снег, красота. Наверное, это приключение.
— Ой, идиот! Козел безмозглый! — Она схватилась за голову и закачалась вперед-назад. — Ты хоть понимаешь, что мы чуть не погибли?! Ему все хиханьки да хаханьки. Пошутить он захотел, дебил махровый. Ой, что же теперь будет?
— Хреново будет… — Олег глубоко вздохнул. — То, что нас по времени перекинуло, это понятно. Зимы под вертолетом не было. Вопрос, куда? Да-а… Там, кстати, вроде поле, когда летели, было. Сейчас вокруг сплошняком бор, да еще нехоженый, с валежником и буреломами. Такое не за год и не за век, такое столетиями вырастает. Снег рыхлый — конец зимы. Ай да Ворон, вот тебе и «Земля предков»! Похоже, старик рассчитал все с прицелом.
— С каким еще прицелом? — Роксалана села на корточки, завернулась во фланельку.
— Конец зимы, мы провалились на много веков… Уверен, сейчас те самые дни, когда Аркаим готовит жертвоприношение. Мы можем спасти Любовода и Ксандра, нужно только поторопиться.
— К-куда…
— Вставай, замерзнешь! Не август на улице! К реке нужно выбираться. Река — это жизнь. Вода, дорога, деревни и города. Все — на реках. Вставай!
Он схватил кудряшку за запястье, решительно поднял и повлек за собой.
Ломиться зимой через нехоженый лес — занятие не для слабых. Снегу местами по грудь меж кустами или деревьями наметает, под ноги постоянно стволы попадаются, ветки за ступни цепляются, трава, валежник. Каждый преодоленный метр — маленький подвиг. Одно хорошо: во время такого путешествия не замерзнешь. Не знай Олег, что до реки всего несколько километров — может, и не рискнул бы тратить столько сил на путешествие. Попытался бы на месте обосноваться. Но в этот раз деваться было некуда — и часа через четыре они увидели впереди полосу чистого ровного снега.
Русло. Значит, дошли.
— Я сейчас умру, — свалилась Роксалана в просвет между заиндевевшими кустарниками.
— Куда в снег ложишься? Простудишься!
— Какая разница? Мы все равно умрем. У нас ни еды, ни одежды, ни спичек. Ничего. Жилья нигде вокруг нет. Скоро ночь. Будет еще холоднее. К утру мы замерзнем. Совсем окоченеем. Останутся только сосульки. Зачем ты меня сюда притащил? Мы могли умереть и там. А еще лучше — в вертолете. Бац сразу — и смерть. Никаких мучений.
— Иди лучше валежника пособирай, хвороста.
— Зачем? Мы все равно умрем.
— Тьфу…
Ведун пошел по кругу, выбирая упавшие в этом месте тонкие ветки и одновременно утаптывая снег. Потом начал прохаживаться в разные стороны, проделывая «лучи», выворачивая из-под снега хворост (этот отдельно, он влажный), обламывая торчащие над сугробами веточки (эти точно сухие — их тоже отдельно). Но больше всего его интересовали стебли травы и пучки сухого мха. Всегда есть места, куда не попадает дождь и снег, куда не проникает сырость: дупла, норки под корнями, места под толстыми старыми бревнами. Там чуть-чуть, тут чуть-чуть… Глядишь, горсточку хорошей растопки и набрал. А сверху — тонких сухих веточек, и веточек потолще. Валежник пойдет в последнюю очередь, очищенный от снега и проверенный на сухость. Сырой, впрочем, тоже сгодится — но когда костер заполыхает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});