Читать интересную книгу Господь - Романо Гвардини

В этой связи можно было бы сказать еще многое. Например, о том, как христианин воспринимает свою судьбу со всем тем тяжелым, несправедливым и возмутительным, что в ней заключено и с чем не в силах сладить никакая мирская рассудительность, никакая покорность судьбе и никакая философия, если только они остаются честными. Справиться с этим можно, только если есть опора вне этого. Но такая точка опоры не может быть создана нами самими, она должна быть дана. И она дается благовествованием о Провидении и о царящей повсюду любви, например такими словами: «Знаем, что любящим Бога все содействует ко благу» (Рим 8.28).

Но все это означает постоянный отказ от естественного стремления к безопасности, независимости и самооправданию, постоянную самоотдачу, предание себя Тому, Кто говорит свыше, -иными словами, следование за Христом.

Пока человек не решается на это, он не находит себе покоя. Он замечает, как проходит жизнь, и тщетно спрашивает, на что же уходят его усилия. Он может стремиться к нравственному идеалу, но в конечном итоге все равно окажется либо растерянным, либо самодовольным. Он будет трудиться и убеждаться при этом в том, что никакое творчество не приносит покоя его сердцу. Он будет заниматься наукой и не продвинется дальше вероятного, - разве что бдительность его духа ослабеет, и он станет принимать желаемое за действительное, а вероятность - за истину. Он будет бороться, выдвигать идеи и претворять их в жизнь - и однажды поймет, что миллионы людей уже занимались до него и будут заниматься после него тем же самым и что он достиг лишь того, что вечно рассыпающийся песок существования на краткий миг принял некую мимолетную форму. Он будет искать какой-то религии и вместе с религией поставит под сомнение весь мир. Мир есть нечто целое. В нем все взаимосвязано. Все проходит. Ничто в отдельности не приносит никакой пользы, ибо мир в целом стремится в сторону от Бога. Безусловный смысл есть только в одном: найти ту точку, откуда возможно возвращение к Нему, -а ее дает Христос.

И еще нам нужно осознать, что само наше христианское бытие должно все время возникать заново. Ибо то новое, что является верой, входит в нас не как нечто готовое, упавшее с неба. Дело в том, что верующий - это я. Вера возникает из моих жизненных сил, из моего сердца, из моего духа. Душой и телом я живу в вере - а это означает, что в этой вере опять-таки присутствует мир, который стремится прочь от Бога. Как если бы, с одной стороны, стоял я, верующий, а с другой - падший мир. Но это не так: вера должна осуществляться в реальности мира, в моем живом бытии. А оно беспрестанно стремится опрокинуть самое веру, отвлечь ее от Бога и превратить в гарантию моего самоутверждающегося мирского существования.

Горе мне, если я скажу «я верую» и почувствую в этой вере самоуспокоенность. Тогда мне угрожает отпадение (1 Кор 10.12). Горе мне, если я скажу «я христианин», косо поглядывая, чего доброго, на других, которые по моему мнению, не таковы, или на эпоху, противоречащую христианству, или на какое-либо противоположное культурное течение. Тогда мое христианское бытие рискует оказаться не чем иным, как религиозной формой моего личного самоутверждения. Неверно, что «я - христианин»; я на пути к тому, чтобы стать таковым, если Бог мне это дарует - не в виде обладания чем-то или, тем более, для осуждения других, но в форме движения. Быть христианином я могу, только если во мне сохраняется сознание опасности отпадения. Глубочайшая опасность не в том, что моя воля спасует перед какой-либо задачей - это она может осознать с Божией помощью и снова взять себя в руки, - но в том, чтобы воля сама по себе не стала нехристианской. А эта опасность проявляется больше всего тогда, когда воля кажется самой себе достаточно твердой. Ничто не дано мне навсегда и наверняка все только как начало, как движение, все в форме становления, доверия, надежды и просьбы.

13. Прощение

Предпоследняя просьба молитвы Господней гласит:

«Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф 6.12). Так сказано у Матфея; Марк продолжает ту же мысль дальше: «И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши» (Мк 11.25). А Матфей непосредственно вслед за молитвой Господней говорит: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф 6.14-15).

Таким образом, прощение наших грехов Богом теснейшим образом связано с тем, согласны ли мы прощать другому человеку причиненную нам обиду. Впоследствии та же мысль получает дальнейшее развитие. После слов Иисуса о братском наставлении на истинный путь сказано: «Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Мф 18.21-22). Прощение должно быть не чем-то случайным, но неотъемлемой частью существования, оно должно стать постоянным настроем одного человека по отношению к другому.

Чтобы объяснить Своим слушателям, что речь здесь идет о самом важном и что лицо человека перед Богом определяется тем, как он относится к другому, провинившемуся человеку, Иисус сразу же рассказывает о царе, собирающем долги: этот царь велит проверить записи, находит у одного из слуг огромную недоимку и приказывает взять в залог его имущество, и семью, и его самого для покрытия долга. Тот просит пощады, и его государь, будучи великодушен, прощает ему долг. Но едва успев уйти, слуга встречает товарища, задолжавшего ему намного меньшую сумму. Он тут же набрасывается на него, не принимает во внимание ни извинений, ни просьб и передает его долговому правосудию, которое в древности было ужасающе жестоко. Царь узнает о случившемся, приходит в сильный гнев при виде такой бесчувственности и приказывает подвергнуть этого человека тому самому наказанию, на которое тот обрек своего должника. Вывод же гласит: «Так и Отец Мой небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его» (Мф 18. 35).

Если здесь речь идет о случае, когда тот, кто поступил с нами несправедливо, признает это и хочет загладить свою вину, то ранее в той же главе говорится о человеке, который не сознает своей вины или не хочет в ней сознаться. О таком человеке, говорит Иисус, ты должен позаботиться. Нанесенная тебе обида не должна породить в тебе злопамятство и чувство собственного превосходства. Ты должен сделать все возможное, чтобы другой осознал свою вину и попытался исправить положение. Это будет нелегко. Если ты подойдешь к нему как человек, стоящий нравственно выше его и милостиво к нему снисходящий, как классный наставник или проповедник, отстаивающий к тому же свои права, если есть в тебе эта «фарисейская закваска» (Мф 16.6), то другой не почувствует ничего, кроме твоего высокомерия. Его сопротивление твоему требованию подкрепится и прикроется той обидой, которую ты ему действительно наносишь своим отношением, и конец будет хуже начала (Мф 12. 45). Поэтому, если ты хочешь осуществить то, чего требует Христос, ты должен сначала преодолеть реакцию собственного сердца на причиненную обиду -раздражение, желание быть правым - и стать подлинно свободным. Ты должен простить до глубины души и обратиться к подлинному «я» другого человека, тому «я», которое подавляется его мятежным сердцем, - тогда ты создашь предпосылки для того, чтобы он прислушался к тебе. Если ты так поступишь, то принесешь ему освобождение и снова обретешь своего брата (Мф 18.15).

Таково великое учение Иисуса о прощении, настойчиво Им повторяемое и являющееся неотъемлемой частью Его учения о жизни. Чтобы понять его действительную сущность, углубимся в него постепенно и так дойдем до самого его ядра.

Что должен человек преодолеть в себе самом, чтобы действительно простить?

На низшей ступени, в сфере животного существования, - чувство, что имеешь дело с врагом. Оно есть и у животных. Оно распространяется до тех пределов, которых достигает уязвимость жизни. Живые существа устроены таким образом, что сохранность одного - угроза для другого. Так же обстоит дело с человеком, которого грех глубоко втянул в это состояние борьбы за существование. Другой, причинивший мне вред или отнявший у меня нечто ценное, - мой враг... Против него подымаются исконные чувства недоверия, страха, отталкивания. Я стараюсь защититься от него. Мне легче защищаться, если я сохраню чувство, что он опасен, если мой инстинкт не будет доверять ему и я все время буду готов нанести удар...

А прощение означает, что я отказываюсь от защитной реакции, от естественной ненависти, которая кажется мне такой оправданной и позволяет чувствовать себя в безопасности... Для этого я должен преодолеть страх и рискнуть остаться беззащитным, зная, что самое главное во мне неуязвимо для врага. Это, конечно, не означает, что я должен предаваться иллюзиям относительно опасности, которую представляет собой тот, кто хочет мне зла, и само собой разумеется, что я должен делать все, что нужно, для защиты, быть бдительным и решительным. Речь идет здесь об ином, более глубоком, - о прощении. А оно предполагает мужество, возникающее из глубинного чувства защищенности, - и чаще всего это чувство оправдывается успехом, потому что истинно прощающий сильнее боящегося и ненавидящего.