конца НЭПа
Первым ударом Ленина по церкви был «Декрет о национализации земли» 8 ноября 1917 года, за которым последовал целый ряд разъяснений, что под декретом имеется ввиду и конкретная конфискация земельных угодий у церкви. Как известно, от этих угодий кормилось монашество и приходское духовенство, а также в значительной степени многочисленные церковные благотворительные учреждения, церковные учебные заведения и пр. Но самым большим ударом по церкви был ленинский декрет от 20 или 23 января (по старому стилю) 1918 года «Об отделении церкви от государства и школы от Церкви». Декрет лишал Церковь юридического статуса и прав юридического лица, в том числе права владения какой-либо собственностью. Собственно говоря, в глазах советского государства Церковь как организация из-за этого декрета прекращала свое легальное существование. Декрет признавал лишь группы верующих граждан, которые имели право ходатайствовать перед местными советскими властями о предоставлении им в бесплатную аренду помещения для совместных молитв. Этот декрет полностью опирался на учение Маркса о том, что любой институт нематериальной культуры является надстройкой на материальном базисе.
В это время в Москве заседал первый с XVII века Поместный собор духовенства и мирян, который разработал условия существования церкви в секулярном мире XX столетия, восстановил активную роль мирян в церкви, в общем, сделал очень много для очищения церкви от болезненных наростов имперского периода, когда церковь была насильственно превращена в государственное «Ведомство православного исповедания», подчиненное государственным чиновникам.
324
Собор отправил делегацию в Кремль с предъявлением протеста по поводу декрета от 23 января. В Кремле делегацию успокоили заверением, что в комиссию по проведению декрета в жизнь будут приглашены представители церкви. Это было очередным ленинским обманом. Вместо обещанного, в течение 1918 года было выпущено несколько государственных инструкций по конфискации всего церковного имущества, в том числе и церковных вкладов в банках. Одновременно начались расправы с духовенством, хотя в течение Гражданской войны и Военного коммунизма формально ленинское правительство могло списать эти расправы на местную инициативу, поскольку, помимо упомянутого декрета и причисления духовенства к статусу бесправных лишенцев, единственным проявлением централизованного гонения на церковь в годы Военного коммунизма был ленинский декрет о вскрытии мощей и передаче их в музеи, что противоречило и декрету 23 января 1918 года, и первой советской Конституции того же года, в которой говорилось о полном разделении Церкви и государства и о свободе антирелигиозной и религиозной пропаганды. Как бы то ни было, но убийства начались уже в декабре 1917 года — первой жертвой пал приехавший из Америки священник-миссионер Александр Кочуров, убитый в Петрограде толпой красноармейцев 8 декабря 1918 года, затем 26 января 1918 года митрополит Киевский Владимир был убит кучкой бродячих большевистских матросов — оба канонизированы как ново-мученики. Уничтожение духовенства приняло массовый характер: с июня 1918 года и до конца Военного коммунизма (март 1921 года) погибло уже не менее 28 архиереев, 102 приходских священника, 154 дьякона, 95 монашествующих обоих полов и более 12 тысяч мирян, по-видимому, сопротивлявшихся тем или иным видам гонений на их приходские храмы. Как было сказано выше, декрет от 23 января согласно Карлу Марксу должен был привести к полному отмиранию церкви — «надстройки», лишенной своей материальной базы. Однако благодаря заботе о церкви преданного ей меньшинства народа священнослужители не погибли от голода, а миряне сохранили большинство храмов путем взятия их в аренду у местных советских властей под свою ответственность.
325
Уже в 1921 году в советской печати появились признания, что «в отдельных местах» происходит религиозное оживление. Церкви наполняются верующим народом, часто неофитами, особенно в городах. Иными словами, Маркс в очередной раз «подвел» Ленина: даже лишенная материальной и юридической базы церковь не подавала признаков отмирания. На самом деле в те первые послереволюционные годы, особенно после ужасов Военного коммунизма в Церковь вернулось достаточно много левой интеллигенции — в прошлом марксистов и народников. Это было не проявлением некоего примитивного политического протеста, а результатом глубинной переоценки ценностей. Дело в том, что марксизм как законченная и всеобъемлющая мировоззренческая доктрина обладает всеми чертами религии — религии языческой, обожествляющей преходящие ценности (материю, «железные» законы экономического детерминизма...), но все же религии. Поэтому разочарование в марксизме и его идолах логически ведет человека от материализма к метафизике, к богоискательству и часто приводит в Церковь.
Эту опасность видело и большевистское руководство. Так появляется новая антирелигиозная политика эпохи НЭПа, которую можно «окрестить» как политику «разделяй и властвуй». Преследуются в это время только Православная и Римско-католическая церкви. Первая как пережиток царского режима, как реакционно-монархическая организация, якобы связанная с белой эмиграцией и с попытками восстановления старого режима. Заявление патриарха Тихона от 8 октября 1919 года о гражданской лояльности церкви к новой власти и запрете священнослужителям активно поддерживать белых и вообще вмешиваться в междоусобную войну советской властью игнорируются. Католическая же церковь преследовалась как агентура враждебных государств — Польши и Ватикана. Обеим церквам отказано в регистрации в отличие от протестантских сектантов, мусульман и иудеев. Правда, положение иудеев становится очень двойственным. В гражданском плане евреи пользуются некоторыми привилегиями как национальность, подвергавшаяся притеснениям при старом режиме. Для обеспечения культурных и прочих потребностей евреев при каждом парткоме создаются так называемые евсекции.
326
Но в функции тех же евсекций входит борьба против иудейской религии, секуляризация еврейской культуры, запрет на древнееврейский язык как язык «реакционный», поскольку это язык Библии. Поскольку еврейская диаспора во всем мире держалась именно общностью религиозной культуры и на этом основанной внутренней солидарностью, тот факт, что теперь синагоги закрывались насильственно «своими же» евреями, вело к внутренней деморализации и распаду советского еврейства. Одновременно его обособленный статус с особыми правами раздувал антисемитские настроения у неевреев. Это тоже было частью политики «разделяй и властвуй».
Но, чтобы убедить мир в том, что по религиозному признаку преследований нет, Ленину нужна была альтернативная «Православная церковь», абсолютно преданная советской власти и воспевающая ее цели, как соответствующие христианству. В это время страну охватил страшный голод, на который еще в 1921 году первым откликнулся патриарх, призвав верных и храмы жертвовать на спасение голодающих все, что у них есть. Кроме того, поскольку патриарх до 1907 года был главой миссионерской епархии Северной Америки, он обратился за помощью к предстоятелям основных религиозных организаций Америки. Сначала Советское правительство одобрило действия патриарха, но Ленину совсем не импонировало, чтобы Церковь предстала в таком положительном виде в глазах народа. Во-первых, патриарху было приказано закрыть церковный Помгол и передать все собранные средства в Государственный комитет помощи голодающим. Патриарх выполнил и это требование и