К его возвращению Гас успел соорудить для Длинноногого из старой рубашки повязку на глаза и теперь тщательно примерял ее, ибо малейший лучик света вызывал у Длинноногого нестерпимую боль, и тот тихо постанывал. Они доели остатки конины и частенько останавливались попить из луж, и там и сям блестевших на равнине. К концу дня Калл подстрелил гуся, плававшего в одной такой луже.
— Этот отбившийся от стаи гусь, вероятно, болен, — предостерег их Длинноногий, но они решили все равно его съесть.
Затем они наткнулись на ручеек, по берегам которого росли кусты и невысокие деревья, и смогли наломать там дров для костра. Запах жареной гусятины раздразнил их до такой степени, что они не усидели на месте и захотели сорвать еще не готового гуся с палки, на которой он жарился, но все же желание полакомиться как следует приготовленным гусем пересилило их порыв. Длинноногий, который хоть и не видел гуся, но чуял запах, несколько раз переспрашивал молодых рейнджеров, не готова ли птица к употреблению. Они начали есть еще не совсем зажарившегося гуся, он казался им вкуснее любой другой птицы, какую только приходилось ранее пробовать. Длинноногий даже ломал и раскалывал кости, чтобы добраться до костного мозга.
— Костный мозг — это масло горцев, — объяснил он. — Попробовав его однажды, перестаешь понимать, чего это ради люди так усердно взбивают масло. Гораздо лучше и проще просто разбивать кости.
— Да, но костей может и не быть, — ответил Гас. — Кости могут еще находиться внутри животного.
Длинноногий все еще держал глаза подальше от света и тщательно следил за повязкой, но уже больше не стонал.
— А что бы ты делал, Длинноногий, если бы навсегда ослеп? — спросил Гас.
Калла заинтересовал этот вопрос, но он все же счел его неуместным. Длинноногий Уэллейс всю свою жизнь изучал и разгадывал загадки дикой природы, проблема жизни и смерти нередко зависела лишь от остроты его зрения. Среди девственной природы слепой долго не протянет. Длинноногий больше не сможет быть следопытом — ему, видимо, придется оставить должность разведчика в отряде.
— Думал, что меня минует участь ходить с обожженными глазами, — произнес Длинноногий.
Гас больше ничего не спросил, и молчание повисло в воздухе. Длинноногий соображал несколько минут и только затем высказал свое мнение.
— Если я ослепну, то прощай, прерии, — сказал он. — Думаю, тогда я двинусь в какой-нибудь городишко и заведу там публичный дом.
— Почему вдруг публичный дом? — удивился Гас.
— А вот почему: товар я тогда видеть не смогу, но почувствовать его сумею, — ответил Длинноногий. — Чувствовать, ощущать запах и щупать. Мне доводилось бывать в борделях, когда я наливался вусмерть и ничего не соображал, — добавил он. — И тогда тебе не обязательно любоваться проститутками.
— Раз уж зашла речь о проститутках, то мне интересно, а каковы они в Санта-Фе? — спросил Гас.
Умяв свою долю гусятины, он воспрянул духом и уверился, что самое худшее осталось позади. Он даже стал спорить с Каллом и утверждать, что гуся удалось так легко подстрелить потому, что это был домашний гусь, улетевший с какой-то фермы, расположенной поблизости.
— Нет, — настаивал Калл, — это был больной гусь. Поблизости никаких ферм быть не может. Тут слишком сухо, как в пустыне.
И все же, несмотря на скептицизм друга, Гас принялся мечтать о прелестях Санта-Фе, где без всякого сомнения должны быть проститутки.
— Если мы даже уцелеем и доберемся туда, все равно ты не сможешь раскошелиться на проститутку, — напомнил ему Длинноногий.
— Думаю найти там себе работенку, пока не появится полковник, — размечтался Гас. — Еще мы можем грабить мексиканцев и тогда у нас заведется куча денег.
— Не знаю, появится ли там полковник, — ответил Длинноногий. — Скорее всего он погибнет от голода или уже повернул отряд назад.
Ночью их лошадь украли. Все трое находились в таком жалком положении, что даже не догадались выставить дозорного. Наевшись гусятины, они пришли в благостное состояние духа. По правде говоря, лошадь стала никудышной. Она так и не оправилась после бешеной погони за бизоном. Дыхание у нее нарушилось, и она еле тащилась с Длинноногим в седле. Но, так или иначе, она оставалась у них единственной еще на долгий и неизвестный путь. Они рассчитывали съесть ее, если вскоре не наткнутся на какое-нибудь поселение. Гусь — неожиданный подарок — другого такого может и не быть.
Вечером Калл поковылял к лошади, чтобы проверить, не забрела ли она слишком далеко, где легко могла бы пропасть. Они назвали коня Лунный Свет из-за его светлого окраса. Укладываясь спать, Калл слышал, как Лунный Свет невдалеке щиплет траву — он решил, что все в порядке и спокойно уснул. Пробудившись, он отправился проверить лошадь, но она пропала, валялись лишь перерезанные путы. Теперь все трое остались одни в диких прериях.
— Пошли по следам конокрадов, может, они недалеко ушли, — сгоряча предложил Длинноногий, но тут же вспомнил, что ослеп. Глаза, правда, резало заметно меньше, но он все же не решался снять повязку.
— Если вор подошел вплотную к Лунному Свету, то он свободно мог убить и нас, — заметил Калл.
Ловкость, с которой индейцы воровали лошадей, продолжала удивлять его. Он всегда спал очень чутко — при малейшем шорохе сразу же просыпался. Но тут конокрад не раз проходил мимо него всего в нескольких шагах, а он даже и не чувствовал, что кто-то идет совсем рядом.
— Проклятие, жаль что вы, ребята, не знаете, как выслеживать похитителей, — с горечью в голосе произнес Длинноногий. — Думаю, что это был Брыкающийся Волк. Горбун вряд ли преследовал бы нас так далеко из-за одной лошади. Брыкающийся Волк более упорен.
— Слишком уж упорен, черт бы его побрал, — выругался Гас. Он чувствовал себя униженным. Краснокожие опять обвели его вокруг пальца.
— Во всем они одерживают над нами верх, — добавил он. — Но настал и наш черед облапошить их хоть в чем-то.
— В чем же дело, мы запросто можем опередить их в соревновании: кто скорее сдохнет с голоду, — съязвил Длинноногий. — Не знаю, в чем другом мы можем одержать над ними верх.
— Почему же они не укокошили нас? — спросил Калл.
— Сомневаюсь, что их было больше одного, и думаю, что это все же Брыкающийся Волк, — утверждал Длинноногий. — Конокрадство требует тишины, а вот убийство людей — тут без шума не обойтись. Он мог бы разбудить кого-то из нас и его могли прикончить.
— Слишком долго пришлось ему шастать за нами, чтобы увести всего одного коня, — заметил Гас. Он никак не мог успокоиться оттого, что их так легко одурачили.
— Брыкающийся Волк помешался на кражах лошадей, так же, как ты помешался на проститутках, — объяснил ему Длинноногий. — И он пойдет куда хочешь, лишь бы угнать лошадь.