Читать интересную книгу Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

— Даже краткий путь до корабля станет для меня великой освобождающей экспедицией.

— Да, нужно немедленно возвращаться на «Торментум», — сказал Жак. — Теперь, когда гидра ушла в варп, Карнелиану больше деваться некуда.

— Ты же старая, Мома Паршин, — с сомнением заметил Гугол.

— Я пойду за вами своими ногами, — пообещала та.

— А твоё животное «кошка»?

— Мин сохранит верность дому, а не мне.

— И ты любишь такое существо?

Старая женщина нырнула обратно в свою мягкую пещерку, чтобы побыть несколько мгновений с животным. Она погладила пушистый загривок, затем подхватила простую перемётную сумку с пожитками, вышитую символами верности.

— Я готова.

— Сейчас самое время, — сообщила Ме’Линди.

С верхних этажей вопили раненые. Пульты сыпали искрами, уже занимаясь огнём. Убитый горем толстый мажордом рвался в палату. Охрана спорила. Лучше отвлечь внимание человек-арлекин просто не мог.

По пути к вокзалу труботранспорта Жак отправил Гримму воксом распоряжение вынести из номера отеля всё, что сможет, расплатиться, если потребуют, и встретить их у «Торментума».

В какой-то момент путешествия дряхлость Момы Паршин взяла своё. Слабой и отрезанной от быстро меняющегося окружения — а, может, ошеломлённой им, — ей потребовалась направляющая рука. Ме’Линди некоторое время практически несла её на руках. Затем старая женщина собралась с силами и зашагала дальше сама, налегая на посох.

Даже по меркам кораблей, способных садиться на поверхность миров, «Торментум Малорум» был исключительно гладким и обтекаемым, чтобы как можно скорее преодолевать атмосферу. Лишь варп-стабилизаторы заметно выступали из корпуса, но и тем была ловко придана форма крыльев.

Внутри судно никоим образом не напоминало берлогу с сокровищами или сераль вольного торговца. «Торментум» был погребальным храмом Повелителя Человечества, мрачным и траурным.

Отделкой внутреннее пространство напоминало чёрные катакомбы. Узкие коридоры соединяли каюты с койками или полками с комнатами-криптами с инструментами или машинами. Стены, потолки и полы были выложены гладким обсидианом и гагатом с вырезанными рунами, сокровенными молитвами и священными текстами. В нишах, каждая — со своей электросвечой, изображения уродливых врагов человечества словно корчились в языках пламени. Эти огни, трепеща, многократно отражались в тёмных, глянцевых поверхностях, отчего стены казались пустотой космоса — обращённой в камень — со звёздами и расплывчатыми мазками туманностей, мерцающими внутри. Немногочисленные иллюминаторы обычно были закрыты ухмыляющимися злобно масками демонов.

Одна переборка представляла собой огромный барельеф, изображающий героический облик Императора, попирающего тело архипредателя Гора. Совсем не похожий на ту иссохшую, но не умирающую фигуру, что сидела в самом сердце своего трона среди леса трубок и проводов. Практически мумию, живой труп, который не может шевельнуть даже пальцем (да и остались ли у него пальцы или хотя бы костяшки пальцев в этой мешанине медицинской аппаратуры?). Однако разум Повелителя по-прежнему достигал дальних далей.

Жак часто молился у барельефа. Весь декор корабля служил укреплением его веры.

Что же касается спутников Жака… Ме’Линди относилась к «Торментуму» с непроницаемым безразличием, а Гримму коридоры и крипты напоминали родные шахты и богатые углём пещеры. Коротышка бродил по кораблю и довольно бубнил, оживляя в памяти героические сражения со свирепыми орками в тесноте подземных цитаделей.

Гугол в полёте то ли общался сам с собой на приглушённых тонах, то ли просто напевал что-то — трудно сказать. Сперва Жак думал, что навигатор болтовнёй или пением пытается поддержать вой двигателей, который иногда сбивался, но теперь догадался, что тот просто перечитывает свои стихи, шлифуя старые и сочиняя новые. «Мрак. Могила. Смерть».

Мома Паршин внимательнейшим образом изучила своё новое окружение. Пусть оно было более ограниченным, но астропат тем не менее объявила его «исполненным пространственными возможностями» — возможностями посетить другие — какие угодно — места Галактики.

Гримм, когда прибыл, отнёсся к старой женщине с шутливым почтением.

— Сто или двести? Не так уж и много! Я вот проживу не меньше трёхсот…

— А ума так и не наберёшься, — мимоходом заметил Гугол.

— Ха. Чем короче тело, тем длиннее жизнь, так я считаю.

— Может, тогда стоит вывести породу людей таких, чтобы жили миллион лет.

— Зелен виноград, Виталий! Ты постарел раньше времени. Это всё из этого твоего варпования.

— Это мой дар, салага. Это не значит, что я умру раньше времени просто потому, что моё лицо несёт отпечаток профессии.

— «Морщины несёт» — вот правильное слово. Ладно, я-то думал, ты хотел удалиться на какой-нибудь астероид, чтобы стать бардом. Когда ты повеселишь нас одним из своих словоизвержений, кстати?

Гугол лениво отмахнулся.

— Ты когда-нибудь сочинял элегии? — неожиданно спросила Мома Паршин. — Погребальные песни? Для похорон?

— Для вас, дорогая леди, — галантно ответил Гугол, — я могу попробовать, хотя это не мой обычный стиль.

— Ха, а для меня? — запротестовал Гримм. — Что я хотел сказать, Виталий — к чему я подвожу кружным путём — что я был бы весьма признателен, иными словами, ну…

Коротышка сорвал с головы фуражку, смял и откашлялся.

— Эпическую балладу о сквате Гримме, который помог сокрушить гидру. На старость. Я научу тебя форме и размеру строф. Понимаешь, если я проживу триста лет, я стану живым предком, а у предка должна быть своя эпопея за пазухой. Если я проживу пятьсот лет… — Он смущённо ухмыльнулся, — то, наверное, стану псайкером. О, Мома Паршин, в этом отношении вы уже стали живым предком. Полагаю, для настоящего человека у вас приличный возраст.

— Приличный? — откликнулась та недоверчиво. — Ты считаешь, что быть псайкером — благословение? Мой дар лишил меня абсолютно всего.

— Эти лишения — тема для вашей элегии? — спросил Гугол.

— О нет. О нет, — Мома Паршин не стала углубляться. — Сколько тебе лет, Гримм?

— О, не больше пятидесяти. Это — стандартных имперских лет.

— А скачешь, как резиновый мячик, — засмеялся Гугол. — Может, тебе и правда нужна эпопея — о простодушии.

— Да, я салага, верно. Умный салага — это тоже верно. Но, — и он глянул по-щенячьи на Ме’Линди, — на сердце у меня бывает тяжело.

Ме’Линди насупилась:

— У меня тоже. Но по другим причинам.

Она сразу избавилась от тряпок чувственной любовницы и сейчас была облачена в облегающую чёрную тунику убийцы.

Жак тоже сбросил щёгольское барахло торговца и надел чёрное облачение с орнаментом и капюшоном, принятое в Ордо Маллеус.

Вместе с Гуголом в эффектно рифлёном корабельном костюме из чёрного шёлка, все трое казались троицей хищных летучих мышей, которые затмевали фальшивый звёздный космос стен, словно густые голодные тени пожирали ночных светлячков.

Мома Паршин погрузилась в полутранс:

— Предупреждаю: человек, называемый Карнелиан, спешит в свой космопорт.

Неделю спустя, в погоне за «Покровами света» — не пытаясь поймать Карнелиана, а только следуя за ним — «Торментум Малорум» вышел в океан Хаоса — варп-пространство.

Только тогда Мома Паршин сообщила Жаку:

— Я всё равно отправила послание.

— Какое послание?

— Твоё послание на Виндикт-5. Я его отправила ещё в Василарёве.

— Верни его! — крикнул Жак. — Отмени!

Незрячая, она улыбнулась слабой и необычной улыбкой: она не видела улыбки, на которую могла равняться, с девичества, и зеркало ей тоже не могло в этом помочь.

— Отсюда, из варпа? Это невозможно.

Говорит она правду? Жак не знал.

— В таком случае, выйдем обратно в нормальное пространство.

— И потеряем след Карнелиана? Пока мы возимся в обычной вселенной, его корабль в варпе уйдёт вперёд — и я его перестану чувствовать.

— Наверняка, ты можешь передать сообщение из варпа.

— Я точно не знаю как, инквизитор. Подобного опыта у меня, в общем-то, в жизни не было. А если меня этому и учили, я давно уже позабыла. Вспомни: большую часть жизни я провела взаперти в покоях губернатора. Я не вкушала радости путешествия среди звёзд. Поэтому, даже если я попытаюсь, эта задача потребует от меня полной концентрации. Я могу легко потерять след.

— Ты лжёшь!

— Пытки, — равнодушно сказала она, — непременно повредят моим способностям.

Жак пожалел, что она упомянула такой вариант. Пытать в варпе, уж кого-кого, а сильного астропата — это чистое безумие. «Торментум», может статься, не настолько крепко защищён от зла: что скорее пробьёт мембрану между реальностью и Хаосом, чем ментальные вопли боли? Чем ещё быстрее привлечь внимание… гиен Хаоса?