– Та же самая мысль пришла в голову и мне.
– А, вспомнил. Я действительно выходил два раза.
– Ясно.
Он взял ручку и нагнулся над столом, постукивая ручкой по указательному пальцу левой руки.
– Сегодня вечером кто-то похитил каску у полицейского Оутса, – сообщил он, меняя тему.
– Да что вы!
– Представьте себе. К сожалению, он не разглядел злоумышленника.
– Не разглядел?
– Нет. В тот миг, когда совершалось преступление, он сидел к негодяю спиной.
– Конечно, трудно разглядеть злоумышленника, если сидишь к нему спиной.
– Что верно, то верно.
– Да уж.
В разговоре наступила пауза. И хотя мы вроде бы соглашались друг с другом по всем пунктам, я по-прежнему чувствовал, что обстановка напряженная, и попытался разрядить ее байкой, которую помнил еще со времен in statu pupillari.[993]
– Так и хочется спросить: «Quis custodiet ipsos custodes?» Что скажете?
– Прошу прощения?
– Это так древние римляне шутили, – объяснил я. – Quis – кто, custodiet – охранит, ipsos custodes – самих стражников. Довольно смешно, я считаю, – продолжал я, разжевывая шутку, чтобы его скудный умишко мог наконец уразуметь смысл, – человек охраняет людей, чтобы у них никто ничего не украл, а кто-то приходит и грабит самого охраняющего.
– А-а, теперь понял. Что ж, могу допустить, что человек с определенным складом ума способен усмотреть в произошедшем нечто забавное. Но уверяю вас, мистер Вустер, что я как мировой судья не разделяю подобную точку зрения. Я подхожу к делу со всей возможной серьезностью, и, когда преступник будет пойман и взят под стражу, я использую все доступные мне средства, чтобы добиться от него признания моих взглядов единственно правильными.
Мне все это очень не понравилось. Охватила неожиданная тревога за судьбу старого друга Линкера.
– Скажите, а какое наказание его, по-вашему, ждет?
– Ценю вашу любознательность, мистер Вустер, но в данный момент я не готов поделиться с вами моими соображениями. Могу только сказать, повторив слова покойного лорда Асквита: поживем – увидим. Возможно, вы очень скоро сможете удовлетворить свое любопытство.
Мне не хотелось бередить старые раны, я всегда был склонен считать, что пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов, однако подумал, что подсказка не повредит.
– Меня вы оштрафовали на пять фунтов, – напомнил я.
– Вы уже изволили сообщить мне об этом нынче, – ответил он и облил меня холодом сквозь стекла пенсне. – Но, если я правильно понял, нарушение закона, которое привело вас ко мне, на скамью подсудимых в полицейском суде на Бошер-стрит, было совершено вечером в день ежегодных Гребных гонок между восьмерками Оксфордского и Кембриджского университетов, когда власти по традиции смотрят сквозь пальцы на некоторые вольности. В нынешнем деле не существует смягчающих вину обстоятельств. И когда я буду судить преступника, нагло похитившего у полицейского Оутса государственную собственность, он, без сомнения, не отделается всего лишь штрафом.
– Неужели в тюрьму посадите?
– Я сказал, что не готов делиться с вами моими соображениями по этому поводу, но уж коль скоро мы зашли с вами достаточно далеко в обсуждении дела, что ж, поделюсь. На ваш вопрос, мистер Вустер, я могу дать лишь утвердительный ответ.
Гробовое молчание. Он по-прежнему стучал концом ручки по указательному пальцу, а я, если память мне не изменяет, принялся поправлять галстук. Расстроился я ужасно. Бедняга Линкер, его вот-вот заключат в темницу, ведь я его друг, меня кровно волнует его судьба, его карьера, как тут не волноваться. Ничто так не мешает продвижению священника вверх на избранном им поприще, как отбывание срока в каталажке.
Бассет положил ручку.
– Ну-с, мистер Вустер, вы, кажется, хотели поведать мне, что привело вас сюда?
Я слегка вздрогнул. Не подумайте, что я забыл о миссии, которую явился выполнить, просто все эти малоприятные разговоры отодвинули ее на периферию сознания, и столь грубое напоминание о ней немного травмировало меня.
Я понимал, что, прежде чем приступить к главному, необходим предварительный обмен репликами. Если отношения между двумя собеседниками натянутые, не может один из них просто брякнуть другому, что хочет жениться на его племяннице. Конечно, если он обладает чувством такта, а Вустеры тактом всегда славились.
– Ах да, конечно. Спасибо, что напомнили.
– Не за что.
– Мне просто захотелось заглянуть к вам и поболтать.
– Понятно.
Теперь нужно было деликатно подойти к теме, и я этот подход нашел.
– Скажите, мистер Уоткин, вы когда-нибудь задумываетесь о любви? – Это я положил первый мяч, удар по которому, как я надеялся, приведет к доверительному разговору.
– Простите, о чем?
– О любви. Вам доводилось размышлять об этом предмете?
– Вы что же, пришли ко мне болтать о любви?
– Да, именно о ней. Не знаю, заметили ли вы одну удивительную особенность – она буквально окружает нас. От нее никуда не скрыться. От любви то есть. Куда ни повернись, она тут как тут, переполняет все живое. Совершенно поразительно. Возьмите, к примеру, тритонов.
– Мистер Вустер, вам, кажется, нехорошо?
– Нет, благодарю вас, я отлично себя чувствую. О чем бишь я? Ах да, о тритонах. Вы не поверите, но Гасси Финк-Ноттл рассказывал мне, что в сезон спаривания они влюбляются как безумные. Выстраиваются в ряд и буквально часами машут хвостом перед своими избранницами. Так же и морские звезды. Подводные черви от них не отстают.
– Мистер Вустер…
– И даже, как утверждает Гасси, ленточные водоросли. Вы удивлены? Я тоже удивился. Но он уверяет, что это истинная правда. Убей меня Бог, если я смогу вам объяснить, на что надеется влюбленная морская водоросль, но в полнолуние она явственно слышит зов любви и откликается на него всем своим существом. Наверно, ее вдохновляет мечта, что ею будут восхищаться все остальные морские водоросли, которые, несомненно, испытывают на себе чары полнолуния. Как бы там ни было, я хочу