Читать интересную книгу Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Если так, то зачем он показал это Жаку?

— Дай-ка мне посмотреть на его шляпу, — попросил Жак.

Гримм вытащил из кармана измятый пурпурный комок и попытался придать ему более-менее похожую на шляпу форму.

Жак внимательно осмотрел кокарду. Она изображала голого младенца, сидящего на стилизованном облаке на фоне звезд, которыми служили крошечные камушки карнелиана или по-другому — сердолика. Младенец то ли дул, то ли кричал через сложенные рупором пухлые ладошки.

Ребенок был зефиром, духом ветра. Следовательно, это действительно была личная шляпа Зефро. Не считая этих звезд с кровавым оттенком, картинка казалась необычайно доброй и безвредной.

— Ну? — с нетерпением спросил Гримм.

Жак сорвал кокарду и спрятал в карман с чувством некоторого удовлетворения что, по крайней мере, хоть небольшой кусочек человека-арлекина находится в его руках.

— Он просто потерял шляпу. Здесь нет какой-то наводки. Она просто упала.

— Ха. По крайней мере, он сам не безупречен. А, Ме’Линди?

— Это должно меня утешить? — спросила она ледяным тоном.

Скват малость приуныл. Когда на его долю выпало освободить ее из пут гидры, получила его острая привязанность сокрушительный удар или же наоборот — подъем? Разве она не побыла у него, можно сказать, в объятиях? А теперь снова стала абсолютно чужой?

Жак задался вопросом, скольких же усилий стоило ей, сопротивляясь всепоглощающему удовольствию, задать пару вопросов своему мучителю и искусителю. Насколько сильно это перевернуло её сущность?

Много лет назад на скорбном Черном Корабле на пути к Земле Жак поцеловал одну девушку-псайкера. Её звали Оливия. Её несформировавшимся талантом было лечить раны; и ей суждено было умереть.

Оливия думала, что Жаку тоже была уготована подобная участь и он не стал её разубеждать в этом. Им было хорошо в объятиях друг друга. Они поцеловались, и ничего более.

Много позже Жак почувствовал, что предал Оливию. Возможно, его самоотречение от плоти началось именно тогда и там. А та женщина, к услугам которой он прибег на ледяном мире, будучи неоперившимся инквизитором? Женщина, которой он заплатил за то, чтобы познать те чары, что опьяняют мужчин и женщин? Он так и не спросил её имени. Опыт подвел его.

Он чувствовал, что сможет быть лишь с той женщиной, которая будет ему ровней — в профессиональном смысле, так сказать. Но как мало людей по всей галактике подходили под этот критерий! И если они соответствовали бы всем условиям, то были ли ему лишь потенциальными соперниками, конкурентами, даже в облике коллеги.

Так что остается одно: одиночество и долг.

Он начинал думать, что Ме’Линди как раз была человеком, который может… Человеком достаточно сильным, достаточно странным…

Жак заткнул мысль, словно открытую рану. Рану, нанесенную Карнелианом с разрушительной точностью. Но не потому, что арлекин осквернил Ме’Линди в глазах Жака, о нет, никаких таких презренных мыслей — а потому, что Карнелиан в качестве оружия использовал удовольствие, следовательно Ме’Линди отвергнет развлечения с любыми подобными удовольствиями; даже если она и почувствует вначале мимолетное желание поразвлечься, что было весьма сомнительно.

«Глупости! — подумал Жак. — Я реагирую на неё словно сходящий с ума от любви Гримм или мечтающий Виталий. Двойная глупость. Нападение Карнелиана на Ме’Линди одурманило меня».

И ее тоже…

— Мы оба должны мыслить очень ясно, — сказал он ей. — Мы не должны потакать своим чувствам.

Там, в поезде, Жак молился о просветлении.

Они нашли Гугола крепко связанным в изумрудном люксе с натянутым на голову кожаным мешком. Навигатор обделался и скулил от боли в онемевших конечностях. Глаз-экран пропал.

Гримм освободил Гугола, вымыл и сделал небольшой массаж. Распластавшись с несчастным видом на диване, навигатор шепотом рассказал о том, как силовой топор проделал в дверях дыру и как люкс заполнил сонный газ, и всё это произошло за считанные секунды. Гугол в недоумении глядел на дверь, которая казалась совершенно не тронутой. Нападавшие зачем-то заменили её. Чтобы поставить под сомнение слова Гугола? Или чтобы скрыть от посторонних глаз свое преступление?

— Вроде их было трое. Лиц я не видел, лишь слышал голоса, когда очнулся уже связанный. Делал вид, что всё еще нахожусь без сознания.

— Предположим, они догадались, что ты очнулся, — сказал Жак. — Вероятно, они заметили твои дерганья. Предположим, что они только и ждали, чтобы ты смог подслушать их разговор.

— Это не приходило мне в голову.

— Нет? Ну, у меня просто возникают подозрения, Виталий.

— Но, конечно же, не насчет меня, Жак? Вы же не думаете, что… Они проломили дверь, я клянусь!

— Да, да, я уверен, что они это сделали. И ослепили меня, украв экран. Что они хотели, чтоб я узнал?

— Ах, сейчас вспомню… Они вошли. «Теперь Драко не сможет увидеть, что творится в Василареве». И всё такое в то же духе. Они еще упоминали какие-то другие города, но я не расслышал, что они говорят, из-за мешка.

— Ме’Линди, — произнес как ни в чем не бывало Жак, что, учитывая ситуацию привело ее в боевую готовность. Он показал глазами.

Ей потребовалось мгновение, чтобы засечь муху-шпиона в одной из теней, прицелиться своим пальцевым лазером и испарить крошечное устройство наблюдения. Её точность оставалась на прежнем уровне.

— Время ловли мух, — сказал Жак, доставая из своего багажа детектор. Он провел им по люксу и устройство зачирикало, выявив еще четыре мухи-шпиона, с которыми быстро расправилась Ме’Линди.

— Вот теперь Карнелиан не сможет подслушать нас, — сказал он. — Я смогу спланировать нечто неожиданное.

— А снаружи: другие мухи? Куда бы мы не пошли?

— Несомненно.

— Может, использовать тарабарщину?

— Карнелиан может понять её.

— До этого он добрался до вас через таро. Может ли он подслушать нас через карту, Жак? Чувствовать, что ты думаешь?

— Если я активирую их. Очень может быть! Но в ином случае — сильно сомневаюсь. Я оставлю их инертными, даже если это закроет потоки будущего. О чем еще они болтали, Виталий?

— Больше я ничего не запомнил.

— Кстати, верный охранник, — вставил Гримм, — чем же ты, интересно, плодотворно занимался лежа без движения с мешком на башке?

— Я обдумывал способы убийства напавших на меня.

— Ха, это довольно неблагодарно, учитывая, что они-то оставили тебя в живых. Может ты просто проигрывал произошедшее с тобой в роли героя? Разве ты не фантазировал о том, что могло бы произойти, если бы у тебя был пистолет и ты смог бы задержать дыхание на какое-то время? Ах, держу пари, что, в конце концов, ты был бы поражен, внезапно обнаружив себя связанным необъяснимым образом.

Гугол вздохнул.

— Я бы их точно перестрелял. Сквозь варп водят не трусы. Что касается моего… приступа медитации… существуют некие психические дисциплины, которых, боюсь, тебе, Гримчик, не понять. Хотя я очень благодарен тебе за то, что втер жизнь в мои конечности.

— А еще поменял твое грязное нижнее бельё, — Гримм обнюхал свои короткие, но ловкие пальцы. Он проигнорировал коверканье его имени навигатором, вероятно, почувствовав на этот раз в его голосе нотки почти нежной благодарности. Почти.

— На самом деле, — признался навигатор, немного оживившись, — я сочинял поэму и довольно неплохую.

— Что? — спросил Гримм.

— Ты и вправду это сделал, Виталий? — в голосе Ме’Линди промелькнула нотка восхищения. — Моё уважение.

— Зачем? — в недоумении спросил скват. Со стороны Ме’Линди это была первая положительная реакция с момента унижения Карнелианом. — Мне тоже нравятся стихи, — с надеждой выдавил он из себя. — Мы поем множество эпических баллад — о наших войнах с грязными орками и лживыми эльдар. И все они весьма длинные. Нужен день или два, чтобы прочесть одну из них.

— Мои, как правило, довольно краткие, — сказал Виталий. — Стихи должны быть похожи на драгоценность, а не на пустую породу.

— Ха! Послушай-ка меня…

Были ли скват и навигатор на грани поэтического поединка, началом которому послужили слова Ме’Линди? Возможно, но она прервала его.

— Вся прежняя жизнь человека становится поэмой, когда он сочиняет предсмертную оду.

Жак не мог больше слушать:

— Гримм, я хочу, чтобы ты проник глубоко в недра Василарева в поисках еще одной гидры. Я уверен, что ты найдешь её внизу, там, где собираются подонки и отбросы общества.

— Если найду — мне её нарезать помельче?

— Нет, конечно! Просто доложить мне.

— Пойти должна я, — печально сказала Ме’Линди. — Мне надо искупить вину.

— Роль убийцы, — напомнил ей Жак, — состоит не в том, чтобы чувствовать угрызения совести из-за чего-либо. Я предпочитаю, чтобы ты осталась тут. Мне надо подумать.